Голова в облаках - Анатолий Жуков

X

Красный уголок был наполовину полон. Кроме приглашенных начальников Балагурова, Межова, Мытарина, Заботкина, Колокольцева, Веткина, главбуха Владыкина, прокурора Огольцова, военкома майора Примака, директора школы Мигунова, строительного прораба Ломакина, пришли Вера Анатольевна и Зоя Яковлевна, дежурная птичница Пелагея Шатунова со своим Парфенькой, операторы из ближнего, инкубатория, шофера. Последней прибежала Феня Хромкина с большим свертком в руках.

Председательствовал Сергей Николаевич Межов. По служебному рангу он находился за Балагуровым, но тот за стол не сел и возглавить обсуждение отказался: я-де старик, а ты молодой, тебе и карандаш в руки. Секретарем возьми самую красивую женщину, свою Зою Яковлевну. Впрочем, нет, жену нельзя, не положено. Тогда Веру Анатольевну… Заметил настороженность в немигающих глазах Межова, улыбнулся извиняючись: прости, не подумал, что она тоже для тебя здесь запретна. Разве что Феню Хромкину? Но и она не годится при обсуждении ее мужа. Пелагею Шатунову? Малограмотна. Надо же, ни одна баба не подходит. Давай тогда Митю Соловья — заседать любит, писать мастак.

— Дмитрий Семенович, товарищ Взаимнообоюднов, подгребай сюда!

Организовав главное, Балагуров сел в первом ряду, с краешку, и приготовился слушать.

Миниатюрный, серенький, при галстучке, Митя Соловей, оказавшись за столом, оживил собрание своей легкостью, приветливостью. Может, потому, что тяжеловесный Межов грузно навалился на стол и исподлобья оглядывал присутствующих, словно предупреждал заранее: мы собрались на серьезное обсуждение и будьте добры вести себя как надо.

Сеня был доволен таким председателем. Балагуров тоже хороший, но очень уж любит шутить, как Мытарин, любит розыгрыши, собьет в сторону, отвлечет, а Межов — серьезный, поведет дело в надежной конкретности направления. И спина у него широкая, уютно за такой, бестревожно.

Сеня стоял у демонстрационной доски с прикнопленными к ней самодельными чертежами, поматывал тонким железным кронштейном, который был ему за указку, и ждал команды начинать. Феня из заднего ряда делала ему знаки, выманивая к себе. В руках у нее был сверток с праздничным костюмом и рубашкой, из-за которой она опоздала: пришлось гладить, в сундуке лежала. Сеня в ответ качал лысой головой: и так, мол, сойдет, я на работе. Халат, правда, в мазуте, но еще не рваный, четвертый год только ношу, берегу. А Феня не соглашалась, вертела пальцем у виска: соображай-де своей-то безразмерной головушкой — перед начальством выступаешь, не перед своей семьей.

Но сразу замерла, преисполнилась уважительного внимании, едва Семя стал говорить. И как же складно, по-ученому он повел речь, как серьезно и без всякого стеснения водил железной указкой по чертежам, которые вчера рисовал на обоях до полночи! Межов даже повернулся боком к нему, чтобы только видеть Сенину указку и слышать его разумные слова. А Митя Соловей быстро-быстро писал за столом, и Колокольцев в переднем ряду черкал в блокнотике. А Сеня молодец, Сеню вот как слушают, не шелохнется ни один. И бритоголовый веселый Балагуров, и сутулый, совсем старый Владыкин, и представительный, в светлом костюме Мигунов, и большеносый Веткин в больничной пижаме, и прямоплечий майор Примак с развернутой грудью, и прищуренный, остролицый прокурор Огольцов с узенькими, в ниточку усами. А строительный начальник Ломакин в комбинезоне, забрызганном известкой или мелом, и Заботкин в темном, как у Сени, халате слушали, склонив головы набок, будто куры на нашесте. Ну Сеня, ну златоуст, всех заворожил!

И когда он закончил и опустил тяжелую указку к полу, ожидая вопросов, в зале еще с минуту стояла озабоченная тишина. Потом задвигались, скрипя стульями, заговорили, засмеялись.

— В трубу, говорит, прозрачную замкнем и полетим, только кустики замелькают.

— Полетим не полетим, но если начнем строить по его плану — вылетим в трубу обязательно.

— Да-а, размахнулся он широко…

— А чего ему, всю жизнь забавляется как мальчишка. Да и денежки казенные, жалко, что ли.

— Не скажи. Может, его забавы-то выгоднее всего, экономнее. Передвижную мехдойку он когда еще сделал, лет тридцать назад. Таких нигде до сих пор нет. Вместо семи доярок работает одна, и коровы не болеют.

— Вот бы и занимался малой механизацией, а он полез во-он куда — целый район подавай, всю область, страну!

