Мир уршада - Виталий Сертаков

Рахмани отдавал себе отчет, что если лучезарному королю Ютландии или кому-то из ярлов станет известно о его способности находить каналы, служба в качестве ловца завершится навсегда. Ему придется бежать и пребывать в бегах остаток дней. Всякий владелец земли, обремененный короной и нечесанный, малограмотный барон желал бы иметь в хозяйстве колдуна, способного вскрыть ткань сущего. Янтарный канал, даже не на другую твердь, а соединяющий два соседних графства, немедленно начинал приносить прибыль. Тому, у кого в ручье или в искусственном водоеме внезапно появлялись янтарные блестки, оставалось только замостить близлежащую грязь и поставить стражу для сбора денег.

Саади распечатал немало каналов, почти столько же пришлось обрушить за собой навсегда, и в три раза больше он почувствовал, но проехал или проскакал мимо. У него начинало колоть виски и немели ладони возле тех мест, внешне совершенно непримечательных, где имело смысл пробивать канал. Достаточно лишь точно обозначить место, затем найти где-то воду, если воды в этом месте нет, вылить ее на землю и ждать. Если спустя три-четыре восхода вода потемнеет, загустеет, как каучук, и прекратит испаряться, значит, это уже не вода, а то, во что вода превращается, перетекая между твердей. Иные называют это кровью, текущей по янтарным сосудам всех трех планет.

Звучит поэтично, но одному лишь Премудрому известно, сколько сотен тысяч, если не миллионов жизней было отдано в войнах за право обладать входом в канал. Слепые старцы замолкали в ответ на вопрос, не лучше ли открыть людям все тайны. Учитель любил повторять нетерпеливому ученику, что все в мире идет именно так, как задумано…

За песчинку до того, как ловец начал задыхаться, глубокий янтарный блеск стал темнее, края воронки плавно раздвинулись, и его, точно камень из баллисты, швырнуло в яростную пену Леопардовой реки. Рахмани немного волновался, что выкинет в заброшенный город, на тысячу гязов южнее поселений раджпура, поскольку неустойчивый канал, пробитый в самом центре огромной водной страны, не всегда можно было точно сбалансировать.

Но вместо мрачных обветренных сфинксов и следов скорпионов, он с радостью увидел над собой изумрудный шатер джунглей, скачущих по лианам макак и следы костров на дальних острых скалах. Там когда-то обороняли свои деревни воины раджпура, но времена междоусобных стычек давно прошли. Их бывшие противники, бадайя, вели оживленную торговлю мелочами вдоль Шелкового пути, отправляли детей учиться на Зеленую улыбку, а работать — на Хибр, мир изменился…

Ловец не без труда вытащил в прибрежную осоку Олафа, пока Снорри пытался пробежать на своих ходулях по горной реке. Два Мизинца едва не сломал себе шею и пару конечностей, после чего пыла у него заметно поубавилось.

— Как же мы найдем вашу женщину, дом Саади? — Вор из Брезе жадно втягивал ноздрями терпкий насыщенный цветочными испарениями воздух родной тверди. — Нам придется нанимать нюхача, чтобы выудить ее след.

— Она сама придет сюда. Смотри, видишь? — Рахмани показал промокшим нелюдям на тонкую, полузаросшую тропу, ведущую к навесному мостику через реку. За навесным мостом, после очередного бурлящего порога, укрепленного плотиной, просматривались домики на сваях, перевернутые лодки и несколько пасущихся свиней, поджарых, как ездовые собаки. Здесь пахло совсем не так, как в нагретом влажном вулкане, затерявшемся в Кипящем озере. На Великой степи хотелось вдохнуть и задержать дыхание, чтобы прелестные ароматы впитались в легкие…

— Марта совсем недавно распечатала канал, который я ей подарил. Он гораздо выше по течению… — Рахмани вздохнул, освобождаясь от мокрой одежды. — Но про это место я ей не рассказывал. Олаф, я хотел бы попросить тебя об услуге. Ты не мог бы залезть на дерево повыше и взглянуть? Только сделай так, чтобы тебя не узнали…

— Это можно и не говорить, — обиженно отозвался перевертыш и скользнул вверх по ближайшему стволу. — Я не знаю, та ли это женщина, которую ты ищешь, дом Саади, но вдоль берега сюда скачет центавр… ого… гм…

— Центавр?! Что там еще?

— Истинный фессалиец и очень высокого ранга. У него плюмаж на шлеме и всюду серебро. На спине у него парень, вроде пьян или раненый, качается во все стороны, и женщина. Очень далеко, дом Саади. Я вижу только, что брюнетка, и что держит на шее… ох ты!

— Что она держит?! Говори же!

— Погоди, дом Саади. Центавр остановился у ручья, переходит вброд… Ага! У нее на шее нюхач, живой нюхач! Она держит его, как ребенка!

— Это она! — Рахмани повеселел, хлопнул в ладоши, напугав подобравшихся слишком близко птиц. — Я верю, что это она. Мы успели, мы выиграли у нее восход!

— Нюхач нас учует, дом Саади.

— Не учует. У меня есть такие снадобья, что нюхачу будут всюду мерещиться тигры. Правда, недолго действует…

— Дом Саади, а что ты будешь делать, когда отнимешь у нее Камень? — задал самый главный вопрос Снорри.

— Я оживлю его. Прямо здесь.

— Но как мы попадем на четвертую твердь?

— Мы?! Очнись, Снорри. Тебе-то зачем рисковать?

— Я потерял работу, потерял уважение и состояние, дом Саади. Извини, но это ты… это вы виноваты. Раз так, возьмите меня с собой. Больше мне нечего тут делать. А там… Я буду вашими ногами, вашим советчиком…

— И меня, дом Саади, — пискнул с ветки Кой-Кой. — Я увидел эту реку… Сомневаюсь, что мои братья выплыли…

— Дом Саади, а что ты будешь делать, если она не отдаст тебе Камень?

Вот оно! Рахмани пригладил седеющие кудри. Если она не отдаст Камень…

Дальше ловец не мог говорить.

29

ВОИН И ГРОЗА

— Что случилось с твоим лицом, воин?

— Поранился…

— Тебе идут седые кудри, Рахмани.

— Ты стала еще красивее, Женщина-гроза.

Рахмани танцевал на бесконечной нити маятника. Как никогда, ему хотелось жить. Он танцевал, чтобы успеть перехватить заряд ее любви и ее ненависти. Самая лучшая женщина его страданий посылала ему удары своих улыбок. Рахмани танцевал, неуловимо двигая корпусом, рассыпая фантомов пригоршнями, и отражал ее улыбки глазами. Один лишь смех ее мог ослепить, как осколки разбитого зеркала, поэтому Рахмани держал глаза наполовину прикрытыми.

— Ты отыскал то, что искал, Рахмани?

— Мы ищем одно и то же, Марта.

— Раньше ты охотился за утерянной честью. Саади переместился трижды и трижды оставил вместо себя бестелесных кадавров, чтобы те вместо него ловили горлом возникающие из воздуха кинжалы.

— Честь не утеряна, Марта. Она подобна кристаллу, растущему в раковине. Можно раздробить тысячи кристаллов, но всегда вырастают новые.

— Объясни же мне, я не понимаю, — Марта Ивачич тоже начала медленное вращение. Ее смоляные глаза впивались в серые выцветшие глаза возлюбленного, ее руки ласкали пустоту столь быстро, что обычный человек давно бы уснул от навязчивых повторений ритма. Обычный, но не ловец Тьмы, не ученик Слепых старцев.