Зеркала - Мария Ермакова

Флавин говорил неспешно и то ли горькая ирония, то ли настоящая ненависть сквозили в его словах, но слова подействовали на остальных, как ушат ледяной воды — они застыли от изумления, забыв о ссоре.

— А чтобы было еще интереснее, — едко продолжал Аф, — всемудрые наделили вас болезненным честолюбием и эгоизмом. Чтобы и вам не скучно жилось. Ближнего под себя подмял — мало! И дальнего надо, чтобы знал свое место. Дерево вам мешает — вы его срубите, а чего уж о ближнем говорить? По трупам пройдете, и цель благородную изыщите, чтобы совесть чиста была. Вы — как тля, все портите, все рушите, где бы ни появились, со своим уставом лезете, не зная, что у природы уже миллионы лет свои законы, не видя дел рук своих, не ведая, что творите! Слышите? — Аф чутко повел ушами — вдали раздался леденящий вой. — Слышите? И это создал человек, чуть, может быть, более образованный. Создал чудовищ, а подсобным материалом послужили такие как вы и он сам, вам это о чем-нибудь говорит? Жить не страшно после этого? Вам, Шторм?

Тот опустил глаза.

— А ты, мой старый друг, — голос флавина зазвучал печально, — ты, кто создавал, подобно нашей Матери — природе, неужели и ты можешь поддаться амбициям, которые ничего не стоят? Можешь биться с человеком, уверен, до последнего, из-за обиженного самолюбия? Вижу, можешь…

Отшельник попытался что-то сказать, но только махнул рукой. Аф молча посмотрел на Инвари. Не произнес ни слова, но юноша, так же, как и другие, залился краской. Флавин тяжело поднялся.

— Я долго жил среди людей и научился понимать вас, — глухо сказал он. — Но вы и ваши склоки мне опостылели. Вы здесь чужие и всегда такими останетесь! Я ухожу. А вы следуйте на северо-запад. Приграничье выведет вас на стоянку следопытов. Они поведут вас в Сердце.

Он развернулся и быстро исчез во тьме. Простучали копыта — это ушла за хозяином не стреноженная на ночь Чайни. Тихо заржал Ворон, зовя ее. Она не отозвалась.

Стараясь не глядеть друг на друга, оставшиеся потерянно сгрудились вокруг костра.

— Как стыдно! — прошептал Витольд, закрывая лицо руками. — Я-то хорош!

— Его нельзя отпускать одного, — тихо сказал Шторм, — там полно оборотней.

— Оставь! — Инвари досадливо махнул рукой. — Мы никогда не найдем флавина в лесу, если он того не захочет.

— Какой стыд! — снова прошептал художник.

Никто ему не возразил, только Шторм молча протянул руку. Тот крепко пожал ее. Больше в эту ночь не было сказано ни слова.

И сон тоже не пришел.

Шел третий день пути по Приграничью. Аф не вернулся. Следопытов они пока не встретили.

На привалах Витольд и Шторм были подчеркнуто вежливы друг с другом, настроение у всех было подавленное, пока однажды Шторм не нашел безопасной темы для разговора. Со свойственным ему любопытством он попросил Инвари рассказать о поместье Ванвельта. И тот охотно пошел на это, стремясь хоть как-нибудь разрядить обстановку. Отличаясь хорошей зрительной памятью, он красочно описывал заброшенную роскошь тех комнат, которые видел. Витольд, вначале не принимавший участия в их беседах, однажды проявил интерес, и с тех пор давал пространные и занимательные комментарии к рассказам Инвари, часто отвлекаясь на экскурсы в область истории культур и ремесел. Шторм, слушая его с удовольствием, осознавал, что видит перед собой действительно образованного человека, и постепенно из его вежливости исчезли прохладные нотки, уступив место уважению — он решил, что этот человек тоже чего-то стоит, хотя и совсем в другой области приложения. А так как Витольд рассказывал увлеченно и просто, без малейшего превосходства растолковывая Шторму неизвестные понятия, информация эта не казалась здоровяку ненужной. Особенно его интересовала реальная ценность вещей из замка. И здесь Витольд оказался на высоте — основываясь только на воспоминаниях Инвари он с ловкостью заправского купца оценивал стоимость мебели и предметов роскоши, картин и статуэток, беспорядочных мелочей, всего того, что составляло красочный, но подпорченный пылью, запущенный хаос богатого замка. Это превратилось в своеобразную игру по вечерам и окончательно примирило Шторма с художником.

В пути Инвари не раз задумывался о том, что может случиться, когда они доберутся до лагеря Гэри. За судьбу Шторма он не беспокоился — его собратья, такие же авантюристы, как и он, не станут подозревать того в измене. Художник был ценным свидетелем преступлений Адаманта и мог дать незаменимые сведения об исчезнувшем принце, а, следовательно, был необходим, и его жизни так же ничего не угрожало. Но вот простил ли атаман самого Инвари? Вернулся ли Шери, рассказал ли ему об истинной подоплеке событий, вызвавших эпидемию? И поверил ли Гэри ему? Инвари затруднялся ответить. Характер у Атамана был крутой, а явная ненависть Грозы только усугубляла положение. Пока же, ведя Ворона в поводу — лес становился непроезжим — он пытался представить их встречу.

На пятый день пути Инвари понял, что они заблудились. Не действовали в Чаще ни интуиция подмастерья, ни навык ориентирования! И — что самое плохое — сбились в сторону Сердца, уйдя из Приграничья. Здесь сильнее сгущался воздух осознанием неведомой опасности. И не в оборотнях было дело — их следы совсем перестали попадаться на пути. В Сердце гнет тысячелетий, прожитых Чащей, ее эманация и сила были так очевидны и чувственны, что каждый глоток подкронного воздуха давался с трудом, и казалось, лес недружелюбно следит за тем, как пьется этот глоток, подсчитывает убыток и замышляет что-то.

Под тяжелый полог самой сокровенной части леса они вступили ровно в полдень. И хотя там, наверху, тучи разомкнулись, здесь было сыро и сумрачно, воздух казался спертым, несмотря на обилие охов, чьи янтарные стволы, казалось, источают мягкое сияние. Здесь царили звери. Белки спускались с веток прямо на плечи путникам, еноты и лисы то и дело пересекали дорогу, ничуть не боясь незнакомцев. Слышался хруст ветвей под тяжелыми шагами сохатых. Им встретилась даже медведица — грузная, брюхатая, она косолапила мимо, не обращая на чужаков ни малейшего внимания, настолько была озабочена поисками берлоги. Ведь, несмотря на рано выпавший снег, было еще только начало осени.

Они тихо вели лошадей, затаивая дыхание, стараясь не говорить без крайней необходимости, чтобы не распугать живность. Шторм с любопытством вертел головой, рассматривая место, о котором слышал столько легенд, Витольд, позабыв обо всем, любовался осенними красками и редкими солнечными пятнами на покрытой хвойным ковром земле, а Инвари, настороженно следил за тенями, не внушавшими доверия, и ждал неприятностей.