Жизнь Рембо - Грэм Робб

После поспешного перехода через горы Рембо повернул на юго-запад к тому, что теперь является главной дорогой к северу от Аддис-Абебы. На территории Шоа путешествие было менее мучительным. Любого, кто не смог предоставить еду королевскому каравану, арестовывали и наказывали.

Три дня спустя, 7 апреля 1887 года, он прибыл в новую столицу Менелика.

Столица Энтотто располагалась на голом холме и представляла собой несколько сотен глинобитных хижин, разбросанных среди пней, – это было все, что осталось от великолепного кедрового леса. На вершине холма, окруженный тремя рядами частокола, стоял дворец Менелика с соломенной крышей. Энтотто была домом для нескольких тысяч абиссинцев и горстки европейцев – каких-то странствующих жертв кораблекрушения, спившегося француза-чернорабочего, который выпрашивал у Рембо пару ботинок, и нескольких предприимчивых молодых специалистов, среди которых выделялся швейцарский инженер, главный советник короля Менелика по вопросам внешней политики Альфред Ильг.

Рембо обосновался в одной из хижин и стал ждать короля. Несколько дней спустя о возвращении Менелика возвестил оглушительный вопль египетских труб, украденных из Харара, «за ним следовало его воинство с трофеями, среди которых было две пушки Круппа, влекомые каждая восемью десятками человек».

Менелик вел дела перед своим устрашающим аляповатым портретом, для которого он позировал в компании двух львов. Он сидел на диване, облаченный в черный шелковый бурнус, в окружении подушек и придворных. Переговоры прошли быстро и успешно – не так, как видно из отчета Рембо французскому консулу:

«Менелик изъял товар и заставил меня отдать его по сниженным ценам, запрещая мне торговать в розницу и угрожая отправить его обратно к побережью, за мой счет! Он выдал мне единовременно 14 000 талеров за весь караван. […]

Преследуемый бандой лжекредиторов Лабатю, на чьей стороне всегда был король… я опасался остаться ни с чем и решил оставить Шоа».

К недовольству Рембо, королем были вычтены следующие суммы: 2500 талеров за аренду превосходных верблюдов и в качестве компенсации за расходы hazage и еще 3000 – чтобы покрыть долги Лабатю. (Она была в конечном счете уменьшена с помощью Альфреда Ильга до 2100 талеров.) Рембо был выдан чек примерно на 9000, который можно было обналичить в Хараре, куда он намеревался заехать на обратном пути. Хотя позже он жаловался (но при очень разных обстоятельствах) на такой ненадежный способ оплаты[783], это вряд ли стало неожиданностью: он отлично знал, что в Шоа нет наличных денег. В любом случае Рембо признал, что в конце концов получил деньги без особой задержки.

Рембо оценил Менелика как достойного соперника в умении торговаться и тактических проволочках. Сделка в Энтотто может быть охарактеризована как провал, если Рембо надеялся прикарманить долю прибыли своего умершего партнера. Менелик заплатил хорошую цену за ружья (около тридцати двух франков за каждое), которые, по словам самого Рембо, в противном случае отправились бы в помойку. Было вполне нормально требовать скидку на такую крупную партию, особенно если был выплачен аванс за несколько месяцев до этого. (Рембо как-то забыл упомянуть аванс в своих последующих отчетах и никогда не указывал точную сумму.)

Даже не углубляясь в утомительную сверку счетов (утомительную только на словах), существует достаточно достоверной информации, чтобы вызвать подозрения. Если, как утверждал Рембо, король Менелик «обокрал» его, почему, например, он также согласился выполнять для него поручения и продолжал вести с ним бизнес после экспедиции в Шоа?

Европейцам в Шоа досаждали цепкие пальцы властей, от них ожидали, что они будут продавать все, что у них есть с собой. Жюля Борелли довели до белого каления «эти ненасытные попрошайки», хотя с точки зрения местной экономики большинство сделок, которые он описывает, были более чем честными: рабыню стоимостью до 80 долларов в Хараре можно было обменять на винтовку ремингтон стоимостью около 18 долларов. С семилетним опытом торговли в Абиссинии Рембо, очевидно, был подготовлен к этому потенциально разорительному бартеру, привезя дополнительный товар, такой как зонтики – любимый предмет супруги Менелика, королевы Таиту.

Противоречия в отчетах Рембо являются результатом его отказа принять на себя ответственность за долги Лабатю. Поэтому он и сделался марионеткой в руках короля Менелика, ростовщика, поддерживаемого армией воров и кастратов. Ему вряд ли было известно, что его расистская карикатура будет оставаться убедительной ближайшие сто лет.