— Аппетит приходит во время еды. Межов постучал торцом карандаша по столу:

— Мы не на завалинке, товарищи. Если вопросов нет, давайте высказываться по порядку. Официальным оппонентом у нашего изобретателя главный инженер РТС Веткин. Он болен, мы с трудом выпросили его у Илиади на время обсуждения, поэтому не удивляйтесь больничному костюму.

Это предупреждение произвело обратное действие. Прежде на Веткина не обратили бы внимания, а тут провожали взглядами до стола президиума, тянулись через головы впереди сидящих, шептались на весь зал: «Надо же, из больницы приволокли!» — «Говорят, от любви к своей Ленке лечится». — «Неужели решатся на такую дурацкую дорогу?»

В синей фланелевой пижаме, в газетной пилотке на большеносой голове, худой Веткин был как клоун, и первые минуты все улыбались, не особенно слушая, что он говорит. Потом успокоились, ухватили направление его рассуждений, обрадовались, что он против самодвижущейся дороги. Неизвестно ведь, что хорошего принесет новая дорога, а старой, привычной, обжитой не будет. Соберешься, к примеру, в Суходол к теще, а у новой дороги одна секция на шестом километре встала. И ни машины, ни лошадки. Сейчас автобус не пришел — на попутке уедешь, а тогда как? И что это за страсть сгонять людей вместе, повязывать какой-то дорогой…

Веткин говорил серьезно, продуманно, доказательно:

— Обычная дорога с твердым покрытием стоит, если не ошибаюсь, червонец за квадратный метр. И это самая дешевая, асфальтовая дорога. Для магистрали же, кроме двигателей и транспортеров, потребуются бетон и железобетон, металлоконструкции, стекло, пластмасса, дерево. И все высокого качества. А расстояния у нас бесконечные, а природные условия суровы, выхлопными газами не согреешься. И как быть, если мне одному или с кем-то вдвоем понадобилось в областной центр — включать всю дорогу?

— Она же не сплошная, она из секций, товарищ Веткин! — обиделся непониманием Сеня. — А секции автономной самостоятельности. Проехали одну — выключилась, а следующая включилась в синхронной последовательности порядка.

— Но ведь мощность отдельной секции рассчитана не на одного-двух человек, она много выше большегрузных автомобилей, даже тракторов. Где же тут экономия? Если же строить маломощные, тогда нельзя будет обеспечить групповые перевозки крупных людских масс. Так?

— Не так. Можно найти вариант лучшей оптимальности.

— Лучший и оптимальный — синонимы, между прочим. Ты не учел главного: энергетических трудностей. Традиционные источники топлива не бездонны и энергетический кризис-не досужая выдумка дилетантов. А у тебя движителями магистрали запланированы морально устаревшие, неэкономичные, бесперспективные двигатели внутреннего сгорания…

— Почему бесперспективные? Вы же сами говорили, что если бы использовать по-хозяйски всю их полезную мощность силы…

— Да, говорил. — Веткин улыбнулся, потыкал тяжелой указкой в чертеж на доске. — Но незначительная выгода от стационарного использования этих двигателей уничтожается негибкой моновариантностью использования магистрали, затратами на ее постройку, на транспортеры, а ведь магистраль надо еще содержать, обслуживать — тоже затраты немалые.

— Но вы же говорили в больнице…

— Я говорил о настоящем, без учета такой коренной перестройки использования двигателей, ты же перестраиваешь, делаешь дорогу будущего. А у двигателей внутреннего сгорания нет будущего. После собрания я объясню тебе их главный технический недостаток, если ты его по рассеянности забыл…

Серьезная критика знающего человека, специалиста. Вот это да! Неужели Веткин мог так измениться за последние три недели? Это же другой человек — трезвый, спокойный, собранный. Видно, начальники всегда знали его настоящую цену и не ошиблись.

Радостные аплодисменты провожали Веткина до его стула в предпоследнем ряду. Так дружно, сердечно ему никогда не хлопали.

И Сеня смутился, дрогнул.

— Иван Никитич, заступитесь! — попросил сидящего рядом Балагурова. — Вы же поддерживали, обещали похлопотать…

Балагуров улыбнулся и встал.

— Должен откровенно сказать, товарищи: если не вдаваться в техническую и экономическую стороны этой магистрали, то я всей душой за проект Семена Петровича. Чем он мне нравится? Направлением мысли, ее социально-философским устремлением. Он ищет единую общую дорогу, причем такую, которая бы объединяла людей, обеспечивала их успешную работу, служила безопасным транспортом, не наносила бы вреда окружающей природе и так далее. Как отвечает проект этим поискам? Положительно, товарищи. Хотя, конечно, замечания инженера Веткина серьезны и мы не можем их не учитывать. А кроме них, надо думать, будут и другие замечания.