И дольше века длится день - Чингиз Айтматов

— Ну ты здесь подожди пока, а я пойду попытаю, чем оно обернётся,пробурчал он, обращаясь к Каранару, но больше для собственной уверенности. Пришлось всё-таки укладывать верблюда наземь, потому что требовалось достать из перемётной сумы путы, приготовить их.

Пока Едигей возился впотьмах с путами, было так тихо вокруг, царила такая безмерная тишина, что он слышал собственное дыхание и попискивание, жужжание каких-то насекомых в воздухе. Над головой засветилось великое множество звёзд, вдруг сразу объявившихся в чистом небе. Так тихо было, точно бы ожидалось что-то…

Даже привычный к сарозекской тишине Жолбарс и тот, напряжённо настораживаясь, поскуливал почему-то. Что ему могло не нравиться в этой тишине? — Ты ещё мне тут путаешься под ногами! — недовольно высказался хозяин. Потом он подумал: а куда девать собаку? И некоторое время соображал, перебирая верблюжьи путы в руках, как быть с собакой. Ясное дело, собака не отстанет. Будешь гнать — всё равно не уйдёт. Появляться же с собакой просителем опять же было не к лицу. Если не скажут, то посмеются, подумают: вот, мол, пришёл старик права отстаивать, а с ним никого, кроме собаки. Так уж лучше быть без пса. И тогда Едигей решил привязать его на длинном поводу к верблюжьей сбруе. Пусть побудут вместе в одной связке собака и верблюд, пока он отлучится. С тем он подозвал собаку: «Жолбарс! Жолбарс! Поди сюда!»— и склонился, чтобы заладить узел на его шее. И тут как раз что-то произошло в воздухе, что-то сдвинулось в пространстве с нарастающим вулканическим грохотом. И совсем рядом, где-то совсем вблизи, в зоне космодрома, взметнулась столбом в небо яркая вспышка грозного пламени. Буранный Едигей отпрянул в испуге, а верблюд с криком вскочил с места… Собака в страхе кинулась к ногам человека.

То пошла на подъём первая боевая ракета-робот по транскосмической заградительной операции «Обруч». В сарозеках было ровно восемь часов вечера. Вслед за первой рванулась ввысь вторая, за ней третья и ещё, и ещё… Ракеты уходили в дальний космос закладывать вокруг земного шара постоянно действующий кордон, чтобы ничего не изменилось в земных делах, чтобы всё оставалось как есть…

Небо обваливалось на голову, разверзаясь в клубах кипящего пламени и дыма… Человек, верблюд, собака — эти простейшие существа, обезумев, бежали прочь. Объятые ужасом, они бежали вместе, страшась расстаться друг с другом, они бежали по степи, безжалостно высветляемые гигантскими огненными сполохами…

Но как долго бы они ни бежали, то был бег на месте, ибо каждый новый взрыв накрывал их с головой пожаром всеохватного света и сокрушающего грохота вокруг…

А они бежали — человек, верблюд и собака, бежали без оглядки, и вдруг, почудилось Едигею, откуда ни возьмись появилась сбоку белая птица, некогда возникшая из белого платка Найман-Аны, когда она падала с седла, пронзённая стрелой собственного сына-манкурта… Белая птица быстро полетела рядом с человеком, крича ему в том грохоте и светопреставлении:

— Чей ты? Как твоё имя? Вспомни своё имя! Твой отец — Доненбай, Доненбай, Доненбай, Доненбай, Доненбай, Доненбай…

И долго ещё разносился её голос в сомкнувшейся тьме…

Через несколько дней из Кзыл-Орды прибыли на Боранлы-Буранный обе дочери Едигея, Сауле и Шарапат, с мужьями, с детьми, получив телеграмму о кончине сарозекского старца Казангапа. Помянуть, засвидетельствовать свою скорбь приехали, а заодно и погостить денёк-другой у родителей, поскольку нет худа без добра.

Когда они сошли с поезда всей гурьбой и объявились у Едигеева порога, отца дома не было, а Укубала выскочила навстречу и, плача, обнимаясь, целуясь с детьми, не нарадуясь, всё приговаривала:

— Многое спасибо тебе, Господи! Вот кстати-то! Отец как обрадуется! Как хорошо, что приехали! И все вместе приехали, собрались да приехали! Отец-то как обрадуется!

— А где же отец? — спросила Шарапат.

— А он вернётся к вечеру. Уехал с утра в Почтовый ящик, к начальству тамошнему. Всё дела у него там какие-то! Я потом расскажу. Да что же вы стоите? Это же ваш дом, дети мои…

Поезда в этих краях всё так же шли с запада на восток и с востока на запад…

А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства — Сары-Озеки, Серединные земли жёлтых степей.

Примечания

1

Тамам — конец.

2

Хайван — скотина.

3

Кокетай — ласкательно-уменьшительное и в то же время снисходительное обращение.

4

Арстан, жолбарс, борибасар — лев, тигр, волкодав.

5

Бейбак — несчастливица.

6

Таубакель — была не была.

7

«Максимы» — так назывались эшелоны, предназначенные для перевозки людей.

8

Хозяин скотины от бога.

9

Сырттан — сверхсущество, например, сверхсобака, сверхволк..

10

Агай — учитель..

11

Я сирая верблюдица, пришедшая вдохнуть запах шкуры верблюжонка, набитого соломой.

12

Жоламан — имя, образованное от двух слов: «жол» — путь, «аман» — здоровье; по смыслу — будь здоров в пути.

13

Тайлак — детёныш верблюда.

14

Атанша — молоденький атан, молодой самец.

15

Сила отца не признаёт.

16

Шишь — деревянная заноза, продеваемая в верхние губы верблюда.

17

Сагындым— истосковался, измучился в тоске.

18

Асыл достар — дорогие гости.

19

Самбайну — здравствуй (монг.).

20

Жаик — Яик, река Урал.

21

Талгак — потребность беременной женщины в особой на вкус еде, утоление некоего желания.

22

Кайманча — молодая верблюдица.

23

Ини — младший брат, младший родич, земляк.

24

Яицкие — от слова «жайык» (раздольная, широкая), так называлась прежде река Урал.

25

Жырау — степной бард.

26

Бечара — бедолага.

27

Кумбез — гробница.

28

Мы, это мы сынок. Не пропускают нас на кладбище. Сделай что-нибудь, помоги нам, сынок.

29

Тебе и дороги не хватает, тебе и земли не хватает! Плевал я на тебя!

30

Новелла «Белое облако Чингизхана» (до следуещего подзаголовка - ***) впервые напечатана: Знамя. 1990. №8

31

Здесь и далее жирным шрифтом добавлен текст по изданию: Санкт-Петербург. Издательский Дом «Азбука-классика» 2007