Почти как люди - Клиффорд Саймак

— А близко они живут?

— Нет. Очень далеко.

— Но на этой планете?

— На планете? — переспросил Таппер.

— Ну, в этом мире?

— Нет. В другом мире. В другом месте. Только это все равно. Для потехи они куда хочешь заберутся.

Стало быть, для потехи они готовы забраться куда угодно. В любое место. И, наверно, в любое время. Это упыри, вампиры, они сосут кровь времени, кормятся минувшим, наслаждаются былыми трагедиями и катастрофами, выискивают в истории человечества все самое гнусное и отвратительное. Вновь и вновь их тянет сюда — упиваться видом смерти и разрушения.

Кто они, эти извращенные души? Быть может, их мир завоеван Цветами, и теперь они, отмеченные печатью вырождения, рыщут по другим мирам, пользуясь теми же просветами, калитками во времени, что и сами завоеватели?

Впрочем, судя по всему, что я успел узнать, завоеватели — не то слово. Я ведь сам видел сейчас, что случилось с этим миром. Жителей его истребили не Цветы, нет: люди обезумели и совершили самоубийство. Скорее всего, этот мир был пустынен и мертв долгие годы, и лишь потом Цветы пробились сюда сквозь рубеж времени. Черепа, которые я нашел, должно быть, принадлежали тем, кто пережил катастрофу, — наверно, их уцелело немного и прожили они недолго, они были обречены, ибо взрыв отравил и почву, и воздух, и воду.

Итак, Цветы никого не покорили и не завоевали, просто им достался мир, утраченный прежними хозяевами в припадке безумия.

— Давно здесь поселились Цветы? — спросил я Таппера.

— Почему — поселились? Может, они всегда тут жили.

— Да нет, я просто так подумал. Они тебе про это не рассказывали?

— Я не спрашивал.

Ну конечно, Таппер не спрашивал: ему не любопытно. Он попросту был рад и счастлив сюда попасть: тут он нашел друзей, которые с ним разговаривали и заботились о нем, и тут никто над ним не насмехался и ему не докучал.

Мы спустились к его жилью; луна передвинулась далеко на запад. Костер едва тлел. Таппер подбросил несколько сучьев и сел у огня. Я сел напротив, осторожно положил рядом завернутый в куртку шар.

— Что там у тебя? — спросил Таппер.

Я развернул куртку.

— Эта штука была у моих друзей. Ты ее украл?

— Они убежали, а эту штуку бросили. Я хочу посмотреть, что это такое.

— Она показывает разные другие времена, — сказал Таппер.

— Так ты это знаешь?

Он кивнул.

— Они мне много показывали… много раз много разного другого времени. Не такое время, как наше.

— А ты не знаешь, как она действует?

— Они мне говорили, да я не понял.

Он утер подбородок, но без толку, пришлось вытирать еще раз.

«Они мне говорили», — сказал Таппер. Значит, он может с ними разговаривать. Он может разговаривать и с Цветами, и с племенем, у которого вместо слов — музыка. Бессмысленно его об этом расспрашивать, ничего путного он не скажет. Быть может, никто не сумеет объяснить эту его способность, во всяком случае человеку ее не понять. Как это назвать, какие слова найти, чтобы мы поняли? У нас в языке и слов таких нет.

Шар лежал на моей куртке и мягко светился.

— Может, пойдем спать? — сказал Таппер.

— Я лягу немного погодя.

Лечь можно в любую минуту, как захочется, здесь это не хитрость: растянулся на земле — вот тебе и постель.

Я осторожно коснулся шара.

Аппарат, который проникает в глубь прошлого и помогает увидеть и услышать события, хранящиеся в скрытых пластах памяти пространства-времени… Чего только не сделаешь при помощи такого аппарата! Он стал бы бесценным орудием историков, исследователей минувших эпох. Он уничтожил бы преступность — ведь можно было бы раскрыть, извлечь из прошлого подробности любого преступления. Но какая это будет опасная сила, попади он в нечистые руки или во власть правительства…

Если только удастся, я возьму его с собой, лишь бы самому вернуться в Милвилл. Он будет вещественным доказательством, подтверждением всему, что я буду рассказывать… ну хорошо, я все расскажу, предъявлю этот шар и мне поверят, а дальше что? Запереть его в сейф и уничтожить шифр, чтобы никто не мог до него добраться? Взять молоток и раздробить его в пыль? Отдать ученым? Что с ним делать?

— Ты этой штукой всю куртку измял, — сказал Таппер.

— Да она и так старая и мятая.

И тут я вспомнил про конверт с деньгами. Он лежал в нагрудном кармане и запросто мог выпасть, пока я бегал как шальной по холмам или когда заворачивал эту машинку времени.

Ах, болван, безмозглый осел! Так рисковать! Надо было заколоть карман булавкой, либо сунуть конверт в башмак, либо еще что-то придумать. Шутка ли, полторы тысячи долларов, такое не каждый день дается в руки.

Я наклонился, пощупал карман куртки — конверт был на месте, и у меня гора с плеч свалилась. Но тотчас я почуял неладное: конверт на ощупь совсем тоненький, а ведь в нем должна лежать пухлая пачка — тридцать бумажек по пятьдесят долларов.

Я выхватил конверт из кармана, открыл… он был пуст.

Нечего и спрашивать. Нечему удивляться. Все ясно! Ах ты, мерзкий слюнявый бездельник, недотепа, не знающий счета собственным пальцам… я тебя излуплю до полусмерти, я вытрясу из тебя эти деньги!

Я уже приподнялся, готовый взять Таппера за горло, как вдруг он заговорил со мной — и не своим голосом, а голосом красотки-дикторши с экрана телевизора.

— Таппер говорит сейчас от имени Цветов, — сказал этот кокетливый голосок, — А вы извольте сидеть смирно и ведите себя прилично.

— Ты меня не одурачишь, — огрызнулся я, — Нечего прикидываться, все равно не обманешь…

— Но с вами говорят Цветы! — резко повторил голос.

И в самом деле, лицо у Таппера опять стало безжизненное, глаза остекленели.

— Так ведь он взял мои деньги, — сказал я. — Он их вытащил из конверта, пока я спал.

— Тише, тише, — промолвил мелодичный голосок. — Молчите и слушайте.

— Сперва я получу обратно свои полторы тысячи.

— Да, конечно. Вы получите гораздо больше, чем полторы тысячи.

— Вы можете за это поручиться?

— Ручаемся.

Я снова сел.

— Послушайте, — сказал я, — вам не понять, что значат для меня эти деньги. Конечно, отчасти я сам виноват. Надо было подождать, пока откроется банк, или припрятать их в каком-нибудь надежном местечке. Но такая заварилась каша…

— Только не волнуйтесь, — сказали Цветы. — Мы вернем вам деньги.

— Ладно, — сказал я. — А Тапперу непременно надо говорить таким голосом?

— Чем плох голос?

— А черт… ну валяйте, говорите, как хотите. Мне надо с вами потолковать, может, придется и поспорить, выходит нечестно… ну, постараюсь помнить, с кем говорю.

— Хорошо, перейдем на другой, — сказали Цветы, и на полуслове голос переменился на уже знакомый мне мужской, деловитый.