Сражения Космического Десанта - Стив Паркер

Дальше имперец говорил, глядя прямо на меня.

— Всё в них было просто чудесно, но лучше, говорю я, лучше законная власть Императора Человечества, лучше цепи честного служения, чем чужацкий сапог на шее, замаскированный ложным равенством!

Бросив кусок мяса на стол, он откинулся в кресле, вздохнул и снова сложил пальцы на брюхе.

— Уверен, ксенос, что ты будешь очень разочарован моим ответом, но вот он: улей Хаирон не сдастся.

Когда Умелый Оратор кивнул, на его уникальном лице возникло изящное выражение, в котором сочеталось осознание и разочарование.

— Понимаю. Благодарю вас за эту встречу, — он встал и поклонился, держа руки крест-накрест на груди, по обычаю тау. — Если вам удастся пережить знакомство с нашими охотничьими кадрами, я надеюсь, что мы увидимся вновь, и ваше мнение к тому времени изменится.

С этим дипломат направился к воздушному шлюзу. Крикс последовал за ним, вертя головой по сторонам в поисках признаков засады. Затем двинулись Бу и я.

— Подожди! — крикнул Грюнкель, и Умелый Оратор остановился. — У меня есть вопрос к твоему рабу-человеку.

— Дж’тен? — попросил меня дипломат.

Я развернулся.

— Задавай, Грюнкель.

Отбросив его титул, я испытал огромное удовольствие. Имперцу это не досадило. Могу поспорить, он был прагматичным человеком, этот Грюнкель, и при этом не трусом. Я сочувствую подобным людям — конечно, он был настоящей свиньей, и тираном, но этого от него требовала система. Чиновник знал, что вполне может погибнуть. Что ему оставалось делать? Он решил рискнуть, и, к сожалению для него, поставил не на ту карту.

— Скажи мне, «Дж’тен», если тебя действительно так зовут: он говорил правду? Лучше ли тебе жить их рабом, чем подданным Императора?

Какое-то время я изучал его через визуальную систему шлема. Он отдалял нас друг от друга, этот технологичный интерфейс. Когда я так смотрел на Грюнкеля, имперец казался кем-то, никак не связанным с моей жизнью, даже смешным. В тот момент мне показалось, что я просто не мог жить так, как жил до тау’ва. Я почти поверил, что мое прошлое было кошмаром. Почти.

— А сам ты как думаешь? — ответил я Грюнкелю, после чего обратился к Оратору. — Предлагаю немедленно уходить, пор’эль.

Умелый Оратор помедлил. Очень профессионально: он дал имперцу понять, что обдумывает мои слова. Что я для него не лакей.

— Очень хорошо, гуэ’веса’вре, я согласен. Прощайте, лорд Грюнкель.

Мы покинули павильон. Последний раз, когда я оказывался в подобной ситуации, то был на другой стороне и ещё звался Джатеном Корлингом, капитаном сил планетарной обороны Швартовки Гормена. Как только появились тау, — со значительно большими силами, должен добавить, поскольку их посланник касты воды не разделял любви Оратора к скромности — я понял, что в бою с ними не совладать. Мы все это видели, все, кроме полковника Артреуса. Если вернуться к нашей аудиенции у Грюнкеля — возможно, он тоже понимал, что проиграл. Возможно, признать это ему не позволила гордость. Не так просто смириться с тем, что твое время ушло.

Грюнкель был более прагматичен, чем Артреус, но уступал в этом Бороту. Все мы бросаем жребий и делаем выбор; я сделал свой, он сделал свой. Я жив, а Грюнкель мертв. О чем это вам говорит?

Близился вечер, и верхние уровни улья, высоко торчащие над дугой агрелланского горизонта, ещё отсвечивали янтарем, но стены были окутаны серыми тенями, а лес уже оказался во власти ночи.

— Они что-то задумали, — передал я отряду. — Хинкс, Отельяр, в авангард. Голиаф, Хелена, ближе к пор’элю. Хольон, держись возле меня. Пожалуй, стоит сообщить кор’ла Д’ианою Йель’фиру, чтобы запускал дронов.

Бу схватил меня за рукав, прижимая к себе не потребовавшийся демонстрационный модуль.

— Мы ждать здесь. Не идти. Пор’эль думать, мы быть безопасные.

— Это не его работа, а моя. Он слишком поглощен идеями чести и взаимной выгоды, чтобы понять, насколько коварным может оказаться этот боров, — ответил я. — Мне всё это не нравится, что-то тут не так.

Сделав поворот, мы вышли на посадочную площадку. Кор’ла Д’ианой Йель’фир, которого вытащили из кабины, пытался устоять на ногах, приспособленных для невесомости. Стоявшие вокруг люди держали его на прицеле.

— О, нет, — выговорил я. — Они взяли и натворили дел.

