ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ - Владимир Шмаков

Если различные символы камня выражают отдельные макрокосмические принципы или их иерархии, а символы дерева раскрывают возрастающий ряд космологических идей, то символы животных связуют с индивидуальными модусами космического сознания, с первообразами микрокосмического миросозерцания. Если символы камней и растений являют всеобщность в ее целостном или ограниченном смысле, но всегда как безликую реальность, то, напротив, каждый символ животного утверждает конкретность Божества, указывает Его определенную аспективную Личность. Эта Личность может в воспринимающем сознании бесконечно возрастать, чтобы в пределе слиться с абсолютной всеобщностью, но и здесь она остается личным началом. Иерархия символов животного есть ео ipso иерархия видов конкретности Божества, закон абсолютного возрастания индивидуальности. Посему, вообще говоря, количество и разнообразие видов символа животного может быть бесконечно. В Египте каждый бог пантеона связуется с определенным животным156 (хотя и различными в разных местностях и городах), и мы встречаем там даже священных жуков, крокодилов и кошек. Аналогично этому, греки символически присоединили к Зевсу орла, к Афине сову, к Эскулапу и Афине змею, германцы дали мистическим соответствием Вотану волка, богу Фро вепря, богу Фрейру лошадь157 и т. д. Как уже было показано, основные виды символа животного суть: зодиакальные символы (напр. Овен и Телец), хтонический и астральный символ — змея, теогонический синтез природы — сфинкс, символ феноменальной природы — осел и символ эротических взаимоотношений горнего с дольним — птица. Среди божественных птиц особенно замечателен символ Феникса ((poivi), аналогичный символу Неопалимой Купины. Из древнего Египта этот символ в полной неприкосновенности перешел в славянскую мифологию: найти сказки полны описаний Жар-Птицы, Феникса-Ясна-Сокола159. К символу сфинкса близко подходит символ коня160, часто совпадающий с ним по эзотерическому смыслу. В Индии таков символ белого коня — Калки, грядущая десятая аватара Вишну. Ему прямо соответствует белый конь Апокалипсиса. Интересны весьма образы двух коней, управляемых возничим, даваемые Платоном в «Федре»161; это есть не что иное, как описание изображения Аркана VII Таро.

Символ животного, подобно символам камня и растения, утрачивая эзотерический смысл, искажается в идол. Такое идолопоклонство существует во всех религиях, где имеются символы животного. Особенно легко вырождается в идолопоклонство тотемизм. Но должно указать на особый вид символа животного, выражающего специфически идею извращенного бытия, т. е. дьявола: это — козел. Стихия природы, олицетворяемая Паном, разрывая эзотерическую связь с Горним, становится только уконическим субстратом имманентного, а потому ее обожествление есть поклонение ничто (сюк ov) — дьяволу. В самом деле, козел есть символическое олицетворение ррубо животной стороны половой стихии, и именно так, согласно Диодору Сицилийскому162, он понимался египтянами. Так как полная безбла-годатность, разрыв с духовной сущностью Эроса есть необходимо ее ipso противопоставление этой сущности, то демоничность символа козла становится тем самым вполне обоснованной. Эмблема дьявола в виде козла чрезвычайно древнего происхождения. Если верить Манефону, культ козла в Мендесе возник при Kaeechos'e, девятом преемнике Menes'a — первого исторического фараона Египта163. У Геродота находим следующее любопытное повествование: «Живописцы и скульпторы египтян делают изображение Пана с теми же чертами, что и эллины: с головой козы и с ногами козла; при этом они не считают его действительно козлом, но похожим на прочих богов. Почему они изображают Пана в таком виде, у меня нет охоты говорить. Мендетяне чтут всех коз, притом самцов больше, нежели самок; равным образом, козопасы пользуются большим почетом, нежели пастухи другого скота; один из козлов пользуется особенным почетом, так что когда он умирает, весь мендетский округ повергается в тяжкую скорбь. В этом округе в мое время было такое чудо: козел имел сообщение с женщиной публично; это совершилось на виду у людей»164. Кроме Мендеса, эмблема козла была распространена по всему древнему миру. Маймонид в 46-й главе своего сочинения «Moreh-han-Nebukim» между прочим говорит: «Между сабеями были секты, которые почитали демонов и верили, что они имеют образ козлов, почему их и называют «сеирим» (0*13?), что значит «козлы». Такое представление дьявола было распространено еще во времена Моисея, как говорит Писание: «чтобы они впредь не приносили закланий своим козлам, за которыми блудно ходят» (Лев. XVIII, 7)165. Путешественники по Аравии до сих пор видят там во множественности каменные изображения диких козлов, остатки древних изображений злого духа166. В XVI главе кн. Левит заключается предписание об очищении через возложение грехов Израиля на козла и отсылку его к ###. Это слово — «Азазель» — означает167 собирательное имя злой силы, а потому здесь указуется на мистическое соответствие козла и дьявола. С сирийскими сеирами, вероятно, имеет общее происхождение caprides satiri римлян и имевшие козлиные ноги и голову фавны греков168. Это же представление отразилось также и в христианской символике — в изображении дьяволов в виде козлов или людей с козлиными рогами, бородой и ногами169. В частности, оно очень глубоко коренилось в средневековых верованиях: в многочисленных рассказах о явлениях злых духов из этого времени они неизменно представляются с козлиными ногами170. Разумеется, центральное место в этих рассказах занимают легенды о шабаше, на котором дьявол, "messire Leonard", появляется неизменно в виде огромного черного козла, предоставляющим всем присутствующим для поцелуя свой anus.

