Дорога на космодром - Ярослав Голованов

В первые минуты полета частота дыхания и пульс Лайки повысился примерно в три раза, но биотоки сердца были в норме. Постепенно пришли в норму и все физиологические параметры. Организм адаптировался в невесомости – Лайка жила! Это был главный, очень важный результат: высокоорганизованное живое существо может жить в условиях орбитального космического полета.

В декабре 1957-го, накануне Нового года, Королев писал: «Наступит и то время, когда космический корабль с людьми покинет Землю и направится в путешествие на далекие планеты, в далекие миры.

Сегодня многое кажется лишь увлекательной фантазией, но на самом деле это не совсем так. Надежный мост с Земли в космос уже перекинут запуском советских искусственных спутников, и дорога к звездам открыта!»

Говард Бенедикт, корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс, передал с мыса Канаверал: «6 декабря 1957 года «Авангард» был готов под пристальными взглядами всего мира вывести на орбиту трехфунтовый (около 1360 граммов. – Я Г.) мини-спутник. Тонкая ракета поднялась на метр над землей, потеряла устойчивость и рухнула со страшным взрывом. Вместе с ней упал престиж американской науки».

Первый американский спутник «Эксплорер-1», весом около 14 килограммов, вышел на орбиту лишь 1 февраля 1958 года. А «Авангард» удалось запустить только в середине марта.

Академик Келдыш, выступая в 1977 году на торжественном вечере в честь 70-летия Сергея Павловича, вспоминал, что Королев именно в это время всерьез заговорил о полетах за пределы околоземного пространства.

Мы должны идти дальше. – настаивал Сергей Павлович. – Мы должны достичь Луны!

Американцы не скрывали своего горячего желания послать ракету на Луну и тем самым несколько нивелировать тот эффект, который произвели на весь мир наш первый спутник, полет Лайки и гигантская летающая лаборатория весом 1327 килограммов, запущенная 15 мая 1958 года, – 3-й советский спутник. Но все их попытки терпели неудачу. 17 августа 1958 года полет первой лунной ракеты, запущенной с мыса Канаверал, продолжался всего 77 секунд. 11 октября – вторая неудача, 7 ноября – третья. После этого лунную программу отбирают у военно-воздушных сил и передают под непосредственное руководство Вернера фон Брауна. Но и Браун терпит 6 декабря провал – четвертый подряд.

«Летающая лаборатория» так называли наш третий спутник.

Королев понимает, что пуск к Луне – дело очень не простое. Первое, что требовалось, – повысить скорость ракеты с 8 до 11 километров в секунду. Этого нельзя было сделать без третьей ступени, и Королев решает «нарастить» свою ракету. Ему всегда не хватало времени и людей. Время было лишь относительно в его власти, а люди – абсолютно, поскольку, как я уже писал, невозможно было не увлечься идеями Королева, если Королев хотел вас увлечь. Одной из его «жертв», принесенных на алтарь космонавтики, стал Семен Ариевич Косберг.

Косберг был на три года старше Сергея Павловича и к моменту появления баллистических ракет занимал высокий пост руководителя одного из крупнейших в стране конструкторских бюро, занимавшегося авиационным двигателестроением. За плечами был большой и трудный путь. Он родился в бедной еврейской семье в белорусском городе Слуцке, с трудом получил образование, вместе с отцом работал кузнецом, слесарем, служил в Красной Армии, а потом стремительно окончил сразу два института: ленинградский политехнический и московский авиационный. Из сплава его таланта и энергии годы бурного развития авиации очень быстро выковывают выдающегося специалиста, наделенного незаурядными способностями организатора. В 1931 году он пришел в Институт авиационного моторостроения имени П. И. Баранова (в это время там в винтомоторном отделе работал Ф. А. Цандер), а в 1940-м уже стал руководителем крупного КБ. Должность Главного конструктора он получает 17 октября 1941 года, в тягчайшие дни войны, когда фашисты рассматривали Москву в бинокли. Война – годы страшного перенапряжения, когда он, один из генералов тыла, из всего многообразия служебной терминологии: могу – не могу, получается – не получается, успею – не успею – знал только одно слово «надо».

Семен Ариевич КОСБЕРГ (1903-1965) – выдающийся советский конструктор авиационных и ракетных двигателей, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии. С 1955 года по заданию С. П. Королева работал над конструированием серии ЖРД. Двигатели С. А. Косберга были установлены на третьей ступени ракет-носителей «Восток», выводили на орбиту космические экипажи, обеспечивали запуски автоматических станций «Луна», «Венера», «Марс» и др.

