Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв. - Борис Рыбаков

Когда Игорь стоял уже у Дуная, император прислал к нему послов о мире. Игорь начал совещаться с дружиной, которая была рада без сражений получить дань с империи: «…еда (едва ли) къто весть, къто одолееть — мы ли, они ли? Ли с морем къто советен? Се бо не по земли ходим, но по глубине морьстей и обща съмерть вьсем…» Взяв откуп у греков, Игорь возвратился в Киев, а на следующий год заключил с Романом и Константином Багрянородным договор, разрешавший Руси посылать в Константинополь ради торга «корабля, елико хотять… оже с миром приходять». Договор был утвержден в Киеве в соборной церкви св. Ильи на Подоле и на холме у идола Перуна.

Двукратный нажим на Византию в 941 и 943 гг., возможно, был вызван какими-то препятствиями, которые чинили греки русской торговле, несмотря на договор 911 г., заключенный с отцом Романа и Константина. Ряд ограничений (см. ниже) содержится и в договоре 944 г., но путь русским кораблям в торговый центр мира — Царьград — был открыт. Киевское правительство, сильно потратившееся на организацию двух грандиозных флотилий (из которых одна сильно пострадала) и на содержание наемных войск, нуждалось в пополнении своих ресурсов вообще и экспортных в частности.

Появление в Киеве нанятых Игорем варяжских отрядов следует датировать самым концом 930-х годов, когда упоминается варяжский воевода Свенельд. Для содержания наемников Игорь определил дань с Древлян и Уличей, но это вызвало войну этих племенных союзов с Киевом. Уличский город Пересечен (у Днепра) три года сопротивлялся Игорю, но тот, наконец, «примучи Уличи, възложи на ня дань и вдасть Свенелду». Эту фразу часто понимают как пожалование, как передачу права сбора дани, но грамматическая форма фразы позволяет понять ее только в одном смысле: дань, полученную Игорем, он, Игорь, отдал Свенельду в 940 г. Исключать участие варяжских воинов в сборе древлянской или уличской дани нельзя, но речь идет о правовой стороне. Когда пятью годами позже Игорь отправился собирать древлянскую дань сам, летописец ни одним намеком не показал, что этим попираются права Свенельда. У варяга их просто не было — он получал содержание, а не бенефиций.

В 942 г. после разгрома русского войска греками, может быть, как компенсацию варягам, участвовавшим в злосчастном походе, варяжский воевода получил древлянскую дань, что вызвало ропот киевской дружины: «Се дал еси единому мужеви много»[451]. Киевляне начали завидовать варягам: «Отроци Свеньлжи изоделися суть оружиемь и пърты, а мы — нази. Да поиди, къняже с нами в дань — да и ты добудеши и мы»[452]. После заключения договора 944 г., упрочившего позиции Руси, потребность в варяжском наемном войске значительно уменьшилась (Игорь княжит «мир имея к всем странам»), и осенью 945 г. киевский князь вернул землю Древлян в прежнюю систему своего киевского полюдья, когда князь начинал свой круговой объезд именно с Древлян.

945 г. «И приспе осень и нача мыслити на Древляны, хотя примыслити болышо дань… И послуша их (дружинников), Игорь — иде в Дерева в дань и примышляше к пьрвой дани и насиляше им и мужи его.

И възьм дань, поиде в свой град. Идущю же ему въспять, размыслив, речи дружине своей: «Идете с данио домови, а яз възвращаюся (к Древлянам) и похожю еще». И, пусти дружину свою домови, с малъмь же дружины възвратися, желая больша имения».

Дань, очевидно, была издавна тарифицирована, так как Игорь увеличил ее, примыслил новые поборы к «первой дани». Когда же Игорь появился вновь, «желая больша имения», внутри древлянского общества происходит любопытная консолидация всех слоев: против киевского князя выступают древляне и их местные князья во главе с «князем князей» Малом.

«Слышавъше же Древляне, яко опять идеть (Игорь) и съдумавъше Древляне с кънязьмь своимь Малъмь: «Аще ся въвадить вълк в овьце, то выносить вьсе стадо, аще не убиють его. Тако и сь — аще не убием его, то вься ны погубить!» И посълаша к нему, глаголюще: «Почьто идеши опять — поймал еси вьсю дань». И не послуша их Игорь. И исшьдъше из града Искоростеня противу древляне, убиша Игоря и дружину его, бе бо их мало.

И погребен бысть Игорь; и есть могыла его у Искоростеня града в Деревех и до сего дьне»[453].

Византийский писатель Лев Дьякон сообщает одну деталь о смерти Игоря: «…отправившись в поход на германцев (?), он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван на две части…»[454].