Через три недели после прибытия в Энтотто Рембо был готов к отъезду. Затем в последнюю минуту возникло препятствие, которое он описал в стиле, напоминающем сценарий немого кино: «За день до моего отъезда из Энтотто… я заметил за собой в горах шлем месье Энона, который, узнав о моем отъезде, быстро покрыл 120 километров от Анкобера до Энтотто, а за ним в бурнусе – безумная вдова, пробирающаяся тайком вдоль пропасти».

Обвинения вдовы Лабатю звучали в тишине дворца. Через несколько часов был провозглашен приговор: «Монарх заявил, что был другом вышеназванного Лабатю и что он желал бы продлить свою дружбу с его потомками. Как доказательство он быстро лишил вдову земель, которые он пожаловал Лабатю!»

Это откровенно противоречит последующему заявлению Рембо, что король всегда принимал сторону наследников Лабатю. Позволив Менелику вычесть 2100 талеров за то, что вполне могло быть вымышленным долгом, Рембо эффективно заплатил взятку и сэкономил себе много денег. Как он отметил в своем отчете консулу, «король всегда заставлял молчать людей, когда платили ему самому».

Свои решительные переговоры по поводу поставок оружия, явно оправданные, Рембо отложил до исторического путешествия ради исследования Восточной Африки с Жюлем Борелли 1 мая 1887 года. Хотя путешествие было идеей Рембо, он позже позволил Борелли взять кредит. Именно этот маршрут будет использован Альфредом Ильгом для воплощения инженерного шедевра – первой абиссинской железной дороги, которая, согласно первоначальному плану, должна была проходить из Джибути до Белого Нила. (Она заканчивается в Аддис-Абебе.)

В течение трех недель они медленно двигались на восток через земли, недавно покоренные Менеликом. На юге они видели колыбель будущей столицы Менелика Аддис-Абебу («Новый Цветок») и манящую бездну Рифтовой долины, которая вела неизведанными путями к Великим африканским озерам. Они прошли через богатые пастбища и леса молочая и мимозы, примятые на ширину в десять метров шоанским войском. Борелли, которого туземцы считали безобидным сумасшедшим, отстреливал слонов и крокодилов и «вертел в руках секстант». Рембо делал заметки, но полагался на свой опыт: «Высота равнины Минджар должна быть 1800 м (я делаю выводы о высоте в зависимости от типа растительности)».

Благодаря королю Менелику путь был практически пустынным. Перепуганные насмерть проводники, должно быть, были взяты в плен. В Чаланко земля под ногами издавала типичный хруст. После сражения с халифом Абдаллахом земля была усыпана человеческими костями. Борелли смог пополнить свою коллекцию черепов.

Немногие торговцы оружием когда-нибудь имели возможность изучать последствия продажи их товара так близко. Но Рембо смотрел мимо скелетов и на этот раз видел солнечное колониальное будущее: «Те регионы, которые не вредны для здоровья и очень плодородны, являются единственными частями Восточной Африки, которые подходят для колонизации европейцами». Пара фраз в его отчете имеют поэтическое звучание, хотя они сразу же снова возвращаются к скупой записи: «День 14-й. 20 километров, Херна. Роскошные долины увенчаны лесами, в чьей тени мы идем. Кофейные деревья».

Он не был лишен иронии. Будучи первопроходцем по маршруту восток – запад от Красного моря до бассейна Нила, Рембо оказался в авангарде империи, что было обусловлено понятиями и чувствами, совершенно противоположными его собственным: уязвленным патриотизмом, кабинетным доктринерством и чувством превосходства белой расы. Суть этой эпической шутки состояла в том, что, увеличивая арсенал Менелика на одну двенадцатую (по его собственным подсчетам), Рембо вносил значительный вклад в первое поражение африканской армии в открытом бою с европейской нацией (поражение Менелика, нанесенное Италией при Адуа в 1896 году).

Он достиг Харара, опередив Борелли, 21 мая 1887 года. И Рембо, и Борелли описывали город как «выгребную яму». Коренное население либо бежало от шоанской армии, либо лежало, разлагаясь, на улицах. Мечеть была снесена, а кофейные деревья вырваны с корнем. Рембо был принят новым губернатором, красивым амбициозным молодым человеком по имени Маконнен, двоюродным братом Менелика. Его сын, будущий император Хайле Селассие, родился в Хараре четыре года спустя.