Томминокеры - Стивен Кинг

Теперь Ив остановил в сотне футов от обозначения городской границы Хэвена. Он приглушил двигатель и приоткрыл окно. Не доносилось ни звука, лишь мерно урчал мотор. Не слышно было птичьего пения, и Бичу показалось это странным.

— А что в ружейной сумке сзади? — спросил Бич.

— Самые разные вещи. Пускай сейчас это тебя не волнует.

— Чего ты ждешь?

— Колокольного звона, — сказал Ив.

3

Но это не был тот колокольный звон церкви методистов, под который Ив вырос и ждал сейчас, который звонил без четверти десять, созывая на Оплакивание — и искренних плакальщиков, и тех, у кого уже наготове были бурные потоки крокодильих слез — в Методистскую Церковь, где начинался первый из трех актов спектакля (Акт II: У могилы; Акт III: Поминки в Городской Библиотеке) Преподобный Гуринджер, робкий человек, который и мухи не обидит, несколько недель назад ходил по городу и говорил всем, что он устал от этого буханья.

— Так почему бы тебе что-нибудь с ним не сделать, Гу? — спросила Памелла Сарджент.

Преподобного Лестера Гуринджера еще ни разу в жизни не называли «Гу», но в его тогдашнем состоянии затаенной обиды он едва обратил на это внимание.

— Быть может и сделаю, — сказал он, мрачно глядя сквозь толстые линзы очков. — Очень даже может быть.

— Есть идеи?

— Время подскажет, не так ли? — изящно ответил он.

— Конечно, Гу, — сказала она. — Конечно.

На самом деле у преподобного Гуринджера была идея, касающаяся этих колоколов — даже удивительно, как он раньше не додумался, настолько она проста и великолепна. Главная прелесть идеи состояла в том, что она не требовала обсуждения ни с дьяконом, ни с «Женской помощью» (организация привлекала лишь два типа женщин — толстых слюнявых баб с грудями не меньше бочонка и плоскогрудых девиц с усохшим задом вроде Памеллы Сарджент с ее мундштуком из поддельной слоновой кости и режущим слух кашлем курильщика), или с некоторыми из наиболее активных членов его общины… общение с которыми всегда выливалось для него в сильное и болезненное расстройство желудка. Он не любил просить. Нет, это то, что преподобный Лестер Гуринджер способен сделать и сам, и он это сделает. И плевать на всех, кто не поймет, в чем шутка.

— Если Ты, Пэм, еще раз назовешь меня Гу, — шептал он, вывинчивая пробки в церковном подвале, так как его идея могла потребовать большого напряжения, — я заткну дыру в писсуаре в доме священника и хорошенько промою тебе мозги… если их раньше не смоет в унитаз.

Он захихикал и снова занялся пробками. Преподобный Лестер Гуринджер за все свою жизнь не подумал, и уж тем более не произнес ничего более грубого, но сейчас он лишь почувствовал себя более свободным и оживленным. Ведь Лестер, собственно говоря, готовился посоветовать тому из Хэвена, кто не оценит новый колокольный перезвон, откушать пирожок с хером жареным внутри.

Но все в городе считали, что это нововведение не лишено великолепия. Так оно, в сущности, и было. И сегодня преподобный Гуринджер почувствовал, как сжалось от гордости его сердце, когда он слегка коснулся нового выключателя в ризнице и звук колоколов поплыл над Хэвеном, и все услышали мелодии разных гимнов. Теперь колокольный звон можно было задавать заранее, и Гуринджер выбрал те гимны, которые особенно подходили к Оплакиванию. Туда вошли старые методистские и баптистские гимны, например:

«Христос — наш лучший друг» и «Это мир моего Отца».

Преподобный Гуринджер стоял никем незамеченный, потирал руки и наблюдал, как люди стали стягиваться к церкви группами, и по двое, и по трое, привлекаемые колоколами, только колоколами и их звоном.

— Черт побери! — воскликнул преподобный Гуринджер. Никогда в жизни он не чувствовал себя лучше, поэтому он решил отправить Рут Маккосланд в последний путь подобающим образом. Он намеревался поставить смесь из разных панегириков.

В конце концов, все так любили ее.

4

Колокола.

Дэйв Рутледж, старейший городской житель, повернулся к ним и улыбнулся беззубым ртом — даже если бы колокола звучали нестройно, он все равно бы улыбался, потому что он мог слышать их. В начале июля Дэйв полностью оглох, нижние конечности его стали холодными, а циркуляция крови почти прекратилась. В конце концов ему было уже девяносто, и поэтому он был похож на старого пса. Но в этом месяце его слух и кровообращение волшебным образом исправились. Люди говорили ему, что он выглядит на десять лет младше, но ведь он еще, слава богу, и чувствовал себя младше лет на двадцать. После этого любому колокольный звон покажется самой мелодичной музыкой на свете.

