Чумные псы - Ричард Адамс

– «Что за загадочная болезнь поразила молодого ученого Стивена Пауэлла?» – пробормотал Дигби Драйвер себе под нос. – «Молчание Центра наводит на размышления». Можно, конечно, разыграть эту карту, но Десмонда она вряд ли устроит – это всего лишь нокдаун. А ему нужен нокаут. Случилось бы сейчас что-нибудь гадкое, гадкое-прегадкое, такое гадкое, что просто тьфу! Ну же, Драйвер, шевели мозгами! Ну, так что, что, что?

Размеренно похлопывая себя ладонью по лбу, мистер Драйвер отправился искать вдохновения у пивной стойки.

– Наверное, нам теперь уже никогда не найти лиса, – печально заметил Шустрик. – Будь я мышкой, я не добежал бы даже до желоба в полу. – Он сел и с тревогой посмотрел на небо. – Хорошо бы совсем умереть, прежде чем прилетят канюки. А то, знаешь, тук-тук, ням-ням… Кого первым съедим, Кривой Клюв, Рафа или Шустрика?

20 ноября, суббота – 21 ноября, воскресенье

– Заткнись!

– А ты, Раф, не задумывался о том, что, когда мы будем мертвые, нам не надо будет ни имен, ни еды. Безымянные, как лис… Только ветер посвистывает в голых ребрах, как у той овцы прошлой ночью… Ничего от нее не осталось, только черви. Так и мы. Спасибо, здесь еще не дует: ветер такой, что и кошку снесет с холма прямо в озеро. Вот и я – мяу-ой-плюх-ох, что это со мной случилось?

Раф ничего не ответил, лишь некоторое время вылизывал ухо Шустрику, затем вновь уронил голову на свои онемевшие лапы.

– Раф, а ты…

– Я все еще чую запах той дряни, которую белохалатники напихали тебе в башку.

– Тебя-то не резали. Все резаные псы пахнут этой дрянью. А вот кабы тебя порезали, так ты бы тоже пах и не замечал этого запаха. Раф, а ты не думал, что именно из-за нас прошлой ночью все мусорные бачки оказались внутри домов, а не снаружи.

– Очень может быть. Ведь все они нас боятся.

– Значит, они знают – все знают! – что я убиваю людей?

Несколько мгновений спустя Раф снова погрузился в сон – неглубокий чуткий сон, измождение лишь чуть-чуть перевесило голод и присущий всякому вынужденному оборонять себя зверю страх, что его застанут врасплох и убьют, не дав пустить в ход клыки и когти. Шустрик вжался поглубже в щель между камнем и лохматым боком Рафа и тупо глядел через холмы и на чернеющее внизу озеро. Солнце, которое ранним утром ясно светило на чистом небе, теперь скрылось за облаками, напоминавшими цветом северное море. От холма к холму, сколько видел глаз, лежал белый, безмолвный снег, не знающий ни ненависти, ни жалости к живым существам, которых он убьет во время надвигающейся темной четырнадцатичасовой ночи.

– Я белохалатник, – сонно пробормотал Шустрик, глядя на отсвечивающую гладь Леверского озера, лежащего, словно дыра в черепе, меж белых, безмолвных берегов. – Мне сейчас надо придумать способ, как убить вас, двух песиков. Видите, я чистый и приятно пахну, как и положено. Посмотрите, я покрываю здесь все. Вы должны понимать, что я вполне сознаю свою ответственность за порученное мне дело. Мои опыты научили меня с уважением относиться к живым существам. Ваши жизни не пропадут даром. Даже косточки ваши пойдут в дело – вы должны этим гордиться! Позвольте, я объясню. Есть такие канюки, похожие на червей… летающие, конечно…

Из-за скалы показалась стая чаек, парящих в светящемся луче, высоко-высоко над сгущающимися внизу сумерками. Ни единое крыло не шелохнулось, покуда они скользили по темнеющей синеве, лишь распростертые маховые перья и белые хвосты поблескивали золотом по мере того, как птицы разворачивались к западу.

– О чем это я думал? – спросил себя Шустрик. – Опять эта мышка у меня в башке несет всякую чепуху. Оно и неудивительно – я совсем уже витаю в облаках. Мы столько прошли после встречи с той машиной на дороге, и ни крошки во рту с тех пор, ни тебе даже крышку мусорного бачка полизать. Никогда нам уже не завалить овцу, никогда… – Шустрик снова забылся, но тут же очнулся от крика пролетавшего мимо канюка. – Хватит с меня ходьбы по ручьям. Я, кажется, обронил свои мозги в воду. Ручьи эти прямо-таки текут у меня по извилинам. – Он глянул вверх. – Эти птицы – они так красиво парят. Они так похожи на эту белую штуку, которую люди разбросали вокруг, – такие же безмолвные, и ничего-то им не надо. Эти птицы лежат на небе, а белая штука на земле. А я вот когда-то лежал на тряпке. Интересно, откуда они прилетели? Может, и мы доберемся туда? Может, и Киф там? Если мы не отыщем лиса, а это уж вряд ли случится, мы умрем с голоду. Ох, голодно… Бедняга Раф, ему хуже моего.

Весь день Раф с Шустриком лелеяли несбыточную надежду отыскать хоть какой-нибудь след лиса. После нападения на машину прошлым утром они пересекли главную дорогу, обогнули с севера Трясину и побрели на юго-запад, вверх по лесистому склону Вольного утеса и дальше по болотам, южнее Высокой седловины, к захолустной деревушке Уотендлат, стоявшей над небольшим озерцом. Но и отсюда им пришлось убраться не солоно хлебавши, под злобный лай местных собак, хотя Раф с Шустриком долго дожидались темноты и прокрадывались к дому очень осторожно. Шумиха, поднятая Дигби Драйвером, привела к тому, что тут, равно как и во многих других селениях Озерного Края, даже мусорные баки забрали в дома. Не говоря уже об утках и курицах, для обеспечения безопасности которых были приняты надлежащие меры.

Теперь оба пса были куда слабее и значительно более истощены, нежели в то утро, уже более недели назад, когда Рафу удалось убить овцу над Бычьим утесом, – лапы сбиты, почти полная безнадега, бессилие и усталость. Чуть позже, когда взошла луна, Раф с Шустриком обследовали мрачный, засыпанный снегом холм, но не обнаружили ни одной овцы, за исключением давным-давно обглоданного скелета, лежащего в клочьях сырой, полусгнившей шерсти. Оставив надежды на овцу, псы отправились на юг, пересекли Луговую речку, бредя по снежному крошеву и шуге, которая таяла прямо под лапами, погружавшимися в обжигающую холодом воду. Когда они сообразили, что вновь оказались подле Бычьего, Раф опять вспомнил о лисе. Отчасти вынужденно, видимо, из-за хоть и оскорбленного, но воистину песьего чувства верности и долга, которое до сих пор заставляло его стыдиться бегства из Лоусон-парка, прочь от железного бака, Раф вновь принялся клясть себя за ссору с лисом и настоял на том, что так или иначе лиса следует отыскать и уговорить остаться с ними. Кроме того, не исключено было, что лис мог вернуться в старое логово и сам. Поэтому, когда луна села, Раф с Шустриком направились назад, тем же путем, каким они пришли сюда от Грая и Бурого кряжа. К полудню следующего дня голод стал нестерпимым. Над Леверским озером они улеглись на отдых, и Шустрик как-то по-дурацки, самым легкомысленным образом провел все это время в пустой болтовне обо всем, что приходило ему на ум, покуда Раф спал, поеживаясь на холодном ветру, который задувал в этих высоких скалах.