Но вот кончилась война. Косберг работает в тесном контакте с ведущими советскими конструкторами авиадвигателей: А. А. Никулиным, А. Д. Швецовым, В. А. Добрыниным; ничто, казалось бы, не предвещает смены его давно устоявшихся профессиональных интересов. Впрочем, «смена» не точное слово. Расширение. В 1955 году Королев вовлекает его в свою работу, и под руководством Семена Ариевича создается серия ЖРД для ракетной техники. Именно двигатели Косберга стоят на третьей, «межпланетной» ступени ракеты «Восток». Эти двигатели выводили на орбиту экипажи «Востоков», «Восходов» и «Союзов», обеспечивали запуски автоматических станций «Луна», «Марс», «Венера» и тяжелых спутников Земли.

Трагическая гибель Косберга ошеломила всех, настолько неожиданной и противоестественной она была: он попал в автомобильную катастрофу. Мгновенно прилетевшие из Москвы реаниматоры работали всю ночь, но ничего сделать не смогли. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, доктор технических наук Семен Ариевич Косберг умер 3 января 1965 года…

Итак, «нарастив» ракету еще одной ступенью, Королев в самом начале 1959 года осуществляет старт «Луны-1» – первого в истории искусственного небесного тела, которое, достигнув второй космической скорости, вырвалось из пут земного тяготения и превратилось в спутник Солнца – крохотную планетку, которая и по сей день вращается по своей околосолнечной орбите. Год на этой крохотной планетке длится не 365 дней, как у нас на Земле, а 450.

«Луна-1» в Луну не попала. Системы и методики коррекций космических аппаратов тогда еще только разрабатывались и подправить отклонение лунника от траектории было нельзя. Автоматическая станция прошла от нее в 7500 километрах – в общем, не так уж далеко, если учесть, что среднее расстояние от Земли до Луны 384 400 километров и что это была первая попытка разогнаться до второй космической скорости.

Достичь Луны можно! – вот был главный итог новогоднего старта. Надо теперь только получше прицелиться…

Луна! Опять Луна! Притягивает сердца человеческие, словно магнит. Ведь сколько раз в этой книге говорили мы с вами о лунных путешествиях! Древняя мечта землян, Луна, неужели пробил твой час, настало время, и мы дотронемся наконец до твоих пыльных пустынь?! Ужели начинается реальное воплощение фантазий Лукиана Самосатского, снов Кеплера, предвидений Циолковского, советов Эсно-Пельтри, расчетов Годдарда? Думали ли обо всем этом те, кто проектировали наши первые лунники?

Полагаю, что не думали. По двум причинам. Во-первых, из-за органической нелюбви к «красивым словам» и всяческим попыткам окружить свою работу ореолом героической романтики. Во-вторых, потому, что надо было решить уйму сложнейших проблем и просто не было времени думать о Лукиане Самосатском.

Прежде всего баллистикам надлежало проложить лунную трассу. Вся хитрость заключалась в том, чтобы в тот момент, когда лунник приблизится к Луне, сама Луна была бы видна с наблюдательных пунктов Советского Союза и, более того, находилась бы как можно выше над горизонтом. В этом случае радиопомехи при связи с лунником будут минимальными. Кроме того, трасса должна была быть оптимальной с энергетической точки зрения – иными словами, позволяла бы достичь Луны при наименьших затратах топлива и максимальном весе лунника.

Было подсчитано, что запуск должен производиться в момент, когда Луны не видно. Время запуска, направление полета и скорость лунника необходимо было выдержать в пределах, которые ракетная техника до той поры не знала, поскольку, как я уже говорил, тогда еще не было технических средств для коррекции траектории во время полета. А раз ракету, выстреленную в космическую мишень, «подправить» в полете никакие силы не могли, получалось, что при отклонении времени старта на 10 секунд точка прилунения смещалась на 200 километров. Такое же смещение получалось, если вектор скорости «уходил» от расчетного направления на одну угловую минуту. А если сама скорость изменялась всего лишь на одну сотую процента, отклонение от цели составляло уже 250 километров. Я хорошо помню, как, рассказывая о всех трудностях, стоящих перед проектировщиками лунников, один из их руководителей сказал: