Коронатор - Симона Вилар

Они съехали на обочину и стали медленно продвигаться навстречу подъезжающим. Вскоре они услышали топот копыт и фырканье коней. Это действительно был отряд Белой Розы – именно эта эмблема вскоре стала видна на табарах воинов. Впереди скакал рыцарь в открытом шлеме. В руке он держал факел, красноватым светом освещавший его лицо. Анна никогда раньше не видела этого человека, но Дебора ахнула от неожиданности.

Отряд остановился, преградив дорогу. Рыцарь выехал вперед и учтиво поклонился баронессе.

– Леди Дебора?

– Сэр Роберт Рэтклиф?..

Дебора казалась больше удивленной, чем напуганной.

– Насколько мне известно, вы оставались в Лондоне, сэр.

Поверенный герцога Глостера не ответил ей, и Анна перехватила его тяжелый пронизывающий взгляд. Ее обдало жутью, и она торопливо закрыла лицо капюшоном.

– По какому праву вы задерживаете нас? – оскорбленно прозвучал голос Деборы.

– По приказу герцога Глостерского, миледи. Мне придется препроводить вас в замок Хэмбли, что неподалеку отсюда.

Он взмахнул факелом, раздувая пламя, и его конь испуганно шарахнулся, звеня сбруей. Рэтклиф подъехал к Анне и осветил ее всю.

– Надеюсь, вы не откажетесь следовать с нами, ваше высочество?

16

Битва в тумане

Аббатство Святого Бенедикта между Барнетом и Сент-Ольбансом было настолько древним, что наверняка помнило времена саксонского семицарствия. Словно вырубленное из глыбы камня, оно расположилось у дороги, окруженное мощными стенами, с похожими на бойницы крестообразными проемами окон. От древности плиты его двора уже раскрошились, старый кельтский крест у ворот покрылся зеленым мхом. Обветшание чувствовалось здесь во всем, и лишь большой зал капитула был недавно приведен в порядок: стены побелили, окна затянули промасленной бумагой, а пол выложили деревянными брусками в шахматном порядке. Именно здесь и созвал свой военный Совет Делатель Королей.

Уорвик выглядел утомленным, но довольным. Несмотря на изнурительную болезнь, он вновь казался бодрым и полным энергии. Он стремительно расхаживал вдоль длинного стола, столешница которого была посыпана тонким слоем сухого белого песка. Граф чертил на нем тонкой палочкой план предстоящей битвы, стирал неудачные наброски, ровнял песок и снова чертил, объясняя свой замысел. Местность вокруг была лесистая, но недалеко находилась поросшая вереском плоская возвышенность, и именно ее выбрал Делатель Королей для предстоящего боя, преграждая войскам Эдуарда Йоркского путь на север и вынуждая соперника прийти сюда и занять невыгодную позицию в низине у болот.

По углам столешницы стояли канделябры, разливая ровный свет. Уорвик, звеня кольчугой, резко наклонился вперед, показывая, где намерен расположить основные силы. Его длинные волосы упали на глаза, он резким движением отбросил их назад. Делатель Королей осунулся, морщины у рта обозначились резче, темнее стали круги под глазами, а сами глаза из зеленых превратились почти в янтарно-желтые и сверкали, как у голодного волка. В последнее время в его поведении сквозило какое-то неестественное, почти лихорадочное возбуждение.

Уорвик подправил линии на песке и взглянул на собравшихся. Вокруг толпились его военачальники: суровый и тучный герцог Экзетер, молодой, рвущийся в бой Сомерсет, седой и моложавый свояк Уорвика Томас Стэнли. В стороне от стола держался могучий граф Оксфорд. Скорее рубака, чем стратег, он мало интересовался рисунками на песке, ожидая, когда Уорвик скажет напрямую, что и когда потребуется от него. Оксфорд был готов выполнить любой приказ Ричарда Невиля, свято веря в его звезду.

В дальнем конце зала капитула стояли Джордж Кларенс и брат Уорвика Джон Невиль, маркиз Монтегю. Оба хранили мрачное молчание. Обычно самые оживленные в окружении Делателя Королей, сейчас они казались подавленными, так как совсем недавно оба получили изрядную взбучку от коронатора. Кларенс – поскольку не сумел привести к войскам тестя уэльского графа Пемброка с отрядами валлийцев; Монтегю же на переговорах с Эдуардом неожиданно согласился на условие короля – сразиться при Барнете пешими. И это привело в ярость Делателя Королей, всколыхнув давние разногласия.

– Теперь, надеюсь, вы осознаете, дражайший брат, – говорил Уорвик, указывая на вычерченную на столе карту, – что натворили, приняв условия Йорка. Само небо даровало нам это место для конной сшибки. К тому же большая часть нашего войска – тяжеловооруженная конница, и этого вы не могли не знать. Теперь же я вынужден заставить их спешиться, тем самым лишив себя преимущества – и все это только потому, что мой брат дал слово пройдохе Эдуарду. Вы осел, Джон, и бес попутал меня доверить вам вести переговоры.

– Милорд!

Монтегю вскинул голову, как жеребец под хлыстом. На его широком, с резкими чертами лице гневно сверкнули зеленые глаза Невилей.

– Милорд, вы не имеете права так со мной говорить! Всем известно, что вы избегаете встреч с Нэдом Йорком. Когда вы отправили меня к нему герольдом, я не получил никаких указаний, кроме того, что мне следует согласовать место битвы. Поскольку второй день стоит непроглядный туман, было бы чистым безумием выводить на поле конницу.

– Монтегю прав, – вмешался Джордж Кларенс. – Туман такой, что всадника не видно уже в пяти шагах. Конный бой просто невозможен.

Уорвик скверно выругался, а Оксфорд, устремив на Кларенса и Монтегю ледяной взгляд своих синих глаз, сказал:

– Никто не заставлял вас, Монтегю, соглашаться со временем начала сражения, которые предложил Эдуард. Туман – это еще не светопреставление. Мы могли выжидать хоть до полудня, а потом пустить в дело конницу и загнать в болото пехоту Йорков.

Монтегю выругался еще похлеще Уорвика. Оба брата в ярости могли заставить своей речью покраснеть даже грузчиков в порту. Сейчас же Джон Невиль был определенно вне себя.

– У вас у всех только и речи, что о кавалерии, однако вы забываете, что у Йорков есть бомбарды и мортиры, которые совершенно бесполезны в тумане. Туман нам на руку, и поэтому я был удовлетворен, когда Йорк предложил начать битву еще до рассвета.

Маркиза Монтегю поддержал Экзетер, заявив, что в армии Алой Розы артиллерия всегда оставалась слабым местом, а при свете дня йоркисты, которых снаряжали славящиеся своим огневым вооружением ганзейцы и фламандцы, будут иметь явное преимущество. К тому же и рыцари, и простые ратники так и рвутся в бой, и было бы грешно не воспользоваться их азартом.

Экзетеру возразил Стэнли и стал доказывать свое, тыча пальцем в песок на столе. Уорвик молчал. Он слегка поморщился, словно от внезапной боли, вытер взмокший лоб. Вокруг спорили, не обращая на него внимания, но когда Уорвик поднял руку, призывая к тишине, члены Совета умолкли.