Дэйв поднялся и поплелся к церкви.

5

Колокольный звон.

В январе помощник, которого конгрессмен Бреннан отправил в Хэвен, находился в Дипломатическом Корпусе. Там он и познакомился с прекрасной молодой женщиной по имени Аннабель. Этим летом она посетила Мэн, чтобы побыть с ним, и этим утром за компанию приехала в Хэвен. Он обещал, что у них будет целый вечер в баре «Бухта», прежде чем они вернутся в Огасту. Поначалу эта идея ей не понравилась, потому что ее слегка подташнивало в ресторане и она даже не смогла закончить завтрак. И все из-за низкорослого повара, выглядевшего как постаревшая и потолстевшая копия Чарльза Мэнсона. Когда казалось, что на него никто не обращает внимания, он иногда слегка улыбался очень странной улыбкой — и уже одного этого хватало, чтобы все вообразили, что он солит яйца мышьяком. Но мелодичный перезвон колоколов, который она не слыхала со времени детства в Небраске, очаровал ее воображение.

— Бог мой, Марта, как может позволить себе городишко, который является лишь точкой на карте, такие великолепные колокола?

— Быть может, умер какой-нибудь богатый летний турист и оставил их в дар городу, — неопределенно высказался Марти. Его не интересовал колокольный звон. С самого приезда сюда у него болела голова, и боль становилась все сильнее. Хотя один из гимнов увлек-таки его. «Пойдем, пойдем в церковь». «Мы можем уехать отсюда и направиться в бар «Гавань», где моя башка придет в норму, раздумывал он, — какой поганый все-таки городишко».

Они вместе пошли по улице, ее одежда была черной (но, как она лукаво ему сообщила по пути, белье было из белого шелка… насколько незначительно это было), его — темно-серой. Жители Хэвена, одетые во все самое лучшее, шли вместе с ними. Марти отметил удивительно большое количество голубоватых полицейских мундиров.

— Смотри, Марти! Часы!

Аннабель показывала на башню ратуши. Она была сделана из твердого красного кирпича, но на секунду покачнулась и поплыла перед глазами Марти. Быть может, что-то не в порядке с глазами. Он проходил проверку три месяца назад, и парень сказал, что его здоровья достаточно и летчику, но может быть, он ошибся. Половина служащих в Америке употребляют кокаин. Он читал об этом в «Тайме»… и почему его мозг бредит таким странным образом? Это были колокола. Казалось, что за счет эха они приумножаются в голове. Десять, сто, тысяча, миллион, и все играют «Когда мы все поклонимся в ноги Иисусу».

— Так что же часы? — спросил он прерывисто.

— Стрелки совсем смешные, — сказала она. — Они похожи на… нарисованные.

6

Звон колоколов.

Эдди Стамфел из казарм Дерри и Энди Ридерут из Арно переходили улицу — они оба знали и любили Рут.

— Красиво, тебе не кажется? — с сомнением спросил Эдди.

— Может быть, — сказал Энди. — Но я как раз думал, что цветущие поля и прекрасные созвучия уходят от нас из-за нашей тупоголовости, а эти звуки напоминают мне испорченный телефон. По-моему, сегодня в городе случится какая-то неприятность. Может быть, это и глупо, но я это чувствую.

— Эта неприятность уже произошла с моей головой, — поморщился Эдди. — Она болит, как последняя дрянь.

— Ну, подними голову и пойдем, — сказал Энди. — Хоть Рут была и хорошей женщиной, но она умерла. И, между нами говоря, мне безразлично, как она жила свою жизнь, лишь бы выбраться отсюда.

Они вместе вошли в Методистскую церковь, но не один из них не взглянул на преподобного Лестера Гуринджера, который стоял около выключателя, контролирующего этот дивный колокольный перезвон, улыбался, потирал руки и принимал комплименты от всех и каждого.

7

Звон колоколов.

Бобби Андерсон вышла из голубого грузовика «Шевроле», хлопнула дверцей, и, прежде чем медленно пойти по тротуару к церкви, расправила свою темно-голубую одежду на бедрах и посмотрелась в зеркало бокового обзора грузовика. Она шла с опущенной головой и поникшими плечами. Как сейчас необходим был ей отдых, чтобы продолжить жизнь, и Гард, чтобы хоть чуть-чуть рассеять ее наваждение.