Другой образ дьявола — черный кот, также весьма древнего происхождения и играет ту же роль на шабаше, что и козел. Так, в поклонении ему обвиняли уже катаров (альбигойцев): «Cathari dicuntur a cato, quia, ut dicitur osculantur posteriora cati, in cuius specie, ut dicunt, apparet eis Lucifer»171 — как писал doctor universalis, профессор богословия в парижском университете, схоласт Алан Лилльский.

Общение с явлениями природы протекает в стихии Антэроса. Мистическое единение естества человека с естеством природы есть акт, где две плоти сливаются во-едину, есть брачный союз, coitus. Это сексуальное слияние Долженствует затем перейти в экстатическое воспарение, в брачный союз с Горним, в coitus стихии эротической. Согласно этому и возникли в культе феноменальные ноумены царств природы — символы: камня, растения и Животного. Я показал также и основные формы их извращения, когда символ утрачивает вложенный в него эзотерический смысл, когда его внешняя форма отрывается от надмирной реальности. При этом извращается rovoq стихии Эроса: иерархическая соподчиненность неправомерно переносится в имманентное, благодаря чему общение с высшей реальностью уступает место общению с мнимой реальностью, объективированной не изнутри, а с периферии. Всякая мнимая реальность лежит на предельной грани бытия и отражается в уконической пустоте как демон. Истинные реальности получают свое бытие от Абсолютной Реальности вне всякой зависимости от конкретного сознания человека, По словам Дионисия Ареопагита172, «Небесные Чины преимущественно и многоразлично причастны Божеству, преимущественно и многоразлично открывают Божественные тайны. Вот причина, почему они исключительно пред всеми удостоены наименования ангелов; они первые получают Божественное озарение, а через них даются нам откровения». В противоположность этому мнимые реальности quasi-имманентной иерархии вызываются к иллюзорному бытию только заблудшим человеческим сознанием173. Эти мнимые или демонические реальности чужды бытию, представляют собой онтологически только иллюзию, хотя в феноменальной среде они и могут чудиться действительностью, В Каббале демоны именуются поэтому «клиппот» (###), т. е. «шелухой», или «скорлупами». Аналогично этому известное древнее предание, что у дьявола нет спины. Прямое указание на это мы находим уже в «Dialogus Miraculorum» Цезаря Гейстербахского (Caesar Heisterb.). Он приводит слова одной девушки, рассказавшей, что к ней повадился ходить дьявол. Ей показалось странным, что он всегда от нее уходит пятясь задом, и на вопрос — что это значит, тот отвечал: «Licet corpora humana nobis assumamus dorsa tamen non habemus»174. Объяснение этого символа весьма просто. Спинной хребет есть основа человеческого организма, как члена класса позвоночных. Его отсутствие воочию знаменует нереальность демонического образа, недоступность дьяволу создать живой организм, а возможность лишь иллюзорного ему подражания175. Из сказанного становится понятным, что всякое идолопоклонство онтологически демонично. При смене религий на пути истории мы неизменно наблюдаем факт утверждения всякой новой религией, что отвергнутые старые боги в действительности были демонами. В частности, в истории раннего христианства эта тенденция проявилась особенно ярко: все боги классического пантеона были объявлены дьяволами, а потому требование воскурить фимиам перед Юпитером или изображением императора принималось мучениками как соблазнение впасть в чертопоклонство. Именно в этом лежит причина как той массы крови, которая была в сущности по недоразумению пролита христианскими подвижниками176, так и того неистового озлобления, с которым христиане старались уничтожить все изображения языческих богов. Так погибали бесценные сокровища искусства и науки и произошло страшнейшее из злодеяний последних двух тысяч лет — разрушение храма и библиотек Сераписа, этого всемирного университета или, как тогда говорили, «великого склада вселенной» («fieyunov sfuiopovrec, oucovjuevris»)111. В продолжение ряда веков все старания Церкви были направляемы на возможно полное уничтожение всех внехристианских культур, благодаря чему до нас дошли лишь случаем обрывки древних авторов и полностью погибли великие и причудливые цивилизации Мексики и Перу. Психологически объявление богов павшей религии демонами вполне понятно; но можно дать объяснение этому факту и с точки зрения онтологии. — Для адепта новой религии изображение бога павшей религии не есть символ и не может быть таковым, а есть только идол. Действительно, отрицая бытие трансцендентных реальностей, соответствующих образам божеств павшей религии, такой адепт естественно должен отрицать и возможность существования эротического с ним общения, что и приводит к необходимости определить эти образы как только идолы.