Доктрина шока - Наоми Кляйн

Например, когда Рамсфельд покинул свой пост после поражения республиканцев на промежуточных выборах 2006 года, пресса сообщала, что он вернулся в частный сектор. Но правда заключается в том, что он никогда оттуда не уходил. Когда Буш назначил его министром обороны, Рамсфельд, как все государственные чиновники, был обязан избавиться от любого имущества, которое позволило бы ему получать прибыль или нести потери от решений, принятых им как политиком на своем посту. Проще говоря, он обязан был распродать все, что связано с национальной безопасностью и обороной. Но это оказалось для Рамсфельда огромной проблемой. У него было столько имущества в различных сферах производства, связанных с катастрофами, что он заявил о невозможности от него избавиться к намеченному сроку и ему пришлось идти на большие компромиссы с этикой, чтобы сохранить в своих руках все, что возможно.

Он продал акции Lockheed, Boeing и других оборонных компаний, которыми непосредственно владел, и выставил на аукцион акции на 50 миллионов долларов в надежде на будущее. Но он все равно остался частичным или полным владельцем частных инвестиционных фирм, связанных с обороной и биотехнологиями. Рамсфельд не хотел нести потери от быстрой продажи этих компаний, а вместо этого дважды просил увеличить срок выполнения этого требования на три месяца, что встречается крайне редко среди политиков такого уровня. Это означало, что он все еще продолжал искать подходящих покупателей для своих компаний и активов шесть месяцев, а возможно даже и позже, уже когда был министром обороны9.

Что же касается компании Gilead Sciences, которую Рамсфельд раньше возглавлял и которая обладала патентом на Tamiflu, министр обороны проявил упорство. Когда ему предложили сделать выбор между интересами бизнеса и государственной деятельностью, Рамсфельд просто отказался это сделать. Эпидемии прямо угрожают национальной безопасности и потому относятся к сфере деятельности министра обороны. Но несмотря на такой очевидный конфликт интересов, Рамсфельд так и не смог продать акции Gilead на протяжении всего срока своей службы, сохранив за собой имущество в Gilead на сумму от 8 до 39 миллионов долларов10.

Когда сенатская Комиссия по этическим вопросам пыталась заставить Рамсфельда привести свои дела в соответствие с обычными требованиями, тот повел себя агрессивно. В частности, он обратился с письмом в Отдел по вопросам правительственной этики с жалобой, что ему пришлось потратить 60 тысяч долларов на работу бухгалтеров в связи с этими «чрезвычайно сложными и запутанными» денежными отчетами. Хотя для владельца акций на 95 миллионов долларов на момент службы в правительстве расход в 60 тысяч на манипуляции со своими финансами вряд ли должен показаться чрезмерным11.

Непоколебимое упорство Рамсфельда отказаться от бизнеса катастроф, даже находясь на важнейшем государственном посту в сфере национальной безопасности, отразилось на его работе в ряде конкретных случаев. В течение первого года службы, когда он искал варианты продажи своих акций, Рамсфельд всячески старался уклониться от различного рода важных решений. По данным Associated Press, «он избегал совещаний в Пентагоне, на которых обсуждалась проблема СПИДа». Когда же федеральное правительство должно было принять решение о том, надо ли ему вмешиваться в случаях нескольких крупнейших слияний и поглощений, в которых участвовали важнейшие оборонные подрядчики, включая General Electric, Honeywell, Northrop Gurman и Silicon Valley Graphics, Рамсфельд как мог старался уклониться от этих дискуссий на высшем уровне. Со слов его официального представителя, у Рамсфельда сохранились финансовые связи с перечисленными выше компаниями. «Я старался держаться от них в стороне», — сообщил Рамсфельд журналисту, отвечая на вопрос об одном из таких поглощений12.

В течение шести лет, пока он занимал свой пост, Рамсфельд должен был покидать комнату, если в ней заходила дискуссия о вероятности распространения птичьего гриппа и о закупке лекарств на этот случай. Согласно документу, содержащему условия, которые позволяли ему не расставаться со своими акциями, он должен был воздерживаться от принятия решений, которые могут «прямо и предсказуемо повлиять на судьбу Gilead»13. Но коллеги заботились о его интересах. В июле 2005 года Пентагон приобрел Tamiflu на 58 миллионов долларов, а Министерство здравоохранения заявило, что через несколько месяцев собирается потратить 1 миллиард долларов на закупку этого препарата14.

