Тотальная война - Олег Маркеев

Все справки получены у администратора, сейчас идет перепроверка данных и проверка клиента на вшивость, понял Максимов.

— Да, еще утром был в Москве. Там дождь, а у вас — жарища.

— Привыкнешь, — усмехнулся Али. — Надолго?

— Как получится. У меня командировка, но мой начальник просил передать привет, — тут Максимов без запинки, потому что долго заучивал, наизусть произнес фамилию, имя и отчество местного министра культуры. — Это его старинный друг. Так что, боюсь, придется задержаться дольше, чем планировал.

Припухшие веки Али слегка дрогнули, но круглое лицо осталось бесстрастным.

— Гость, значит, — после паузы произнес он, что прозвучало как «жаль, не обломится».

Максимов придвинул к нему пачку сигарет.

— Угощайся.

Али, подумав, толстыми пальцами вытянул сигарету.

Максимов протянул пачку соседу.

— Бери.

Тот ловко выудил сигарету. Пальцы оказались нервными, шулерскими. В свободной руке сосед держал колоду карт.

— О, вы со скуки в картишки режетесь! — сыграл удивление Максимов. — А я всегда думал, что на Востоке предпочитают нарды.

Сосед с Али обменялись быстрыми взглядами.

— Можно и в шиш-беш, — неуверенно обронил сосед.

— К сожалению, ребята, не умею, — вздохнул Максимов. — Учили, учили, все без толку. А в карты — пожалуйста.

— Учти, ты сам предложил! — осторожным голосом произнес Али.

— Что, в карты? Да ради бога. — Максимов бросил взгляд на часы. — Минут двадцать у меня есть. Проблема в одном — я рубли обменять не успел.

— Проблема, когда их нет, а когда они есть, это не проблема, а счастье! — Али улыбнулся, показав полный комплект золотых коронок. — Саид, мечи, — распорядился он, вальяжно отваливаясь на спинку кресла.

Саид затрещал колодой, демонстрируя виртуозную работу рук и зоркость глаза.

С первой же раздачи у Максимова на руках оказались две десятки. Али пасанул. Саид вскрылся и оказался с девятнадцатью очками на руках.

Выиграть Максимову дали еще два раза. Потом пошла чересполосица. Выигрыш, три проигрыша подряд. Проигрывал он попеременно то Али, то соседу, но все шло, естественно, в общий зачет.

Получив очередной раз колоду в свои руки, Максимов решил сыграть злую шутку. Тасуя с показательной неумелостью, раздал каждому по тузу с десяткой.

Али сверкнул глазом напарнику, и тот вышел из игры, когда в банке лежало триста рублей. Максимов был уверен, что колода крапленая, и держал карты так, что только слепой не мог разглядеть метки на рубашке. Али, не торопясь, повышал ставки. Через десять минут набежало шестьсот рублей. Максимов изображал из себя лоха, которому светит разом отыграться: нервно покусывал губы, прятал карты в ладони, подрагивал ногой под столом. Но вскрываться не спешил.

— Сто. И вскрылись. — Первым не выдержал Али. Удивленно поцокали языками, когда на стол легли рядом карты.

— А я думал, ты блефуешь, — польстил Максимову Али.

— Эх, не везет. Бодайтесь дальше без меня. — Саид с разочарованным видом убрал руки со стола. — Кто знал, что вы на «очке» так банк поднимите!

— Нервный ты очень. Саид. И жадный. Мы же не ради денег играем, так — время убить.

Максимов согласно кивнул. Долго тасовал карты, поглядывая на стопку денег на столе. Раздавая, на секунду зажмурился. Пальцы обожгло от прикосновения к затертому картону карт, а в мозгу чередой вспыхнули картинки.

«Могила. Пуля. Любовь». Три туза: трефовый, пиковый (потому что напоминает след от пули на мишени), червовый (что еще может означать красное сердечко?) ушли к Али-Большому.

«Кладбище, пригоршня ягод, кирпичная стенка». Три десятки тех же мастей достались Максимову. Проигрыш был гарантирован, но сердце грело то, что сам его и организовал.

Али смазал взглядом по уголкам карт, торчащим из-под пальцев Максимова. Отечное жирное лицо сразу же окаменело.

— Ну ты и раздал! С такими картами хоть играть не садись, — со сдержанной досадой произнес он.

Саид сделал какое-то неуловимое движение рукой, прикрытой скатертью, возможно, готовясь передать шефу парочку запасных тузов. Али зыркнул на него острым взглядом. И вновь опустил припухшие веки.

Максимов заерзал.

— Начнем? Или сразу вскрываемся? Али почмокал толстыми губами.

— Риск — дело благородное, — изрек он.

