Остров Колдунов - Ольга Белошицкая

Хозяином? Зеркало в вычурной раме отражало вовсе не мужчину. Молодая женщина смотрела на него выразительными синими глазами. В них тонул весь окружающий мир, свет и тьма, и он тоже потерялся, растворился в них… Пальцы ее неуверенно поднимались к пепельно-серебряным волнам волос, у висков запутались лапками два маленьких хищных паучка. Узор на их спинках почему-то оказался хорошо знаком, так хорошо, что он испугался своей забывчивости. Хозяйка паучков нервно поглаживала их пальцами, глядя на себя в зеркало. На ней был тяжелый и длинный, до щиколоток, халат, наброшенный на плечи. Точеные линии тела, совершенные и женственные… Неожиданно она поняла, что чьи-то посторонние, любопытные и жадные глаза наблюдают за ней из ее собственных, бездонная синева наполнилась ужасом, пальцы схватили одного, другого паучка и безжалостно сорвали их с висков, не жалея волос, обвившихся вокруг лапок… И зеркало разбилось от ослепительной вспышки, болезненно отдающейся в голове и в левом плече…

— Кошмар приснился? — услышал он насмешливый голос Река, восседающего на носу с видом бывалого морского капитана. — Кончай мотаться из стороны в сторону, как оглушенная рыба над котелком.

К вечеру небеса разразились мелким ледяным дождем. Одежда постепенно натягивалась сыростью, руки на веслах сводило судорогой, ноги стыли в неподвижности. После заката дневного солнца передвижение по реке стало невозможным: плотные низкие облака закрывали и Ночное солнце, и Агваллар. Предстояла очередная холодная ночь под открытым небом.

Помогая вытаскивать лодку на берег, Тэйн надеялся если не согреться, то хотя бы не обледенеть на холодном ветру. Рек, завернувшийся в меховые мешки — свои и Ройга, пока тот пытался согреться естественным путем, привалился к камню и блаженно улыбался. Ворчание и ругань ему надоели.

Линара развела огонь и занялась приготовлением ужина.

— А здесь, — она окинул взглядом берег, — не так уж и плохо.

Тэйн не разделял этого мнения, но возражать не собирался. С юго-востока невысокий холм с густой порослью газагара прикрывал их стоянку от ветра, с северо-запада возвышались три остроконечных гранитных камня, сглаженных ветрами, обросших снизу золотистыми кляксами мха. Ложбинку между холмом и глыбами окаймляли редкие кустики хнума, какие-то уж очень чахлые в этом неласковом крае, да шальные камни-окатыши, вываленные здесь весенними разливами. Усыпанный галькой берег был довольно далеко от лагеря, случись что — до лодки пришлось бы бежать ой как долго. А что может случиться, подумал он раздраженно. Зверюга какая нападет? Так не с реки же. Пока костер горит, да висит над камнями какая-нибудь магическая штучка вроде знака Небесного огня, зверюги предпочтут держаться в стороне. Преследовать их некому — грабители здесь встречались редко, большие пространства и отсутствие приличных дорог не давало разбойничкам развернуться, и хотя шайки по трое-четверо бандитов иногда осмеливались нападать на стоявшие в стороне кихты, вряд ли маленький отряд приглянется охотникам за легкой поживой. Кроме того, илларов здесь чтили даже больше, чем в Риалларе.

Груда шкур, из которой торчали голова и пятки Река, переместилась поближе к костру, озабоченно следя за манипуляциями Линары над котелком и давая бездну ценных советов. Она краснела и закусывала губы, но мужественно молчала, справедливо опасаясь, что ответь она хоть раз — и он не заткнется никогда. Бэр выплясывал у огня нечто похожее на ритуальный свадебный танец степных наездников, исполняемый женихом перед отцом невесты после испития священной водицы — дурацкой винной бурды, в которую добавляли настой из двадцати шести трав, зажигающий мужеский огонь даже в старце. Когда на второй день пути через Сухое Море они оказались на свадьбе в стойбище, тихо посмеиваясь над забавным ритуалом, Джерхейну приспичило на спор с Ройгом допить то, что оставалось в расписном глиняном кувшинчике. Вкус его, видите ли, заинтересовал. Вспомнив, как что творилось с Холгойном ночью, Тэйн улыбнулся: не во вкусе же тогда было дело…

Ройг устроился у камней, вытащив меч из ножен и положив его на колени. Сушившиеся вблизи костра сапоги, нанизанные на воткнутые в землю палки, образовывали забавный частокол, прикрывая костер от леденящего восточного ветра. Хотелось размяться и попрыгать — вот уж точно бы согрелся. Он оглянулся на Линару, потом на Лигура, обосновавшегося на одной линии с частоколом сапог. Предложить, что ли, близнецам? Найдя их, он поймал хмурые взгляды обоих и решил не рисковать. Не поймут ведь.

Разминая левую руку, он неожиданно ощутил резкую боль в плече. Неужели опять клеймо? Закатав рукав, он стал рассматривать его, на всякий случай, убеждаясь, что ничего не оцарапал или поранил, и остолбенел, пораженный неожиданной догадкой. Тот затейливый узор на спинках паучков из его недавнего сна — он в точности повторял центральный элемент клейма-браслета на руке.

Он оглядел разноцветную вязь символов на коже со стремительно растущим страхом. Что это такое? Сны он считал крупицами запертой островитянами памяти, бережно хранил все воспоминания и впечатления. Их не было, пока он шел через Каньон, пока отлеживался в харране, пока добирался до Очага Солнца — только в Очаге они и вернулись, его драгоценные сны-воспоминания, частички той, прошлой жизни, которую он теперь проживал заново. Иначе не вспомнишь… А те бездонные синие глаза с тяжелыми ресницами и паучками в волосах — уже не первый раз они глядели на него в самом конце этих снов, глядели то сочувственно, то ласково, то взволновано. И узор на паучках — его узор, обозначал какую-то особенную, тайную связь. Очень важную связь.

Клеймо… А что оно вообще означало, кроме простой принадлежности к Острову, почему было таким сложным, почему всегда — разным, ни у одного знакомого иллара центральный рисунок браслета не повторялся. О чем оно говорило? И главное — что оно делало со своим владельцем…

Лигур отвлек его от размышлений, вытащив из мешка оплетенную корой флягу.

— Инта, настоянная на травах. Папаша мой ею от простуды растирался, — пояснил он, энергично встряхивая бутыль. — Ну и внутрь, конечно, не брезговал. Ты как — наружно или внутренне?

— Сначала внутрь, а на ночь и растереться можно, — оживился Рек, опережая Ройга.

Похлебка была уже готова, они разложили хлебные лепешки и сыр, но отхлебнуть драгоценного напитка Лигур позволил только замерзшим. От крепкой настойки живительное тепло сразу же побежало по жилам, мир показался ласковее и добрее. Уже почти стемнело, река и холмы скрылись в холодных зеленоватых сумерках, и лишь глыбы расплывчатыми темными пятнами