Ледяной ад (сборник) - Хол Клемент

Я очистил лист и попытался писать еще на нескольких языках, которые знал плохо. Единственное, на что я надеялся, — это хоть на какую-то возможность узнавания с их стороны. Но ничего такого я не добился. Совсем ничего. Это было очень странно, поскольку я использовал около дюжины языков, на которых говорят не менее трех четвертей населения Земли, а некоторые из этих языков в той или иной степени знают образованные люди по всему свету.

На мою вторую попытку девица отреагировала следующим актом творчества. Ее новый рисунок отличался в деталях от первого, но был очень на него похож, и я также не увидел в нем никакого смысла. Если бы у меня был фотоаппарат, способный работать в таких условиях, я бы сфотографировал ее рисунки в надежде на то, что они имеют какое-то отношение к энергетическим установкам, хотя, если судить даже с самой оптимистической точки зрения, такая вероятность была весьма низка.

Однако мысль о картографии подвела меня к свежей идее. Я снова очистил блокнот и в центре изобразил схематичный рисунок, который должен был изображать помещение, в котором мы находились, затем ведущие от него различные коридоры и ангар, где находилась субмарина Мари. Девица поначалу не уловила мою мысль, но я подплыл к одному из туннелей, вход в который был обозначен на моей схеме, заглянул в него, чтобы определить, прямой он или нет, и продлил соответствующие линии на схеме.

Это, похоже, до нее дошло. Обменявшись знаками со своими друзьями, она посмотрела на меня с выражением «и что из этого?». Я вручил ей блокнот и стило и широким жестом обвел окружающее пространство, надеясь, что она поймет, что я хочу получить от нее карту этого места.

Я уверен, что собеседники поняли меня, поскольку их разговор на пальцах продолжался на этот раз гораздо дольше. Я надеялся, что они спорят только о том, каким способом предоставить мне эту информацию, а не о том, стоит ли это делать. Что мне больше всего хотелось бы, так это получить обыкновенный план поселения, а не чей-то схематический рисунок.

Спор — если они действительно спорили — был прерван появлением Берта. Я испытал огромное облегчение от того, что снова могу общаться, встречая понимание, но у Берта оказались другие намерения относительно меня. Он забрал у девицы блокнот и стило и очистил страницу, даже не взглянув на нее.

«Ты добился какого-либо сотрудничества от Мари или же она свалила тебя в одну кучу с остальными изгоями?» — спросил он.

«Полагаю, что прохожу испытательный период, — ответил я. — Ее ничто не сможет удовлетворить, кроме конкретной информации о Джои».

«Что же, мы не можем ничем ей помочь. Насколько я знаю, он здесь никогда не появлялся».

«И ты даже не замечал его субмарины поблизости?»

«Об этом не было никаких сообщений».

«А как насчет твоего сонара?»

«Мы им пользуемся только в совершенно особых обстоятельствах. Его слишком легко запеленговать. Мы хотим, чтобы мир узнал о нас, но нас устраивает передача только полной и объективной информации. Разве ты еще не представил себе всю картину? Мы не желаем, чтобы нас относили к растратчикам энергии, за которыми постоянно гоняется Совет, и ты прекрасно знаешь, какое представление возникнет у людей о нашей колонии, если у нас не будет возможности объясниться. Аналогичное представление сформировалось у Мари, и оно, похоже, ей очень нравится. Я просто думаю, достаточно ли будет простых объяснений».

«Достаточно, если люди поверят этим объяснениям».

Я не стал обращать его внимание на глубину моего замечания.

«Ты объяснял Мари истинное положение вещей в течение шести недель, но она не верит».

«Нет, не так. Мы беседовали в течение шести недель, но она не слушала. Это большая разница. Она отказывается обсуждать что бы то ни было, что не имеет отношения к Джои. Я думаю, что твоей величайшей заслугой — по отношению и к нам, и к Совету — было бы заставить ее уделить внимание правдивому описанию ситуации».

Секунд тридцать я переваривал его слова. Часть людей, находившихся здесь, когда появился Берт, теперь уплыли, но девушка и двое-трое других все еще смотрели на нас с интересом. Их очень интересовало то, что мы писали в блокноте, и они толпились, заглядывая через плечо пишущего или читающего. Девица, похоже, всегда получала самое удобное место. По сравнению с большинством регионов земной поверхности стандарты вежливости здесь казались слегка старомодными.

«Может быть, ты и прав, — написал я, наконец, попытавшись включить его пожелание в мою программу действий. — Но это, похоже, означает, что мне надо будет осмотреть все это сооружение своими собственными глазами, чтобы я мог заявить, что мои сведения — из первых рук».

«Именно так. Пошли. С таким заданием тебя, конечно, можно избавить от фермерства, но хотя бы посмотреть фермы тебе все равно придется. Кстати, я проголодался, а в твоем случае наверняка прошло гораздо больше времени с тех пор, как ты в последний раз прилично подкреплялся».

Я не имел ничего против и последовал за ним, когда он поплыл в один из коридоров. Девица и трое мужчин, обменявшись парой жестов, поплыли за нами.

Как и в предыдущий раз, писать и плыть одновременно казалось просто непрактичным, зато у меня осталось время поразмышлять. Однако я не смог использовать это время достаточно конструктивно, а о нашей прогулке могу сказать только, что она заняла минут пятнадцать-двадцать. Совершенно ничего интересного и, насколько я понимаю, важного не произошло, пока мы не достигли проема, не настолько правильного по форме, как те круглые или прямоугольные проходы, которые я видел раньше.

Свет с другой его стороны оказался слабее, чем в туннелях, но ярче, чем в океане с внешней стороны входов. Я следовал за Бертом, чувствуя обостренный интерес и стараясь угадать, что же я увижу.

Глава 15

Я не удивился, обнаружив, что внезапно оказался в нескольких ярдах над морским дном; я был снаружи.

Проем, сквозь который мы прошли, был прорезан в наклонной скальной поверхности — по сути дела, как я теперь видел, сам проход шел не горизонтально, а под углом к почве. Во время нашего путешествия я не осознавал, что плыву не только вперед, но и вверх.

Участок морского дна в нескольких ярдах подо мной простирался вдаль, насколько хватало взгляда. Оказавшись вне туннеля, я заметил, что дно освещалось достаточно хорошо. Подняв глаза, я увидел футах в пятидесяти светящуюся поверхность тента. Казалось, что дно могло находиться в пяти футах, а не в пяти тысячах футов от поверхности. Оно было покрыто растительностью.

Я не узнал ни одно из растений, но это было естественно. Если бы я родился до того, как генная инженерия стала прикладным искусством, я, возможно, изучал бы описательную биологию или естественную историю, но я родился позже. Здешняя растительность предположительно была создана для того, чтобы обеспечивать пищей местное население, а свет предназначался для растений.