Могущество и честь - Ярослав Коваль

Сколько ж тут войск? Сколько тысяч или, вернее сказать, десятков тысяч? Над каждым отрядом ветер треплет флажки с символом области, откуда они приведены, но что я пойму, даже если разгляжу каждую крокозябру? Мне под силу узнать только иероглиф, отмечающий армию Солор. Но их поблизости нет. Наверное, мимо императора они позже промаршируют. Ими будет командовать лично Аштия? Или кто-то из её приближённых?

Парад никто не готовил, но какая точность, какая слаженность, какая безупречность выполнения приказов! На недостаток дисциплины это войско пожаловаться не может. Аше есть чем гордиться. Я покосился на неё — у женщины на лице, будто жирный слой косметики, лежало безупречно-равнодушное выражение, напомнившее мне портреты японских и китайских красавиц. Их примерно такими изображали, и, кажется, европейские аристократы всегда стремились к подобной фарфоровой неестественности, которая превращает человека в памятник себе.

Она без спешки повернула ко мне голову.

— Сейчас твоя очередь, Серт.

— Моя? — я не сразу понял её.

— Разумеется, — и её светлость кивнула мне на расположенную впереди платформу, куда перебралось уже множество офицеров. Кстати, Раджеф тоже там. Когда успел?

Я поспешил спуститься по лестнице. С трудом удерживаясь, чтоб не перейти на шаг, добрался до пластуна — он, как оказалось, парил чуть дальше, чем мне сперва показалось. Поднялся по лестнице. С почтительным поклоном адъютант, ждавший на краю лестницы, вручил мне золочёный диск. Я в недоумении посмотрел на предмет, потом в бесстрастно-любезное лицо. Ни проблеска чувств, ни намёка. А я ведь по-настоящему хорошо умею лишь читать сигналы, отдавать же… Не пробовал, скажем так.

Но от меня сейчас зависит моё подразделение, мои замы, мои сотники и десятники, все те, кому я могу обеспечить блистательную карьеру, а могу и загубить. Я должен, просто обязан сейчас продемонстрировать, что отряд боеспособен, послушен, идеально тренирован и может воевать под моим командованием. Ведь это я его создал и не могу теперь погубить.

Я сделал шаг к краю платформы — мне дали место — и, оценив расстояние до последнего движущегося отряда, в первый раз взмахнул диском.

Нет, конечно, даже с собой я сейчас был откровенен лишь отчасти. В действительности-то пробовал подавать знаки. Тренировал их, но не под контролем, и фиг его знает, насколько точно я их воспроизвожу. Ведь главное, чтоб подавались они строго так, как положено, и не были поняты превратно.

Собираться с духом надо было раньше, а теперь поздно. Предстоит действовать.

Мои три с лишним тысячи двигались единым плотным строем и в полном порядке, как и положено. «Женский батальон» внутри, в центре строя. Мой сигнал — и вот прямоугольник раздался, растянулся и выпустил из себя девиц, которые рассыпались широким полумесяцем. Сигнальщик моего отряда напрягся, и есть отчего — любой тугодум сообразит, что теперь я должен командовать и командовать, раз решился показать «парадный балет».

Я отстранил Фахра, который мешал мне размахнуться, и завертел диском. Похоже, всё правильно, потому что мой жест был повторен и правильно понят. Прямоугольник бойцов-мужчин опять собрался, теперь спрятав девиц за своими спинами, а через несколько минут вновь рассыпался на два десятка более мелких прямоугольников, сохраняя тем не менее цельность обороны и в готовности к атаке. Через пару мгновений отдельные отряды в быстром темпе разошлись, давая дорогу верховым абастарцам, и двинулись следом за ней. Бегом.

Ну, и слава богу. Я незаметно выдохнул и потихоньку отшагнул в сторону. Теперь настал черёд остатков конницы, которой командую уже не я, а потом и командира резервов тяжёлой пехоты. По логике и распорядку боя резерв уже должен дотаптывать недотоптанное предыдущими подразделениями. Если останется что дотаптывать.

На этом этапе воздух наполнил плеск крыл. Вершние, объединившись в единую массу, затмили собой небо. Даже солнце, как раз выглянувшее в этот момент из-за туч, спасовало перед ними. Запрокинув голову, я подумал, что не дай случай мне увидеть такую стаю, заявившуюся трепать мой отряд, пусть даже он окажется к тому моменту раз в десять больше. Всё равно каждого жалко, а после такого налёта останется мало чего живого.

Казалось, армия легла двумя крылами от гор до гор. Ни леса, ни лугов, ни полей, ни посёлков не осталось — только мощь и устрашающие масштабы армии, покорной императору. Мне захотелось оглянуться, посмотреть на Аштию — уж наверное она гордится и собой, и теми силами, которые не без её участия собрались под знамёна императора. Всё-таки сдался, обернулся… Но женщина, насколько можно было разглядеть, и теперь хранила безмятежное выражение лица.

Что ж, кому ж ещё, как не аристократке, держать лицо? К парадам она привыкла.

Арьергардные пехотные подразделения постепенно занимали своё место. Всё войско сейчас напоминало тетиву, растянутую меж рогов лука. В любой момент его можно было отпустить, и его мощи хватило бы на то, чтоб сокрушить врага и чтоб рассечь до мяса руку, попытавшуюся было остановить её. Это был момент наибольшего напряжения всех связок и клеток тела, всего внимания, всех органов чувств. Потому-то каждый из нас заметил коня, несущегося по узкому коридору меж отрядами центра и левого фланга.

Государь сделал знак ждать, и сигнальщики изменили положение рук. Можно было ненадолго расслабить изнемогшие мышцы рук, чуть перевести дыхание. Попялиться на странного «гостя». Что за парень. Откуда взялся и зачем припёрся? Новости привёз?

Сейчас ящер, нёсший правителя, уже находился почти рядом с нашим пластуном. И потому срывающийся от усталости и волнения голос вестового мы тоже услышали. Он говорил громко.

— Жители столиц приветствуют своего императора, заверяют повелителя в своей неизменной ему преданности и покорно просят принять под свою руку защиту трёх престольных городов.

Его величество повёл взглядом в нашу сторону. Лицо государя казалось таким же застывшим, как и у Аштии — ни намёка на эмоции. Но и без того понятно, что бы он сказал, если б вокруг не было посторонних. Опуская руку на пояс, потому что так было удобнее, я со стыдом подумал о своём вопросе про целесообразность парада в сложившихся обстоятельствах. Подумал и об Аканше. Как подойду к нему потом, едва только возникнет возможность, и скажу: «Ты просто молодец, дружище! Ты всё правильно понял, а вот я — нет». Или: «Знаешь, Аканш, если бы не ты…» Или что-нибудь ещё. Главное, чтоб друг понял — я знаю о его правоте и признаю, сколь многим он помогает мне и способствует моему возвышению.

И это не вызывает у меня ни малейших негативных чувств.