Опасное соседство - Ялмар Тесен

— Он очень похорошел, — заметила она. — Нарисовала бы ты его для меня, а? Чтобы все эти черные полоски и пятнышки видны были. И два «ожерелья» на шее тоже. — Она почесала кота за ушком, и он выгнул шею от удовольствия.

Потом Анна и Пятница ушли, но Мэри так и не смогла заставить себя посмотреть им вслед — слишком разителен был контраст: бодрый кот с задранным хвостом и с равнодушным видом бредущая Анна — голова опущена, словно ей тяжело нести ее.

Должно быть, Анна проснулась часа в три, подумала Мэри, и задержалась у окна, чтобы убедиться, что дочь не свернула к реке. Ее ярко-красный свитер сверкнул на фоне темно-зеленого кустарника, в котором прятался кот.

Мэри вышла из кухни и присела у телефонного столика, чтобы отменить приглашение на ленч: она понимала, что любой поход в гости — еще одно тяжкое испытание для Анны.

Потом она перелистала свою записную книжку. Так, Джеймс Уиндем должен приехать к отцу, скорее всего, в понедельник, то есть через пять дней. Мэри держалась этой даты, как рулевой в бурном море держится огня маяка.

Положив телефонную трубку, она еще долго сидела, думая о Джеймсе Уиндеме и удивляясь, как хорошо его помнит.

Еще школьником — а он был значительно старше Анны — Джеймс любил качать ее на колене (Анне тогда было года два) и всегда смотрел на нее с нежным любопытством, довольно странным, как Мэри тогда считала, для двенадцатилетнего мальчика, но отнюдь не притворным, как часто делают другие подростки в присутствии любящих родителей малыша.

Поглядывая на них, Мэри всегда бывала тронута нежным отношением Джеймса к ее девочке.

Она знала о его успехах в медицине: о них охотно рассказывал его отец, хотя и напускал на себя равнодушный вид.

Знала и о том, что Джейме женился, но жена его вскоре погибла в автокатастрофе. Последний раз она видела его в декабре, три месяца назад. Невысокий, но широкоплечий и крепкий, с сильными стройными ногами — хотя, когда он был в шортах, они казались чуточку кривоватыми, — светловолосый. На солнце казалось, что вокруг его головы разливается сияние. Наверно, и отец его когда-то был блондином, думала Мэри. Тогда у Джеймса были длинные волосы, а лицо сильно загорело за время жизни на побережье, когда он целыми днями ловил рыбу в реке рядом с домом Андерсонов. Однажды он принес свой улов Мэри, а Анне подарил огромную бабочку с черно-красными крыльями, которую пришпилил к бежевому, похожему на пергамент лепестку поблекшей огненной лилии. Лепесток он вырезал по форме бабочки, но чуть больше, и все это вместе прикрепил к подкрашенному черной краской кусочку коры, тоже вырезанному в форме бабочки с раскрытыми крыльями. Этот изящный коллаж до сих пор висел на леске — чуть поблекший, но совершенно целый — в комнате Анны. Мэри труднее всего оказалось представить себе Джеймса в роли удачливого столичного врача-психиатра, однако она отмела прочь все сомнения.

Глава третья

АВТОПРИЦЕП

Кот Пятница следовал за хозяйкой, то догоняя ее энергичными прыжками, то делая вид, что ее присутствие ему совершенно безразлично, а сам он бесконечно занят — слушает и анализирует разные звуки и шорохи, соотнося их с образами мышей, ящериц и прочих знакомых и незнакомых существ.

Он давно уже расстался с надеждой на то, что Анна когда-либо научится воспринимать мир, как он, то есть с бесконечным терпением, которое необходимо, например, для того, чтобы поймать мышь. Анна, безусловно, была сродни кошкам и принадлежала ему одному, в чем, разумеется, ему очень повезло. Однако были и у нее определенные недостатки.

Даже такие замечательные люди были слишком велики и неуклюжи. Они производили слишком много шума, так что охотиться в их компании было все равно что без конца бубнить надоевшие уроки, которые так никогда и не бывали ими выучены. Впрочем, охотиться днем всерьез вряд ли было вообще возможно, так что можно было считать такую охоту просто развлечением, прыгать и скакать, тем более что таким людям-кошкам, как Анна, физические упражнения нужны были не меньше, чем настоящим котам.

Когда Анна на какое-то время останавливалась, Пятница тут же заново метил хозяйку — терся о ее ноги подбородком, крупом и выгнутым хвостом: это означало одновременно и обладание ею, и уверенность в том, что он никогда не потеряет ее след. Если поблизости оказывался песок, которого здесь хватало, поскольку недалеко было морское побережье, то Пятница обязательно начинал кататься по земле, приглашая Анну поиграть и позволяя щекотать ему живот носком туфли, желая подбодрить ее и развеселить. С близкого расстояния ее пальцы или ступня казались ему всего лишь расплывчатым пятном, то есть он скорее воспринимал сами движения, а не зрительный образ, и если его не чесали и не щекотали, то сам начинал валяться на песке, извиваясь всем телом, чтобы она все-таки непременно обратила на него внимание, а потом принимался энергично вылизывать мягкую взлохмаченную шерсть на брюшке. Умывшись, отходил на некоторое расстояние, равное примерно двум-трем прыжкам, пока глаза не начинали видеть достаточно отчетливо, и оттуда непременно внимательно вглядывался Анне в глаза и нежно мурлыкал, очень тихо, однако так, чтобы она могла расслышать. Насколько ей было известно, он вообще никогда не мурлыкал громко, и она часто засыпала, положив ладошку ему на теплый бок и чувствуя дрожание ребер.

Упитанный полосатый кот с лоснящейся шерстью в залитом солнцем, точно умытом пространстве, среди сияющей листвы казался сгустком энергии и ярко выделялся на монотонно-зеленом фоне. Черные полосы покрывали все его тело от макушки до хвоста, у основания которого превращались в почти сплошное пятно. Полосатыми были и его бока, лапы, хвост, а на груди, между передними лапами, полосы превращались в черные пятна; на брюхе и под хвостом пятен не было совсем, там шерсть была светлой, чуть рыжеватой, пушистой. В остальных местах шерсть у Пятницы была довольно короткой — подшерсток серый, а кончики волосков черные или белые, словно специально окрашенные, чтобы создавать то более светлый, то более темный оттенок.

Когда кот бодрствовал, главное место на его морде занимали глаза — большие, зеленые, чарующе яркие, точно подсвеченные обрамлявшими их пятнами белой шерсти, отражавшей свет и ярко контрастировавшей с черными пятнышками и полосками, которые расходились веером от углов глаз и спускались к нижней челюсти. Эти яркие полоски, точно специально прорисованные на рыжевато-белой шерсти, прекрасно гармонировали с почти правильными черными кружками, из которых росли пышные усы, и с кольцами черной шерсти вокруг ушей, пребывавших в вечном движении. Пятница был прекрасным примером миллионов лет эволюции и отбора — от спрятанных сейчас когтей до зубов, ушей, глаз и усов; это был живой образец успешного создания некоего особого африканского животного, чуть видоизмененного влажным климатом юга континента.