Корабль невест - Джоджо Мойес

Невеста, низко опустив голову, держала за руку мужчину, который был рядом с ней, словно просила у него прощения. После окончания церемонии она закрыла бледное лицо руками и сидела так до тех пор, пока не нашла в себе силы судорожно глотнуть воздуха, совсем как пловец, вынырнувший из толщи воды.

— Мы закончили? — спросила старшая медсестра, единственная из всех не потерявшая присутствия духа.

Капеллан кивнул, его лоб оставался нахмуренным, глаза опущены долу.

— Сестра? — очнулась невеста, которая не могла или, может, не смела посмотреть на стоявших рядом людей.

— Хорошо. — Одри Маршалл бросила взгляд на часы и потянулась за своей тетрадкой с записями. — Время смерти — двадцать три часа сорок четыре минуты.

Глава 24

Когда вчера вечером авианосец «Викториес» прибыл в Плимут… некоторым девушкам настолько не терпелось хоть одним глазком увидеть Великобританию, что они сгрудились на верхней палубе. В результате пиллерс не выдержал, и двадцать из них упали на нижнюю палубу с высоты восьми футов. К счастью, обошлось без травм. И только одна невеста не могла разделить общей радости. Уже в самом конце путешествия, преодолев путь длиною в 13 000 миль, она узнала, что муж, который должен был ее встретить, объявлен пропавшим без вести после аварии самолета.

Дейли миррор. Среда, 7 августа 1946 года

За восемь часов до прибытия в Плимут

Военно-морская форма, если она не надета на тех, для кого предназначена, — весьма любопытная вещь. Сшитая из темной плотной ткани, с галунами и латунными пуговицами, она напоминает не только о парадах, но и о тех невероятных усилиях — ведь форму необходимо гладить и чинить, а пуговицы драить, — которые надо предпринимать для содержания ее в должном виде. И еще она говорит об особенностях характера ее обладателя, его рутинной работе и устоявшихся привычках. А в зависимости от числа нашивок или знаков различия — и о его военной карьере: о проигранных или выигранных битвах, о принесенных жертвах. О доблести и малодушии.

Но она абсолютно ничего не говорит о жизни. Хайфилд смотрел на свою тщательно отутюженную стюардом форму. Она висела на плечиках, полностью готовая для последнего выхода в свет, когда «Виктория» завтра причалит в Плимуте. Так что же эта форма говорит обо мне? Так думал Хайфилд, поглаживая рукав кителя. Разве она способна рассказать о человеке, который лишь на войне осознавал свое предназначение? Или о человеке, который лишь теперь понял, что вещи, которых он старательно избегал — доверительные отношения и проявление гуманности, — это именно то, чего ему больше всего и не хватало?

Хайфилд повернулся к лежавшей на столе рядом с циркулем сложенной карте. На полу стоял наполовину собранный чемодан. Капитан прекрасно знал, куда мог положить это стюард, а потому сразу нашел под аккуратной стопкой одежды фотографию в рамке, которая последние шесть месяцев пролежала лицом вниз в его ящике. Он вытащил серебряную рамку, заботливо завернутую Ренником в папиросную бумагу. С фотографии на него смотрел юноша, его рука лежала на плече женщины, с улыбкой смахивающей с лица темные пряди волос.

Это сделает парня настоящим мужчиной, сказал он тогда сестре. Военно-морской флот превращает щенков в капитанов. А он позаботится о племяннике.

Племянник, обнимавший жену, как живой улыбался Хайфилду с фотографии. Хайфилд немного подвинул карту и поставил фотографию на стол. Теперь снимок будет стоять здесь до той самой минуты, когда надо будет покинуть корабль.

До Плимута осталось всего пара часов ходу. К тому времени, когда женщины проснутся, корабль уже будет готов высадить их прямо у открытых дверей в новую жизнь. Завтра здесь будет сумасшедший день: бесконечные списки, которые предстоит проверять и перепроверять, длиннющие очереди за багажом, а также процедурные мероприятия, необходимые для того, чтобы огромный авианосец мог войти в гавань. Капитан Хайфилд уже неоднократно становился свидетелем атмосферы нервозности, что царила на корабле перед высадкой экипажа на берег. Правда, война была уже позади. Сейчас его люди знали, что возвращаются навсегда.

Они сойдут с корабля, чтобы прямиком попасть в объятия плачущих жен и по-щенячьи радостных детишек. А потом отправятся пешком или на фырчащих машинах по домам, которые они, вероятно, даже не сразу смогут узнать. И если им чуть-чуть повезет, ощущение пустоты в душе сразу пройдет.