«Особенно с тремя тузами на руках», — мысленно поддакнул Максимов.

Очень быстро в банке образовались полторы тысячи. Максимов повышал ставки, едва скрывая, что предвкушает победу. Али сопел, причмокивал, хмурил брови, но пасовать не решался.

— Проверь его, Али. Что зря рисковать? — подсказал Саид.

На что Али только нервно дернул щекой. «Рисковать» он решил тысяч до трех, как минимум.

Максимов с демонстративным спокойствием закурил, расслабленно откинулся.

— Что скажешь, Али? — снисходительно спросил он.

— Играем. Пятьсот! — выпалил Али, как перед прыжком в пропасть. Играл, подлец, талантливо. Можно было и поверить.

— Ребята, у меня бабки казенные, а у вас свои. — В командировочном проснулась жалость к аборигенам, обнищавшим после обретения независимости. — Заканчиваем. Пятьсот — и вскрылись.

Максимов бросил купюру поверх вороха в банке. С садистским блеском в глазах выложил одну за одной десятки.

— Тридцать.

Али медлил, упиваясь моментом. Провел над столом ладонью, разложив веером три туза.

— О-па! — восторженно вскрикнул Саид. — Прикинь, сам и сдал!

Дальше последовала пулеметная тирада на местном диалекте, дословно понять было невозможно, но общий смысл Максимов уловил. Судя по всему, отныне он внесен в анналы криминальной истории города, как залетный лох, который сам сдал три туза самому Али-Большому.

— Не обижайся, это игра. — Али почему-то не спешил взять выигрыш.

— Да какие обиды, уважаемый! — возмутился Максимов. — Все по-честному. Наоборот, спасибо за удовольствие. В другой раз отыграюсь.

— Правильно думаешь. — Али с явным удовлетворением положил лапу на деньги и потянул к себе. — Ты не расстраивайся очень. Как в песне поется, не везет в картах, повезет в любви.

— Сегодня же проверю, — усмехнулся Максимов. Али окончательно убедился, что проигрыш гостя высокопоставленного чиновника не возымеет никаких последствий, и, разлепив губы в улыбке, продемонстрировал все до единой коронки.

«Н-да. Если это золото, то спать надо, сунув башку в сейф», — подумал Максимов, отводя взгляд.

— А мы и не познакомились. Тебя как зовут?

— Максим.

— А меня Али.

Пришлось протягивать руку и жать влажную ладонь.

— Будут проблемы, обращайся. — Али расщедрился, помня о выигрыше. — Спроси Али-Большого. Тут меня каждый знает.

— Проблем нет, уважаемый Али. Али-Большой, — уточнил Максимов, чтобы польстить самолюбию предводителя ресторанных каманчей. — Есть пожелание. Со мной приехали иностранцы. Хотелось бы, чтобы у них проблем не возникло.

— Для этого я здесь и сижу. Чтобы проблем не было. — Али авторитетно выставил подбородок.

— Значит, мы поняли друг друга.

Максимов машинально перетасовал карты, отодвинул от себя колоду.

Встал, попрощался кивком. Пошел к выходу, чувствуя на спине колючий взгляд.

Возможно, Али не поленился и проверил карты. Если он сделал это, то должен был увидеть, что при следующей раздаче на его руках были бы тридцать два очка, а заезжему лоху достались бы три туза. Трефовый, пиковый и червовый,

Могила, пуля, любовь.

Глава тридцать вторая. «…повезет в любви»

Юко сняла для них номера, соседние со своим. Умышленно или нет, но гости размещались слева и справа от ее дверей. Очень удобно, если хочешь контролировать обоих.

На двери номера Леона все еще красовалась табличка «Не беспокоить», надпись повторялась на десяти языках, включая, как определил Максимов, даже корейский, чему несказанно удивился. Впрочем, тяга к международной интеграции всегда комична.

Не обращая внимания на табличку, Максимов постучал в дверь. Сначала вежливо, потом бухнул кулаком.

— Мэрд, — прокатилось, как камень по крыше, за дверью.

— Леон, подъем. Пить пора! — дурным голосом прокричал Максимов.

В замке провернулся ключ, дверь приоткрылась. В щели возникло припухшее от сна лицо Леона.

— А, это ты, — проворчал он.

— Нельзя спать на закате, — менторским тоном произнес Максимов.

— А пить с утра можно? — огрызнулся Леон.

— Можно.

Леон распахнул дверь и прошлепал в комнату. Максимов прошел следом.

Только включив свет, он понял, почему лицо Леона показалось ему странным. Француз обрился наголо и побрился. Гладкий череп сиял. Лицо без обрамления волос стало круглее и мясистее.

— Леон, скромнее надо быть.