Конец главы - Джон Голсуори

Динни встала:

- Ну что ж, дядя, благодарю за то, что вы не верите в бесповоротное осуждение грешника, а еще больше за то, что не высказываете этого вслух. Я все запомнила. Во вторник, в час, у главного входа; и не забудьте предварительно закусить, - обход выставки утомительное занятие.

Динни ушла. Хилери вторично набил трубку.

"И еще больше за то, что вы не высказываете этого вслух!" - мысленно повторил он. - Девица умеет съязвить. Интересно, часто ли я говорю не то, что думаю, при исполнении своих профессиональных обязанностей?"

И, увидав в дверях жену, громко добавил:

- Мэй, считаешь ты, что я обманщик в силу своей профессии?

- Да, считаю. А как же иначе, мой дорогой?

- Ты хочешь сказать, что формы деятельности священника слишком узки и не могут охватить все разнообразие человеческих типов? А чьи могут? Хочешь пойти во вторник на выставку цветов в Челси?

"Динни могла бы пригласить меня сама", - подумала миссис Хилери и веселым тоном ответила:

- Очень.

- Постарайся устроить все так, чтобы мы поспели туда к часу.

- Ты говорил с ней о ее деле?

- Да.

- Она непоколебима?

- Предельно.

Миссис Хилери вздохнула.

- Ужасно ее жаль. Разве человек выдержит такое?

- Двадцать лет назад я сказал бы: "Нет!" Теперь не знаю. Как ни странно, бояться им нужно отнюдь, не истинно религиозных людей.

- Почему?

- Потому что те их не тронут. Армия, имперский аппарат, англичане в колониях - вот с кем они придут в столкновение. И первый очаг враждебности - ее собственная семья.

- Сделанного не воротишь, так что убиваться не стоит. Давай-ка напишем новое воззвание. Сейчас, к счастью, ожидается спад в торговле. Люди с деньгами ухватятся за нашу идею.

- Как хочется, чтобы в трудное время люди не стали прижимистее! Если станут, безработных будет еще больше.

Хилери достал блокнот и застрочил. Жена заглянула в него через плечо мужа и прочла:

"Всем, кого это касается!

А разве найдется человек, которого не касался бы факт существования рядом с ним тысяч людей, от рождения до смерти лишенных элементарных жизненных удобств, не знающих, что такое подлинная чистота, подлинное здоровье, подлинно свежий воздух, подлинно доброкачественная пища?"

- Хватит и одного "подлинно", милый.

XVII

Прибыв на цветочную выставку в Челси, леди Монт глубокомысленно объявила:

- Босуэл и Джонсон встречаются со мной у башмачков. Какая толчея!

- Да, тетя. И больше всего здесь людей из народа. Они пришли потому, что тянутся к красоте, которой лишены.

- Я не в силах заставить тянуться Босуэла и Джонсона. Вон Хилери! Он носит этот костюм уже десять лет. Бери день'и и бе'и за билетами, не то он сам уплатит.

Динни проскользнула к кассе с пятифунтовой бумажкой, стараясь не попасться дяде на глаза, взяла четыре билета и с улыбкой обернулась.

- Видел, видел твои змеиные повадки, - усмехнулся Хилери. - С чего начнем? С азалий? На выставке цветов я имею право быть чувственным.

Леди Монт двигалась так неторопливо, что в людском потоке то и дело возникали небольшие водовороты, и глаза ее из-под приспущенных век рассматривали посетителей, призванных, так сказать, служить фоном для цветов.

Несмотря на сырой и холодный день, павильон, в который они вошли, был согрет человеческим теплом и благоуханием растений. Здесь перед искусно подобранными группами цветов предавались созерцанию их прелести самые различные представители людского рода, объединенные лишь тем непостижимым родственным чувством, которое порождается любовью к одному и тому же делу. Все вместе они составляли великую армию цветоводов - людей, выращивающих в горшках примулы, в лондонских садиках на задах - ирисы, настурции и гладиолусы, в маленьких пригородных усадебках - левкои, мальвы и турецкую гвоздику. Попадались среди них и служащие крупных цветоводств, владельцы теплиц и опытных участков, но таких было немного: они либо пришли раньше, либо должны были появиться позже. На лицах проходивших читалось любопытство, словно они присматривались к чему-то такому, за что им вскоре предстоит приняться; уполномоченные цветочных фирм отходили в сторону и делали заказы с видом людей, заключающих пари. Приглушенные голоса, которые обменивались замечаниями о цветах и выговаривали слова на все лады - лондонский, провинциальный, интеллигентский, сливались в единое жужжание, похожее на пчелиный гул, хотя и не такое приятное. Цветочный аромат и это приглушенное выражение национальной страсти, бурлившей меж парусиновых стен, оказали на Динни столь гипнотическое действие, что она притихла и переходила от одной блистательной комбинации красок к другой, растерянно поводя своим слегка вздернутым носиком.

