Марафон длиной в неделю - Ростислав Самбук

Болотце кончилось как-то сразу, начался некрутой подъем, лес стал гуще, и туман рассеялся. Метров через сто вышли на большую поляну, возле противоположного края ее виден был стог сена. Он служил ориентиром, и Бобренок велел остановиться. Они засели в ольховом подлеске, замаскировались так, что их вряд ли заметили бы даже поблизости, притаились, ведь агент должен был появиться с минуты на минуту.

Бобренок лежал удобно, опершись грудью на мягкий мох. Положил перед собой бинокль и на всякий случай приготовил пистолет.

Майор считал, что лейтенант обойдет поляну с противоположной стороны подлеском, но надеялся увидеть знакомую фигуру и думал, что определит появление агента, заметив колыхание веток или услышав крик сороки. Лежал прислушиваясь, но лес молчал и ни одна веточка не шевельнулась на кустах возле стога.

Бобренок покосился на Щеглова. Тот закопался в листья и прошлогоднюю траву, фуражку прикрыл свежесломанной веткой, кажется, на него можно было наступить и не заметить, и Бобренок почувствовал удовлетворение — приятно идти на задание с человеком опытным, имеющим на своем счету несколько «языков». И еще решил, что служба в разведке, без сомнения, накладывает на человека определенный отпечаток, возможно, на всю жизнь, делает его рассудительнее, собраннее и...

Он не успел додумать до конца, так как услышал треск сломанной сухой ветки совсем близко, пожалуй, в нескольких шагах от их укрытия, — майор поймал взгляд Щеглова, напряженный, даже сердитый, покосился туда, куда он указывал глазами, и увидел агента, пробирающегося краем поляны.

Шпион скользил меж кустов легко и бесшумно. Майор сразу отметил это. Значит, лес был привычен для агента. Так продвигаться в чащобе мог только человек, родившийся в лесных краях, — он вроде и не раздвигал кусты, безошибочно находя удобные проходы, дышал легко, лишь лицо его немного раскраснелось.

Он прошел мимо Бобренка совсем рядом. Майору показалось, что он ощутил даже тепло его дыхания. Враг на мгновение замер, оглядывая поляну, и двинулся дальше — ловкий и уверенный в своей безопасности.

Бобренок, переждав несколько минут и убедившись, что шпион обогнул поляну и приблизился к лесу, приказал:

— Вызывайте посты, лейтенант.

Щеглов вытянул подмощенный под грудь сидор, достал рацию. Майор закинул на молодой дубок антенну, взял микрофон и произнес вполголоса, четко выговаривая каждое слово:

— «Гончие», слышите меня, «Гончие»? «Лис» миновал поляну две минуты назад, готовьтесь встретить. Повторяю: «лис» вот уже две минуты как прошел условленное место, все идет по плану. «Овчар». Слышали? «Овчар».

Майор выключил рацию. Теперь у них со Щегловым, если все пойдет, как задумано, времени много, По крайней мере около двух часов: до тайника с рацией почти четыре километра, час ходьбы туда и час назад, ну, может, немного меньше. Агент не торопится, а дальше начинается сплошная чащоба, болото — не разгонишься.

Толкунов, услышав сообщение майора, довольно хмыкнул и растянулся между кустами, подставив лицо теплым солнечным лучам. Подумал: Бобренок совсем не напоминает овчара. В представлении капитана они были старыми и седыми, вероятно, потому, что видел в каком-то фильме кавказского овчара в высокой смушковой шапке, бородатого и уж, наверно, потерявшего счет своим годам, но стоящего на скале над отарой овец величественно и горделиво, как воплощение человеческого могущества и вечности. А вот он — настоящий гончак, и хлопцы, посты которых должен миновать вражеский агент, тоже гончаки, от них не уйдет никто, даже самый опытный матерый волк, не то что этот белобрысый пижон, имевший наглость напялить их военную форму.

Полежав несколько минут и расслабившись, Толкунов почувствовал себя совсем свежим, будто и не было трудного перехода лесом, а проспал всю ночь в мягкой кровати под цветастым торшером, и утром после гимнастики, приняв прохладный душ, растерся полотенцем.

Пани Мария, может быть, уже встала и хлопочет по хозяйству. Вдруг Толкунов совсем близко увидел ее зеленоватые глаза: женщина, вглядываясь в него, о чем-то хотела спросить. От этого потеплело на душе, и Толкунов невольно улыбнулся. Однако сразу же сел, поняв, что теплое солнце и игривые мысли расслабляют человека, а ему это ни к чему, ведь агент уже вышел на последнюю прямую, скоро будет здесь, и все зависит только от его, капитана Толкунова, выдержки и опыта.

Толкунов напряг мышцы на руках, почувствовав, какие они твердые, решил не без удовольствия, что этот агент для него легкий орешек, он возьмет его, если понадобится, без особых трудностей.

Почему-то капитану захотелось, чтобы агент, достав рацию, начал передавать шифровку — только в этом случае он имел право брать его. Это был крайний вариант, лучше если агент возвратится в город, тогда он выведет их на резидента — конец шпионской шайке.

Толкунов еще раз проверил, все ли готово к встрече с белобрысым. Кажется, предусмотрены все возможные ситуации, впрочем, по собственному опыту капитан знал: всего предвидеть нельзя, бывают случаи, когда действительность опрокидывает логику и расчеты, но считал — сегодня такого не произойдет.

«А что нужно агенту? — подумал он. — Первое: достать из тайника рацию и с нею как можно скорее добраться до города. Второе: выйти в эфир здесь, в Залещицком лесу, снова спрятать аппарат в тайник или вместе с ним возвратиться во Львов...»

Агент должен приблизиться к тайнику с востока. Конечно, на подходах к нему будет вдвойне осторожен. Чтобы он не заметил засады, капитан соорудил небольшой окоп западнее шпионского тайника. Землю вынес на шинели и замаскировал свое укрытие срезанными ветками. Возвращаться же к полустанку агент должен, вероятно, тем же проверенным путем. Посты пропустят его, сообщив Бобренку о маршруте шпиона.

Если же белобрысый наглец, как окрестил его Толкунов, захочет выйти в эфир, не теряя времени, то для этого тоже вряд ли направится в сторону окопа: кусты тут хотя и густые, но невысокие, а ему надо куда-то забросить антенну. Скорее всего, его прельстит дуб, раскинувшийся левее, метрах в двадцати отсюда.

Толкунов взглянул на часы. Агент должен появиться минут через пятнадцать — двадцать. Капитан мог еще понежиться на солнышке, однако полез в маленький и не очень удобный окопчик, скрючился и прикрылся набранной в ложбине прошлогодней травой, поправил лещиновые ветки, отгораживающие его от тайника, замер, кажется, будто не дышал, и даже старая лесная пройдоха сорока не почуяла бы его.

Именно принимая во внимание всевидящий сорочий глаз, и занял Толкунов свою позицию заранее. Был у него случай, когда приблизительно так же ожидал в лесу вражеских диверсантов. Он, тогда еще не очень опытный младший лейтенант, и двое бойцов Смерша знали, когда агенты выйдут к лесному озеру, но своевременно не замаскировались. Потом было поздно: сороки подняли гвалт, выдали их, что усложнило задержание. С той поры Толкунов возненавидел сорок и соек. Слава богу, сегодня поблизости нет этой погани, хотя появляются они почти всегда неожиданно и в самый неподходящий момент.