Дом Монтеану. Том 2 - Лина Мур

истории. Он уничтожает себя. Всё, что он знал ранее, разрушается, оставляя после себя ядовитую пыль. А принцесса тем временем продолжает атаковать.

Я ещё теснее прижимаюсь к Томасу. Его взгляд гипнотизирует.

— Она приходит к нему на исповедь. Её сердце и душа прекрасны, но люди убедили её в том, что она чудовище. Пастор считал так же, пока не услышал её. Не увидел её улыбку и не узнал, насколько она отчаянна в любом из своих желаний. Это искушение. Искушение не плотское, а душевное. Ведь всё совсем иначе. Не принцесса является злом, а пастор. Принцесса — это свет и искренность. Пастор — это боль и темнота.

— А вместе они создают баланс света и тьмы? Потому что пастор питает темнотой принцессу, дарит ей силы и причины бороться с чувством вины? — интересуюсь я. Томас улыбается и скользит своими губами по моим.

— Верно. Принцесса, в свою очередь, показывает пастору, что его темнота имеет конец. Конец и начало чего-то светлого. И он видит в её глазах свет, который ослепляет, делая его сумасшедшим. Ему кажется, что он теряет себя, но всё же идёт на свет. Его кожу печёт. Она кровит. Остаются ожоги, но он тянет руку к принцессе, чтобы забрать её в свою тьму. Он больше не желает там быть один. Всегда один.

— Но теперь есть принцесса, которая готова войти во тьму и прожить её вместе с пастором. Показать ему, что он не зло, как ему говорили. Он нечто удивительное и невероятное. Зло никогда не умело любить. А пастор умеет, значит, в нём уже есть свет.

— Свет его принцессы, — произносит Томас, и мягкий поцелуй расцветает жаром на моих губах. Он обнимает меня и толкает назад. Поддерживая за спину, мягко укладывает на одеяло.

— Свет, который она отдала ему, и он не знает, как жить с этим светом. Он горячий и причиняет невероятную боль, — губы Томаса медленно покрывают поцелуями мой подбородок, щёки, глаза и замирают напротив моих губ.

— Кажется, что от этой боли можно умереть, — шепчет Томас. — Но он ещё живёт благодаря этой же боли, причинённой ему от света. Он борется. И будет бороться до конца.

— В этой истории будет счастливый финал? — спрашиваю, лаская пальцами его лицо.

— Не знаю. Но знаю, что финал не важен. Он теперь абсолютно не важен. Важно удержать свет внутри и в своих руках. И этот свет будет для него маяком в любом мраке, даже в смертельном. Пастор будет идти на этот свет, превозмогая боль, срывая свою кожу, обливаясь кровавым потом и слезами. Если понадобится, он будет идти целую вечность, но дойдёт до света. Он выйдет к нему, и тогда его снова ослепит любовь, которая уничтожит мрак внутри него. И он больше никогда не отпустит этот свет, не усомнится и не отвернётся от него. Его сердце будет биться вновь, как бьётся сейчас часто и отчаянно нуждаясь в свете.

— Тогда возьми этот свет и отдай мне тьму. Наполни меня тьмой и соверши обмен. Открой мне двери во тьму, Томас. Открой мне двери, и я зажгу там все свечи. Открой…

Томас бегает взглядом по моему лицу, решая, как ему поступить. Вот, в чём дело. Томас сам не хотел впускать меня в себя. Он боится, что я увижу тот мрак, который напугает меня.

— Я так люблю тебя. Так люблю.

Томас прижимается к моим губам, и я отвечаю ему со всей страстью, которую до этого удерживала в своём теле. Наши языки сплетаются, поцелуй становится всё более настойчивым и горячим. Он возбуждает сильнее, накаливая атмосферу вокруг нас. Наши эмоции передаются и создают вокруг нас густой воздух, наполненный ароматом возбуждения.

Руки Томаса ласкают мои рёбра, словно изучая моё тело впервые. Его ласки переходят на ягодицы, и я приподнимаю их, прижимаясь к его бёдрам и потираясь о них. Губы Томаса заглушают мой стон. Жажда трогать Томаса, касаться его всем телом становится безумной.

В какой-то момент я падаю в вязкое болото, которое усиливает мои ощущения. Губы Томаса спускаются ниже. Он обхватывает губами мой сосок, сжимая рукой другую грудь. Я издаю стон, стискивая пальцами его волосы. Облизывая мою грудь, Томас втягивает запах моего тела и царапает кожу зубами, моментально проводя языком по ранам. И эти места начинают гореть нещадно, распространяя жар по всему телу. Мои бёдра двигаются под ним, требуя внимания.

Я не могу ждать. Мне достаточно прелюдий. Я испытываю сильнейшую жажду в тот момент, когда Томас прикусывает моё плечо, сжимая мою грудь. Распахнув глаза, я тяну Томаса к своим губам и впиваюсь в них до крови. Она попадает мне в рот, и я рычу от ещё более ощутимой жажды. Я присасываюсь к губе Томаса, вырывая из его груди низкие и хриплые ответные стоны. Его нижнее бельё исчезает. Его обнажённый член оставляет после себя влажный след на моих бёдрах, пока не находит чувствительное место прямо на клиторе. Один толчок, и я выгибаюсь, цепляясь за плечи Томаса. Перед моими глазами всё покрывается алым цветом желания.

Томас в последний раз целует меня и поднимается.

— Ты так прекрасна, — шепчет он, облизывая свои припухшие губы. Его чёрные глаза сверкают от возбуждения. Он проходится руками по моему телу и раздвигает мои ноги. Опустив голову, он втягивает запах моего возбуждения.

— Подари мне детей, Флорина. Наших детей. Одного. Принцессу.

Наши взгляды встречаются, и я замираю, слыша собственный пульс, яростно бьющийся по всему телу. Я никогда не думала об этом. Вообще, я считала себя ужасным вампиром, и думала, что матерью и подавно буду не самой лучшей. Но сейчас всё, чего я хочу, это продолжить нашу историю, обрести настоящую семью и видеть знакомые глаза в детях Томаса. И я могу легко представить это будущее. Очень легко, что мне абсолютно несвойственно.

— Принцессу, похожую на нас. У неё будет твой характер, и мои глаза. Твои губы и мой цвет кожи. Она будет нашей. И я буду любить вас, где бы ни находился. Любить всем сердцем, даже если его разорвёт от силы этой любви. Я уже люблю вас. Обожаю. Приклоняюсь. Боготворю.

— Да, — выдыхаю я. — Да, подари мне семью, Томас. Нашу семью.

Глаза Томаса вспыхивают радостью и любовью. Я могу её потрогать даже в воздухе пальцами. Она такая объёмная, словно сгусток облака, который покрывает моё