Возглас тетки вывел ее из оцепенения.

- Вот они! - объявила она, указывая вперед подбородком.

Динни увидела двух мужчин, стоявших так неподвижно, что девушка подумала, не забыла ли эта пара, зачем явилась сюда. У одного были рыжеватые усы и печальные коровьи глаза; второй напоминал птицу с подшибленным крылом. Они стояли застыв, в неразношенных праздничных костюмах, не говоря ни слова и даже не глядя на цветы, как будто провидение закинуло их сюда, не дав им никаких предварительных инструкций.

- Который из них Босуэл, тетя?

- Тот, что без усов, - ответила леди Монт. - У Джонсона зеленая шляпа. Он глухой. Это так на них похоже!

Они направились к садовникам, и к Динни донесся ее возглас:

- А! Садовники вытерли руки о штаны, но по-прежнему молчали.

- Нравится? - услышала Динни вопрос тетки. Губы Босуэла и Джонсона зашевелились, но девушка не уловила ни одного членораздельного звука. Тот, кого она считала Босуэлом, приподнял шляпу и почесал голову. Затем тетка указала рукой на башмачки, и второй, тот, что в зеленой шляпе, внезапно заговорил. Он говорил так, что - как заметила Динни - даже ее тетка не могла разобрать ни слова, но речь его все лилась и лилась и, казалось, доставляла ему немалое удовлетворение. Время от времени тетка восклицала: "А!" - но Джонсон продолжал говорить. Внезапно он умолк, леди Монт еще раз воскликнула: "А!" - и снова присоединилась к племяннице.

- Что он сказал? - спросила Динни.

- Ниче'о. Ни слова, - ответила тетка. - Это просто немыслимо. Но ему приятно.

Она помахала рукой обоим садовникам, которые вновь застыли, и двинулась дальше.

Теперь они вошли в павильон роз. Динни взглянула на ручные часы, она условилась с Уилфридом встретиться здесь у входа.

Девушка торопливо оглянулась. Пришел! Хилери идет не оборачиваясь, тетя Мэй следует за ним, тетя Эм беседует с кем-то из цветоводов. Под прикрытием колоссальной группы розовых кустов Динни пробралась к выходу. Уилфрид сжал ей руки, и она позабыла, где находится.

- Хватит у тебя сил, милый? Здесь тетя Эм, мой дядя Хилери и его жена. Мне страшно хочется познакомить тебя с ними, - они ведь тоже иксы в нашем уравнении.

В эту минуту Уилфрид напоминал ей напрягшуюся перед прыжком лошадь, которой предстоит взять незнакомое препятствие.

- Как тебе угодно, Динни.

Они отыскали тетю Эм, занятую беседой с представителями Плентемских оранжерей.

- Для этих - солнечная сторона, известковая почва. А для немезий не надо. Их можно сажать где у'одно. Они так впитывают вла'у! Флоксы по'ибли. По крайней мере, они так сказали. Не знаю, правда ли. О, вот и моя племянница! Знакомься, Динни - мистер Плентем. Он часто присылает... О, мистер Дезерт! Я помню, как вы вели Майкла под руку в день е'о свадьбы.

Леди Монт подала Уилфриду руку и, видимо не очень спеша ее отдернуть, приподняла брови и уставилась на него умеренно удивленным взглядом.

- Дядя Хилери, - шепотом напомнила Динни.

- Да, да, - спохватилась леди Монт. - Хилери, Мэй, - мистер Дезерт.

Дядя Хилери, разумеется, остался самим собою, но у тети Мэй вид стал такой, точно она здоровается с деканом. И почти сразу же родственники, не сговариваясь, оставили Динни наедине с возлюбленным.

- Что ты скажешь о дяде Хилери?

- По-моему, он из тех, к кому можно обратиться, когда тебе трудно.

- Именно так. Он инстинктивно умеет не прошибать стены лбом, но зато непрерывно их обходит. Это у него привычка, - он ведь живет в трущобах. Он согласен с Майклом, что публикация "Барса" - ошибка.

- Потому что я прошибаю стену лбом, да?

- Да.

- Жребий, как говорится, брошен. Жалею, если тебя это огорчает, Динни.

Рука Динни отыскала его руку.

- Нет. Мы не сложим оружия до конца. Но, Уилфрид, постарайся хоть ради меня принять все, что произойдет, так же спокойно, как я. Давай спрячемся за этим фейерверком фуксий и удерем. Мои к этому готовы.

Они выбрались из павильона и пошли к выходу на набережную мимо выложенных камнем цветочных клумб, перед каждой из которых, невзирая на сырость, стоял ее создатель, всем своим видом говоря: "Полюбуйтесь на нее и дайте мне работу!"

- Люди создают такую красоту, а им еще приходится упрашивать, чтобы на них обратили внимание! - возмутилась девушка.