Древляне, казнившие Игоря по приговору веча, считали себя в своем праве. Послы, прибывшие в Киев, сватать за древлянского князя вдову Игоря Ольгу, заявили ей:

«Бяше бо мужь твой акы вълк, въсхыщая и грабя. А наши кънязи добри суть, иже распасли суть Деревьску землю…»

Перед нами снова, как и в случае с Вятичами, выступает союз племен с его иерархией местных князей. Князей много; в конфликте с Киевом они несколько идеализируются и описываются как добрые пастыри. Во главе союза стоит князь Мал, соответствующий «свет-малику», «главе глав» у Вятичей. Он чувствует себя чуть ли не ровней киевскому князю и смело сватается к его вдове. Археологам известен его домениальный город в Древлянской земле, носящий до сих пор его имя — Малин.

Примечательно, что в начале игорева полюдья никто из этих князей не протестовал против сбора дани, не организовывал отпора Игорю — все, очевидно, было в порядке вещей. Добрые князья убили Игоря-беззаконника тогда, когда он стал нарушителем установившегося порядка, преступил нормы ренты. Это еще раз убеждает нас в том, что полюдье было не простым беспорядочным разъездом, а хорошо налаженным важнейшим государственным делом, в процессе исполнения которого происходила консолидация феодального класса и одновременно устанавливалась многоступенчатая феодальная иерархия. Местные князья разных рангов (сами жившие за счет «пасомых» ими племен) содействовали сбору полюдья их сюзереном великим князем Киева, а тот в свою очередь не забывал своих вассалов в дипломатических представлениях цесарям Византии. Игорь за год до смерти посылал посольство в Константинополь от своего имени «великого кънязя Русьскаго и от вьсякая къняжья и от вьсех людий Русьскые земля». Договор 944 г. предусматривает обычное для общества с феодальной иерархией своевольство вассалов и аррьервассалов: «Аще ли же къто от кънязь или от людий русьскых… преступит се, еже писано на харатни сей — будет достоин своимь оружиемь умрети и да будет клят от бога и от Перуна!»[455].

Полюдье существовало в каждом племенном союзе; оно знаменовало собой отход от патриархальных племенных отношений и традиций, когда каждый член племени знал своего племенного князя в лицо и знал всех его родичей. Полюдье в рамках союза племен, появляющееся, надо думать, одновременно с образованием самого союза, было уже переходной формой к классовому обществу, к государственности. Власть «князя князей» отрывалась от старинных локальных традиций и родственных связей, становилась многоступенчатой («князь князей», князь племени, «старосты» родов). Когда же несколько союзов племен вольно или невольно вошли в состав Руси, то отрыв верховной власти от непосредственных производителей был полным. Государственная власть полностью абстрагировалась, и право на землю, которое искони было связано в представлении землепашцев с трудовым и наследственным правом своего микроскопического «мира», теперь связывалось уже с правом верховной (отчужденной) власти, с правом военной силы. Феодальная иерархия как система в известной мере цементировала новое общество, образуя цепь сопряженных друг с другом звеньев: высшие ее звенья («светлые князья») были связаны, с одной стороны, с великим князем, а с другой — с князьями отдельных племен. Князья племен были связаны с боярством. Вассалитет, выраставший из микроструктуры первобытного общества, был естественной формой для феодального государства.

Сумма источников, восходящих к началу IX в., позволяет дать сводный обзор социально-политической стратиграфии Руси:

1. «Великий князь Русский». «Хакан-Рус» (титул, равный императорскому).

2. «Главы глав», «светлые князья» (князья союзов племен).

3. «Всякое княжье» — князья отдельных племен.

4. «Великие бояре».

5. «Бояре», «мужи», «рыцари» (персид. — «моровват»).

6. Гости-купцы.

7. «Люди». Смерды.

8. Челядь. Рабы.

Громоздкий и сложный механизм полюдья мог действовать при условии слаженности и соподчиненности всех звеньев. Нарушение соподчиненности приводило к войнам. Летопись многократно говорит о том, что тот или иной союз племен «заратишася», «имяше рать» с киевским князем. Государственность Руси как целого утверждалась в тяжелом противоборстве разных сил.

Константин Багрянородный описывал государство Русь в ту пору, когда полюдье как первичная форма получения ренты уже доживало последние годы. Началом же системы полюдья следует считать переход от разрозненных союзов племен к суперсоюзам-государствам, т. е. рубеж VIII и IX вв. Совершенно закономерно, что именно это время и явилось временем зарождения широких торговых связей Руси с Востоком и Византией — полюдье было не только прокормом князя и его дружины, но и способом обогащения теми ценностями, которых еще не могло дать зарождавшееся русское ремесло. Полюдье полгода кормило киевскую дружину и ее прислугу; по всей вероятности, полюдье гарантировало продовольственные запасы и на вторую, летнюю, половину года, когда происходил сбыт наиболее ценной части дани, собранной черными кунами, бобрами, чернобурыми лисами, веверицами-белками. С полюдьем связано свидетельство, неверное понимание которого иногда приводило исследователей к мысли о незнакомстве русов с земледелием: