Дурак космического масштаба - Кристиан Бэд

Я вспомнил ребят, и мне стало вдруг тоскливо. Чего там Дьюп так долго?

И тут же — они вышли.

В доме на Айяне было тонкое, очень светлое платье, зашнурованное на груди, теперь она надела сверху что-то вроде плаща, тоже очень тонкого.

Я встал. Тоо тоже вскочил, и по лицу его пробежало, как мышь, сожаление. Так быстро, что я думал, мне померещилось.

Дьюп кивнул мне, пойдём, мол. Выходило — Айяна летит с нами.

— Парня-то возьмите, садисты! — сказал я.

— Ему ещё нельзя в "прокол".

Дьюп подошёл к нам. Постоял какое-то время, разглядывая Тоо.

Тот беспомощно оглянулся на мать, а потом вдруг опустился на колени.

Колин положил ему руку на голову.

У меня было чувство, что я присутствую при чём-то очень интимном.

Глава 2. Энимэ

"…Вся беда в том, что мир, когда он настоящий, — напрочь лишён какой-либо книжной логичности и стройности. Это всегда смесь необъяснимого, непередаваемого, откровенно тупого и жестокого. И этим он толкает пишущего к совершенно иному миру. Миру красивому и логичному. Грязному, но красивому, даже если речь в романе идёт о грязи.

А в жизни — иначе. Как ни бейся — всё равно будешь совершать неоднозначные поступки: хорошие для одних, плохие — для других, умные для третьих и откровенно тупые для четвёртых.

Наш мир — живой. Каждую секунду он рождается из линий эйи. Родившись — умирает. Так полагают эйниты.

Ученые полагают, что мир рождается из суммы одновременно существующих возможностей. Разница не велика, в общем-то. Квантовое многовариантное будущее переходит в четырехмерное одновариантное настоящее. Легко и просто.

Эйниты полагают, что видят варианты будущего. Мало того, они полагают, что могут влиять на выбор вариантов не поступками, а исключительно силой душевного настроя. Подтвердить или опровергнуть это трудно, но я пару раз наблюдал ситуации, просчитанные логиками казалось бы совершенно однозначно. Но Проводящий говорил — нет, будет так, и все наши выверенные расчёты летели влево.

Конечно, можно спорить, можно говорить, что рассчитывали мы не правильно. Но сомнения всё-таки остаются, когда это повторяется.

Кстати, грешат психическим воздействием на реальность не только эниты. "Ледяные лорды" — нисколько не лучше, однако — гораздо более жестоки. И в этом плане эйниты мне симпатичнее. Жестокости в мире и так хватает. Хотя она — самое нелогичное, что в нас есть.

Звери не убивают без причин. Это делают только люди. Убивают, уничтожая своих же соплеменников. Убивают, нанося вред тканям собственной души.

Я читал где-то, что душевное вырождение и было причиной массовой экспансии человека в космос. Земляне просто вытесняли тех, в ком желания разрушать было слишком много.

Но развиваются интенсивно как раз агрессивные цивилизации…

Возможно, Земля уже погибла от недостатка адреналина? Или — они нашли выход?

Почему же мы так невозможно нелогичны?

Похоже, совмещение несовместимого — вообще свойство любой жизни. Мы состоим, но не составляемся из отдельно взятых частей — и значит — мы живые…"

Да, я дочитывал дневник.

Не подумай чего, я спросил. Дьюп пожал плечами — говорил он всегда мало, а сегодня — особенно.

А я не мог уснуть. Потому что хорошего конца у сказки не получилось. Влану спасти мы не смогли.

Айяна сказала это сразу, как только увидела её.

Она склонилась над девушкой, и почти тут же выпрямилась, покачав головой.

— Нет, — начала она по-экзотиански, но я понял почти всё. — Все нити оборваны. Большая судьба — большая плата. Ей нужно было жить по-другому. Тише.

Потом она коснулась пальцами виска и добавила.

— Ребёнка я могу забрать с собой.

И я понял — она знала. Знала сразу. Потому и согласилась лететь с нами.

Возразить было нечего.

Айяна сказала, что останется до рождения ребёнка. Ненадолго, потому, что девочка родится семимесячной.

Присутствующий тут же медик потерял дар речи — он, вместе с меддиагностом, недавно озвучивал, что родится мальчик.

Мы ждали.

Потеряв Дьюпа, я пытался свернуть горы. Потеряв Вланку, я ощутил, что любое движение — бессмысленно.

Реальность останавливалась. Я мог передвигать слова и чувства, как предметы.

Они проплывали передо мной медленно и неотвратимо. И я видел уже, где было начало их движения, а где вечность обрывалась, и слова превращались в материю.