Вы понимаете, что во мне говорил не страх за себя. Я знал, что произойдет дальше, и у меня скрутило кишки. Всем этим людям предстояло погибнуть.

— Бросить оружие! Не двигаться. Вас берут в плен! — крикнул их офицер.

— Ох, долбаные идиоты, — прошептала Хелена.

— Не делайте этого! — я переключился на динамик шлема. — В сторону, мы — дипломатическая миссия, обладающая полным иммунитетом в соответствии с договоренностями, достигнутыми перед встречей!

— Никаких сделок с чужацкой мразью и предателями! Что, помогло вам это Высшее Благо? Вы попались в ловушку.

Видя, что на меня направлены лазганы полувзвода бойцов, я бросил оружие, и отряд последовал моему примеру. Я не стал бы участвовать в расстреле людей, с которыми когда-то мог сражаться на одной стороне. Впрочем, это было слабым утешением.

— Нет, друг мой, — тихо произнес я, — ты сам шагнул в западню.

Вот как всё устроено: как только противник поднял оружие и огласил свои угрозы, он обязательно получает шанс капитулировать. Пор’эль обернулся ко мне, значит, момент настал. Возможно, они лучше воспримут предложение из моих уст.

— Сейчас же, ради любви к Императору, сложите оружие!

Гвардеец рассмеялся.

— В тебе нет любви к Императору, изменник!

Они двинулись вперед, чтобы схватить нас, но далеко не ушли.

Из леса вылетели шипящие разряды, раздался картавый рокот скорострельных пушек с шумоподавителями. Всё произошло очень тихо, и гвардейцы поняли, что по ним ведут огонь, только когда трое бойцов разлетелись на куски.

Через мгновение ошеломленного молчания опушка превратилась в настоящий бедлам. Люди разбегались во все стороны, слишком занятые спасением собственных шкур, чтобы стрелять по нам.

Один из дронов «Каракатицы» выскочил из ниши и понесся к Умелому Оратору, после чего накрыл дипломата светящимся энергетическим полем. У гвардейцев, похоже, был приказ на уничтожение, поскольку в сторону Оратора летело немало лучей, но он стоял с безразличным видом, защищенный превосходными технологиями Высшего Блага.

Когда они поняли, что происходит, то обратили оружие против нас и застрелили Хинкса наповал, просто от бессильной злобы. Крикс бросился на гвардейцев, так быстро, что первые трое из убитых крутом даже не заметили его. Воин издал ужасающий вопль, и уцелевшие бойцы кинулись бежать от него — прямо на отряды «невидимок», скрытых в зарослях.

— Хватит! Хватит! Довольно! Прекратить огонь! Пощадите их! — кричал пор’эль.

У «невидимок» кровь взыграла, так что Умелому Оратору пришлось несколько раз повторить приказ. Только после этого стрельба прекратилась. Повсюду на поляне лежали тела; гвардейцы, пытавшиеся убежать по дороге к павильону, наткнулись на поднятые нами карабины. Позади имперцев возникли отряды «невидимок», выглядевших как неясная дрожь в воздухе. На этот раз, когда мы попросили неприятелей бросить оружие, они повиновались.

— Какие бессмысленные, бессмысленные потери, — тихо пробормотал дипломат. Он бродил вокруг, оставаясь под опекой щитового дрона, и рассматривал картины бойни. Крикс с аппетитом поглядывал на трупы, но не собирался их есть — только не в присутствии тау.

Бу помог кор’ла Д’ианою Йель’фиру залезть обратно в кабину, поскольку летчик при такой силе тяжести оказался практически беспомощным. Мои ребята окружили гвардейцев и заставили собраться перед носом «Каракатицы». Одна из команд «невидимок» направилась к павильону. Началась стрельба, которая вскоре умолкла, и воины огня в громоздких скафандрах возвратились, ведя перед собой Грюнкеля и ещё нескольких бойцов. Всего мы взяли около тридцати пленных.

— Что будем с ними делать? — спросил я.

— Отпустим, — сказал Умелый Оратор. — Это дипломатическая встреча, и я буду следовать её правилам, даже если они поступили иначе.

— Но они же будут сражаться против о’Шасерры.

— Значит, они умрут, но это будет их выбор, а не мой. Уничтожьте их оружие.

Мои уцелевшие бойцы занялись этим, пока команды «невидимок» стерегли пленных. Я осмотрел дымящиеся тела в поисках признаков жизни. Если Оратор видел в произошедшем бессмысленные жертвы, то я — только идиотизм. Грюнкель, на которого обрушился прилив, отказывался признать, что промочил ноги! Вот в чем настоящий позор. Времена меняются, просто большинство моих сородичей ещё этого не поняли.

— Глупо, — сказал я Грюнкелю. Имперец посмотрел на меня, держа руки сцепленными на затылке — хоть однажды разделил судьбу своих подчиненных. Законченный ублюдок с холодными глазами.