Хотя повезет явно не всем. Он не раз видел на причале родственников, явившихся, несмотря на полученное извещение о смерти, поскольку они отказывались принимать тот факт, что их Джон, или Роберт, или Майкл уже никогда не вернется домой. Капитан Хайфилд научился различать их даже в ревущей толпе: они стояли, нервно сжимая в руках сумочки или газету, и не сводили глаз с трапа в слабой надежде, что произошла чудовищная ошибка.

А еще на борту были такие, как он, Хайфилд. Те, чье возвращение, как правило, не было отмечено приветственными криками. Обычно они незаметно пробирались сквозь ликующие толпы воссоединившихся семей, чтобы за много миль отсюда увидеть весьма сдержанную радость родственников, готовых принять их исключительно из жалости.

Хайфилд еще раз посмотрел на парадную форму, которую завтра ему предстоит надеть в последний раз. Затем он сел за письменный стол и начал писать.

Дорогая Айрис!

У меня имеется для тебя одна новость. Я не приеду в Тайвертон. Пожалуйста, извинись перед лордом Хомвортом и передай ему, что я, со своей стороны, готов компенсировать все убытки, причиненные моим решением.

По зрелом размышлении я пришел к выводу, что жизнь на суше, возможно, не для меня…

Найкол понятия не имел, куда податься. Сейчас, почти в два часа ночи, в кубрике царило невероятное оживление: моряки, уже прилично принявшие на грудь, доставали из шкафчиков фотографии, чтобы засунуть их в туго набитые вещевые мешки, и делились друг с другом планами о том, куда поедут и что в первую очередь сделают. Если женушка сможет найти кого-нибудь присмотреть за детишками… Нет, он решительно не хотел сидеть среди них. Ведь тогда придется терпеть их добродушное подтрунивание, а ему вовсе не до шуток. Он хотел остаться в одиночестве, чтобы спокойно переварить все то, что с ним за это время произошло.

Боже, он до сих пор чувствовал вкус ее поцелуя. Все тело было словно наэлектризовано неутоленным желанием. А что, если она его ненавидит? А что, если она считает, будто он ненамного лучше Тимса и прочих? Зачем он так с ней поступил, если отлично знал, что она глубоко презирала мужчин, которые смотрели на нее исключительно как на объект вожделения?

Он поднялся на полетную палубу.

Он не ожидал, что окажется там не один.

Командир корабля стоял на баке перед мостиком. В одной рубашке с коротким рукавом и без головного убора. Найкол помешкал на пороге, собираясь развернуться и тихонько уйти, однако Хайфилд его заметил, так что Найколу ничего не оставалось делать, как подойти и поздороваться.

— Ну что, дежурство закончилось?

Найкол прошел вперед и остановился рядом с Хайфилдом. На палубе было довольно холодно, он впервые замерз после Австралии.

— Да, сэр. Посты у кают невест уже сняты.

— Вы ведь несли караул у каюты сестры Маккензи, так?

Найкол испытующе посмотрел на Хайфилда. Но командир корабля, казалось, был глубоко погружен в свои мысли.

— В том числе, сэр.

Нет, он не верил, что был ей противен. Ее тонкие руки не отталкивали его, а скорее, наоборот, крепко держали. У Найкола кружилась голова от вопросов, на которые не было ответа. И как я мог так с ней поступить, если сам настрадался от предательства Фэй?

Хайфилд стоял, засунув руки в карманы.

— С ними все в порядке? Я слышал, две невесты попали в лазарет.

— Все отлично, сэр.

— Хорошо. Хорошо. А где Даксбери?

— Он… хм… Полагаю, он прилег отдохнуть, сэр.

Капитан Хайфилд покосился на Найкола и, заметив нечто странное в выражении его лица, едва слышно, но отчетливо хмыкнул:

— Найкол, ты женат? Не припомню, что там говорил о тебе Добсон.

Найкол не торопился с ответом. Он задумчиво устремил глаза туда, где черное море встречалось с небом, где между расступившимися облаками блестела полоска звезд, а луна заливала призрачным светом этот нереальный пейзаж.

— Нет, сэр, — ответил он и, увидев вопросительный взгляд капитана, добавил: — Уже нет.

— Не стоит слишком очаровываться прелестями свободной жизни, Найкол. Отсутствие обязательств, уз… может быть палкой о двух концах.

— Я уже начинаю это понимать, сэр.

Они стояли в тишине ночи, такой прекрасной, что все лишние слова были ни к чему. Найкол думал о женщине внизу, и у него путались мысли. Что я должен был сделать? И что мне теперь делать? — беспрерывно спрашивал он себя.