Круговорот энергии. Слово и его овеществление. Я мог сейчас сказать стул, остановить сказанное и поставить его на пол. И сесть. Но я не хотел. Можешь — только тогда, когда уже не хочешь.

Почему не я? Почему Тако должен был закрыть меня своим телом, а Влана сесть в якобы мою шлюпку?

Может, мне самостоятельно прекратить уже самого себя по-тихому, чтобы никто больше не занимал "моё" место в небытие?

Я механически отмечал, что Айяна то и дело останавливает взгляд на моём лице. Но мне было всё равно. Я делал какие-то необходимые дела. Проверял посты, конфисковывал расплодившееся оружие, ловил мародёров, ночевал у Вланки в боксе. В меня два раза пытались стрелять… Оба раза с комическим эффектом.

Первый "стрелок" старательно выцеливал меня в толпе с крыши. Потом потерял. Я долго стоял у него за спиной и смотрел, как синхронизатор прицела мечется по площади в поисках моего лица.

Второй стрелял из толпы, практически в упор. Из дефрактора. Он ожидал, что я сделаю шаг назад, но я сделал шаг вперёд, возникла завязка между доспехами и излучателем, и выстрела не получилось.

Обоих я отпустил.

Через три недели родилась девочка. Семимесячная.

Это было что-то красное, окружённое блестящей, словно бы зеркальной, сине-фиолетовой плёнкой. Из-за этой плёнки я даже не мог понять, шевелится она или нет.

— Рубашку давай, чего стоишь, — прикрикнула на меня Айяна.

Я, не отрывая взгляд от её рук, сбросил на пол китель, и стянул через голову трикотажную рубашку.

Эйнитка завернула в нее ребёнка и сунула его мне.

— Прижми к себе, чтобы не замёрзла.

Дьюп подобрал китель и накинул мне на плечи.

— А почему он такой..? — я не находил слов.

— Видишь что ли? — хмыкнула Айяна. — Все такие рождаются. Есть от тела пуповина, есть — от неба. Душа ребёнка всё ещё связана со Спящим. Выйдет плацента, мы перережем пуповину и сияние тоже угаснет.

Она ждала, пока отойдёт плацента.

Больничный хирург, попытавшийся поначалу спорить с Айяной, теперь забился в самый дальний угол. Оттуда он сигналил мне, чтобы я проверил, дышит ли девочка.

Я потрогал пальцем крошечный нос и ребёнок чихнул.

Айяна обернулась.

— Чего ты её торопишь?

Она расшнуровала платье, взяла у меня свёрток и поднесла к груди.

Медик молчал. Ещё вчера он пытался взывать к нашему разуму, объясняя, что маленькому ребёнку будет нужна специальная молочная смесь. Что здесь не специализированная клиника, и нужно срочно заказать её…

Айяна только хмыкнула. Я знал, что чувства её пластичнее, чем мои, но, тем не менее, медика прямо-таки передёрнуло.

Ребенок явно что-то глотал. Чудом для меня это не было. Если эйниты могли управлять временем зачатия, то почему бы у Айяны не появиться молоку тогда, когда ей это было нужно? Она выглядела счастливой, свечение ребенка вызывало в её лице ответный свет. Более тонкий и неуловимый.

Я отвернулся. Мне тяжело было смотреть на чужое счастье.

Если бы я мог — я бы заплакал. Но я — не мог.

— О-обессточивать будем? — жалобно спросил хирург.

— Нет, — сказал Дьюп.

Айяна согласно кивнула.

— Надежда всегда есть, — она, снова передала девочку мне и поправила шнуровку на платье. — Даже когда в будущем мы её не видим — надежда всё равно существует. — Она помедлила, глядя, как я неловко пристраиваю на руках ребенка. — А тебе лучше поехать со мной. — И повернулась к Дьюпу. — Отпусти его хотя бы на пару месяцев? Умрёт он у вас. Ты думаешь, я по его скорбной морде вижу, что он не хочет жить? Сияние усиливается…

На этой фразе заглянул Мерис, который не решился присутствовать непосредственно при родах и ждал за дверью.

— Да что это за сияние такое? — взвился он с порога, но осёкся, увидев у меня на руках ребенка. — Девочка?

— Девочка, — подтвердил Дьюп.

Я молчал. Я не чувствовал рук. Ребенок совсем ничего не весил, или это я провисал в пустоте вместе с ним?

— Объясни ему, Айяна, — сказал Дьюп. — Помещение не прослушивается, я проверил. У тебя получится лучше.

— Это почему? — спросил Мерис, разглядывая крошечное личико девочки.

— Айяна — микробиолог.