Упорство Рамсфельда, без сомнения, окупилось. Если бы, став министром в январе 2001 года, он сразу продал акции Gilead, то получил бы всего по 7,45 доллара за каждую. Но страх перед птичьим гриппом, истерия по проводу биологического террора и административное решение Рамсфельда о мощном финансировании компании привели к тому, что цена акции поднялась до 67,6 доллара за штуку — она выросла на 807 процентов (а к апрелю 2007 года одна акция стоила уже 84 доллара)15. Это означало, что Рамсфельд, покидая пост министра обороны, стал значительно богаче, чем до своего назначения на него, — редкий пример мультимиллионера на государственной службе.

Как Рамсфельд не мог отказаться от Gilead, так и Чейни упорно сохранял свои связи с Halliburton — этот случай, в отличие от связи Рамсфельда с Gilead, привлек внимание СМИ. Прежде чем он покинул пост руководителя компании и вступил в команду Буша, Чейни выторговал себе право сохранить за собой «пенсионный пакет», который состоял из акций и опционов Halliburton. Когда пресса начала задавать ему не слишком приятные вопросы, Чейни согласился продать часть ценных бумаг Halliburton, что принесло ему доход в 18,5 миллиона долларов. По данным Wall Street Journal, Чейни сохранил за собой 189 тысяч акций Halliburton и 500 тысяч опционов, которые он не был вправе продавать, уже став вице-президентом16.

Поскольку Чейни продолжал владеть таким большим количеством ценных бумаг Halliburton, он, уже будучи вице-президентом, получал с них миллионы долларов ежегодно в виде дивидендов с акций, кроме того, Halliburton сохраняла его зарплату в объеме 211 тысяч долларов в год, что примерно соответствует жалованью члена правительства. Когда в 2009 году он уйдет со своего поста и будет вправе продавать бумаги Halliburton, которыми владеет, то получит невообразимый доход благодаря тому, что фортуна повернулась к компании Halliburton лицом. Стоимость акции компании до начала войны с Ираком составляла 10 долларов, всего за три года она выросла до 41 доллара — скачок в 400 процентов, объясняемый повышением цен на энергию и иракскими контрактами, а оба эти фактора были прямым следствием того, что Чейни вовлек страну в войну с Ираком17. Ситуация с Ираком точно вписывается в схему Кизнера. Саддам не представлял угрозы безопасности США, но нес угрозу американским энергетическим компаниям, поскольку только что подписал контракт с гигантской российской нефтяной корпорацией и вел переговоры с французской компанией Total, что лишало американские и английские нефтяные компании всяких надежд: страна, обладающая третьими по величине запасами нефти в мире, ускользала из рук американцев и британцев18. Свержение Саддама открывало великие возможности перед нефтяными монополиями, такими как ExxonMobil, Chevron, Shell и BP, и все они закладывали основы нового Ирака, как и Halliburton, переместившаяся в Дубай, нашла себе оптимальное место для того, чтобы обеспечивать электричеством все эти компании. Так сама война стала одним из самых прибыльных дел в истории Halliburton19.

И Рамсфельд, и Чейни могли бы избавиться от ценных бумаг, связанных с катастрофами, что устранило бы любые сомнения насчет того, какую роль в их энтузиазме по созданию катастроф играет корысть. Но тогда бы они остались в стороне от бума в своем бизнесе. Когда перед ними вставал вопрос выбора между личной прибылью или жизнью общества, они всегда выбирали прибыль, заставляя даже правительственные комиссии по этике считаться с их упорством.

Во время Второй мировой войны президент Франклин Рузвельт говорил о получении прибыли от войны такие резкие слова: «Я не хотел бы видеть ни одного военного миллионера, появившегося в США в результате мировой катастрофы». Неудивительно, что он сделал бы с Чейни, который получал миллионные прибыли с войны, занимая пост вице-президента. Или с Рамсфельдом, который в 2004 году не смог противостоять искушению обналичить часть акций Gilead, что позволило ему с легкостью получить 5 миллионов долларов, согласно ежегодным сведения о доходах, пока он еще занимал пост министра обороны, и эта сумма была слабым предвкушением награды, которая его ожидала к моменту ухода из правительства20. При администрации Буша людей, получающих прибыль с войны, не только допускают в правительство, такие люди и есть само правительство, между ними и правительством нет никакой границы.