История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века - Жюль Верн

Плавание сопровождалось происшествием, которое могло бы послужить причиной если не окончательной гибели экспедиции, то по меньшей мере существенной задержки в ходе ее работ. 22 апреля ночью, когда корвет находился в районе Опасного архипелага, вахтенный офицер неожиданно услышал шум волн, с силой разбивавшихся о рифы. Он немедленно распорядился лечь в дрейф, и, когда наступил рассвет, все увидели, какой опасности они избежали.

Меньше полутора миль отделяло корвет от низкого острова, поросшего густым лесом и вдоль всего берега окаймленного скалами. К кораблю приблизилась пирога, но находившиеся в ней туземцы ни за что не хотели подняться на палубу. Дюперре вынужден был отказаться от посещения этого острова, получившего название Клермон-Тоннер (Реао); повсюду волны с грохотом разбивались о скалы, и «Кокий» смог лишь пройти вдоль всего берега на очень небольшом расстоянии от него.

Назавтра и в последующие дни французские моряки увидели несколько островков, не представлявших, впрочем, большого интереса, которым были даны названия Ожье, Фресине и Лостанж.

Третьего мая на рассвете открылись наконец зеленые берега и покрытые лесом горы Таити. Как и его предшественники, Дюперре не мог удержаться, чтобы не отметить коренной перемены, происшедшей в нравах и обычаях туземцев.

Ни одна пирога не вышла навстречу «Кокий». Когда он входил в бухту Матаваи, был час проповеди, и миссионеры собрали все население острова, в количестве семи тысяч человек, в главную Церковь Папеэте, чтобы обсудить статьи нового кодекса законов. Таитянские ораторы, по-видимому, не уступают французским. Многие из них обладают ценной способностью говорить несколько часов, ничего не сказав, и хоронить самые лучшие проекты, засыпая их цветами своего красноречия.

Вот как описывает Дюрвиль одно из таких заседаний:

«Назавтра только художник экспедиции, Лежен, присутствовал на заседании, на котором обсуждению народного собрания подлежали некоторые политические вопросы. Собрание продолжалось много часов, выступали по очереди все вожди. Самым блестящим оратором оказался вождь Таити: главным вопросом, которого он коснулся, было введение подушной подати в пять бамбуков масла с человека. Затем перешли к рассмотрению вопроса о налогах, которые следовало взимать либо в пользу короля, либо в пользу миссионеров. Позже мы узнали, что первый вопрос был решен в положительном смысле, а второй, касавшийся миссионеров, те сами сняли в предвидении провала. На этом подобии народного собрания присутствовало четыре тысячи человек».

Незадолго до прибытия «Кокий» Таити отказался от английского флага и ввел свой собственный; эта мирная революция нисколько не отразилась на положении миссионеров. Последние оказали французским морякам превосходный прием и снабдили их по обычным ценам свежей провизией, в которой те нуждались.

С Таити «Кокий» направился на соседний остров Борабора. относящийся к тому же архипелагу; его жители также восприняли европейские нравы.

Девятого июня, взяв курс на запад, корвет произвел съемку островов Салвешен, Эоа, Санта-Крус, Бугенвиль и Бука[655], затем 12 августа он бросил наконец якорь в знаменитой своим великолепным водопадом бухте Прален на побережье Новой Ирландии.

«Дружественные отношения, установившиеся с туземцами, дадут нам возможность пополнить историю человечества новыми любопытными подробностями, которых прежние путешественники не имели случая наблюдать».

Вот когда приходится пожалеть, что первоначальный отчет экспедиции не был полностью опубликован, ибо предыдущая фраза, взятая из краткого отчета, напечатанного в «Летописи путешествий», только возбуждает любопытство, ничего не давая для его удовлетворения.

Гардемарин Поре де Блоссевиль — тот самый, что впоследствии погиб на «Лиллуаз» в полярных льдах, — побывал в одной из деревень жителей Новой Ирландии, хотя туземцы и пытались воспротивиться этому посещению. Там французскому моряку показали что-то вроде храма; на окруженном стенами помосте стояло много безобразных причудливых идолов.

Дюперре тщательно нанес на карту пролив Сент-Джорджес-Чаннел, а затем направился к островам, некогда открытым Схоутеном к северо-востоку от Новой Гвинеи. Три дня, 26, 27 и 28 августа, были посвящены их съемке. После этого мореплаватель безуспешно искал описанные Картеретом острова Стефенс и, сравнив свой путь с тем, каким в 1792 году следовал Д'Антркасто, лришел к заключению, что этот архипелаг является не чем иным, как островами Провиденс, давным-давно открытыми Дампиром.

Третьего сентября была замечена северная оконечность Новой Гвинеи. Три дня спустя «Кокий» вошел в узкую и скалистую бухту Оффак на северо-западном побережье Вайгео, одного из Папуасских островов. Единственным мореплавателем, упоминавшим об этой бухте, был Форест. Конечно, Дюперре с особым удовлетворением занялся изучением уголка земли, на который почти никогда не ступала нога европейца. К тому же открытие южной бухты, отделенной от бухты Оффак узким перешейком, представляло большой интерес для географической науки.

Два офицера, Дюрвиль и Блоссевиль, занялись съемкой, результаты которой удалось привести в соответствие с той работой, которую Дюперре имел возможность выполнить на этом же берегу во время плавания «Урании». Остров оказался очень богат растительностью, и Дюрвиль собрал здесь основную часть своей коллекции, чрезвычайно ценной по новизне и красоте представленных в ней видов.

Дюрвиль и Лессон, горя желанием поскорее приступить к изучению жителей острова, принадлежавших к одному из папуасских племен, сразу же по прибытии высадились на берег в шлюпке, в которой находилось семь человек.

Под проливным дождем они пробежали уже порядочное расстояние, как вдруг очутились перед хижиной, стоявшей на сваях и крытой листьями веерной пальмы. Неподалеку от нее в кустах прятался молодой туземец; несколько дальше на самом виду лежала кучка из десятка недавно сорванных кокосовых орехов, казалось приглашавших путников освежиться. Французы поняли, что это приношение замеченного ими молодого туземца, и с удовольствием приняли подарок, который пришелся очень кстати. Вскоре туземец, успокоенный мирным поведением моряков, приблизился к ним, говоря «Бонгу!» («Хорошо!»), и жестами пояснил, что кокосовые орехи преподнесены им самим. Его деликатное внимание было вознаграждено подарком, состоявшим из ожерелья и серег.

Когда Дюрвиль вернулся к своей шлюпке, около нее оказалось человек двенадцать папуасов, которые веселились, ели и, по-видимому, находились в наилучших отношениях с матросами.