Почему он выбрал Путина? - Олег Мороз

Появляются новые лица, а ответов до сих пор нет, сказал Путин.

Через два дня, выступая на канале ОРТ, Путин сделал одно существенное уточнение: переговоры ведутся «со всеми политическими силами в Чечне, не только с Масхадовым». В ту пору на политическом горизонте появился муфтий Чечни Ахмад Кадыров, настроенный вполне лояльно к федеральной власти, и Москва стала постепенно склоняться к тому, чтобы именно на него сделать ставку как на главного партнера по переговорам с чеченской стороны. Правда, к этому времени Масхадов уже отстранил Кадырова от должности муфтия Чеченской Республики, посчитав его предателем, однако Кадыров пренебрег этим распоряжением президента.

Что касается самого Масхадова как партнера Москвы по переговорам, Путин довольно четко изложил, как он смотрит на этого деятеля:

Первое, что должен сделать человек, который называет себя президентом республики или претендует на то, чтобы так называться, это выдать заложников, причем заложников, захваченных задолго до начала этого конфликта и удерживаемых там по криминальным мотивам, не по политическим. Их там более 350 человек, в том числе иностранцев. Однако Масхадов их не выдает. Есть два варианта ответа на вопрос, почему. Первый: он может это сделать, но не хочет. Тогда он полностью ассоциируется с бандитами, и тогда со стороны России с ним должны вести переговоры не президент страны и премьер-министр, а следователи прокуратуры и ФСБ, и не в Кремле и в Белом доме, а в Лефортове. Возможен и другой вариант: он хочет отдать, но не может. Он не может выдать заложников, он не может выдать преступников, бандитов и террористов, он не мог воспрепятствовать нападению на Дагестан, не мог воспрепятствовать взрывам в крупных городах России. Он ничего не может. А тогда возникает вопрос: зачем он нам нужен в качестве переговорщика, тот ли это человек, с которым можно и нужно договариваться?

Вроде бы все логично. Однако похожие вопросы в принципе можно было бы задать и самому Путину. Кто такие «заложники, удерживаемые по криминальным мотивам»? Это люди, похищенные уголовниками. В России из года в год бандиты похищают сотни, а возможно, и тысячи людей. По данным НИИ МВД, только за четыре месяца 1999 года было зарегистрировано 529 похищений (не считая случившихся на Северном Кавказе). 529 зарегистрировали. На деле же, без сомнения, таких преступлений было значительно больше. Следуя логике Путина, от него тоже можно было бы потребовать немедленно освободить этих людей, а их похитителей передать в руки правосудия. Поскольку эта задача явно оказалась бы для него непосильной, мы бы имели полное право задать ему тот же вопрос, что и он Масхадову, почему? Он не хочет или не может? Поскольку ясно, что не может, мы были бы вправе потребовать от него сей же час подать в отставку…

Так обстояло дело с заложниками. Что касается террористов, подорвавших дома в российских городах, никаких доказательств, что это сделали именно чеченцы, в тот момент не было. Позже некоторых преступников вроде бы нашли и осудили (другие были убиты). Однако, учитывая состояние наших следственных органов, нашего «басманного» правосудия, у многих остались сомнения, что были найдены и осуждены истинные виновники.

Такого рода сомнения зародились сразу же после взрывов, после рязанского инцидента. Была даже создана общественная комиссия во главе с депутатом Сергеем Ковалевым, которая начала параллельное, независимое расследование. Однако после того, как на участников этой комиссии начали оказывать давление, после того, как ведущие ее члены либо были убиты (Юшенков), либо умерли при странных обстоятельствах (Щекочихин), либо подверглись опять-таки странному нападению (Лацис), либо оказались за решеткой (Трепашкин), это расследование заглохло…

Наконец, насчет Дагестана… Туда действительно вторгся Басаев со своим отрядом из 650 человек. Он никогда не скрывал этого. Так же, как после не скрывал, что организовал теракты на Дубровке, в Беслане. Но выдать этого террориста Москве Масхадов действительно не мог, даже если бы захотел. В Ичкерии не было той «вертикали» власти, какую соорудил в России Путин. Масхадов и Басаев располагались на властной «горизонтали», почти на одном уровне. Масхадов размещался чуть-чуть повыше, но Басаев тоже занимал разные правительственные посты: был первым вице-премьером, замещал премьера в его отсутствие… Баллотировался в президенты Чечни. Главное же он был для многих чеченцев, по крайней мере, наверное, для большинства воюющих чеченцев «национальным героем». Без сомнения, высоко его ценил и сам Масхадов, хотя он неустанно повторял, что не приемлет террористических методов борьбы. Так что требования Москвы, чтобы он громогласно отрекся от терроризма, были совершенно излишними. Но под терроризмом чеченский президент понимал не вооруженную борьбу вообще, а насилие над гражданским населением, нападение на мирные объекты. Масхадов, а затем его преемник на президентском посту Садулаев достаточно твердо настаивали, чтобы Басаев отказался от террора. И в конце концов, в какой-то момент тот вроде бы последовал этим настояниям…

Кроме того, многие отряды чеченских боевиков так называемые «индейцы» вообще никому не подчинялись, действовали автономно, самостоятельно, в том числе и прибегая к террору. Укротить их в ту пору было такой же невыполнимой задачей, как вообще покончить с уголовщиной…

В общем, ясно, что Москва предъявляла Масхадову либо риторические (отречься от терроризма), либо невыполнимые требования. Было ясно, что серьезные переговоры Москве не нужны.

Это была трагическая ошибка московского руководства. Переговоры с Масхадовым, пожалуй, единственным в то время умеренным чеченским политиком такого уровня были, наверное, единственным шансом разумно решить проблему Чечни, установить в этой республике настоящую, а не показную, шаткую стабильность. Все, что требовалось от московских правителей начать с Масхадовым серьезные переговоры (он их к этому постоянно призывал), действовать с ним заодно в наведении порядка в республике, помогать ему экономически, стараться откорректировать его действия, направить их в нужное русло.

Отвергнув переговоры с Масхадовым, а затем убив его, Москва бездарно упустила этот единственный шанс. Шанс добиться мира и стабильности в Чечне, а может быть, и на всем Северном Кавказе. После убийства Масхадова чеченское движение Сопротивления стало стремительно радикализироваться и исламизироваться, расползаться по всем соседним исламским республикам и даже за пределы Кавказа. Дело дошло до того, что очередной лидер чеченских боевиков Дока Умаров заявил, что «отменяет» все республики Северного Кавказа, созданные «кафирами» (неверными), в том числе и саму Чечню, и учреждает на их месте единый Кавказский эмират, а себя назначает его эмиром.