Дорога воспоминаний. Сборник научно-фантастических произведений - Хюберт Лампо

— Это не ящер, — сказал я с сожалением.

— А я, — продолжал он, всё время переводя взгляд с моря на пальмовую рощу и с берега на сосняк, — если бы я мог выбирать, я бы остановился на менее отдалённой эпохе, на том геологическом времени, когда в животном окончательно проявился наконец человек. Ах, увидать первых людей! Адама и Еву неоспоримой геологической книги бытия!..

— Вот и птицы возвратились, — заметил я. — Они ловят рыбу вдали. Оперение у них кажется белым, или же так оно выглядит издалека на солнце… Это огромные чайки.

— Мне бы так хотелось узнать, что это за птицы, — пробормотал Флери-Мор. — Но не будем терять драгоценного времени и постараемся разглядеть по крайней мере то, что есть поблизости. Вон там я вижу чудовищные груши. Попробуем подойти к лесу.

Геолог сделал несколько шагов, нащупывая почву ногой и вытянув руки, словно вдруг ослеп: боялся реальных препятствий, скрытых миражем.

— Oгo! — вскрикнул он, резко остановившись, повернулся ко мне и, прикрывая рот рукой, прошептал нерешительно и восхищённо: — Пещера! Смотрите…

Я молча сделал ему знак вернуться и вдруг ощутил несказанное отчаяние от мысли, что мы, быть может, навсегда останемся на этой Земле, где ещё нет человека. Во мраке пещеры зажглись огоньки. Это были маленькие яркие точки, расположенные попарно, красно-зелёные и зелёно-красные, бесспорно знакомые, — глаза!

— Я иду туда! — заявил Флери-Мор.

— Нет! — И я кинулся к нему.

— А вдруг мираж рассеется? — убеждал он меня. — Потом вы будете вечно раскаиваться, что упустили такую возможность. Воспользуемся ею, друг мой! Воспользуемся этим благодетельным миражем!

— Но разве вы не видите, что эти глаза смотрят на вас?

— Вы с ума сошли! Смотрят в будущее?!

Но я держал его крепко, ибо и сам был под властью неудержимого любопытства. Он должен был уступить мне и ограничиться наблюдением на расстоянии.

Глаза сверкали, как парные звёзды, иногда мигали, закрываясь пугающими в своей незримости веками. Моя фантазия пририсовывала к ним целое семейство наводящих ужас медведей ростом с бегемота.

— Обратите внимание, — прошептал я.

— На что?

— Видите луч солнца?..

— Какой луч?

— Тот, что проникает в пещеру, — вот эта косая полоса света…

— Ну?

— Так вот, пара глаз, ближайшая ко входу… Не находится ли она выше полосы света?

— Да, действительно.

— Значит, если бы это были глаза животного, стоящего на земле, мы бы увидели его в луче…

— Браво! По всей видимости, эти глаза принадлежат животному, свисающему со свода… Если только оно не парит прямо в воздухе…

Между тем парные звёзды в глубине пещеры всё умножались и умножались.

Мы стояли очень открыто, и я не мог не следить за всем, что происходило вокруг. Пальмовая роща, разделённая надвое полосой красного песка, бросала тень своих стволов справа и слева от пещеры. Я не мог сдержать дрожи ужаса: эта тень тоже была усеяна красно-золотыми огоньками! На каждой из исполинских груш блестело по паре огоньков. Их было сотни. И лес, как Аргус, смотрел на нас всеми своими неподвижными зрачками.

Мысль о том, что грушевые деревья не растения, проползла у меня в мозгу, как мохнатый паук.

Но Флери-Мор рассудил разумно.

— Ваши груши, — сказал он, — это попросту летучие мыши; это вампиры-гиганты, свисающие, как обычно, вниз головой и с ветвей, и с потолка пещеры. Но они должны быть дневными, потому что ваши так называемые чайки — это тоже вампиры, за это я ручаюсь. Те, что окружают нас, вероятно, спят.

— Просыпаются, вы хотите сказать!

Я предпочёл бы не поправлять его. Мне до тошноты отвратительна даже обыкновенная летучая мышь; судите же, что я мог испытывать в окружении этого сонма вампиров, чудовищных в своих размерах. Я видел только их, переводя взгляд с пещеры на пальмовую рощу. Флери-Мор старался рассмотреть тех вампиров, что вились вдали над водой.

Так прошла минута, ничто не двигалось.

Невероятно, но эта неподвижность, усиливающая тревогу ожидания, толкала меня, более робкого из двоих, к действию. Я порывисто подобрал несколько камешков.

— Можно? — спросил я, нацеливаясь в тёмный провал пещеры.

Флери-Мор рассеянно кивнул.

Первый камень не попал в цель и, ударившись о стену, упал на груду рыбьих костей у входа. Второй полетел прямо в глубь пещеры.

Тотчас же в её недрах поднялся ужасающий гвалт, от которого волосы у меня встали дыбом. Пещера наполнилась сатанинскими завываниями, словно вела прямо в преисподнюю. Мрак внутри усеяли пылающие угольки. И мы увидели, наконец, что в недрах тьмы что-то задвигалось, всё яснее вырисовываясь посреди горящих глаз и направилось к выходу.

— Человек! — прошептал я.

— Обезьяна! — шепнул Флери-Мор.

Он был и тем и другим, и ни тем ни другим; прямостоящий, двуногий, страшно худой, с жалким, маленьким круглым черепом, курносым носом, выдавшейся челюстью, с ушами, как капустные листья, и весь в шерсти! Сомнений не было: перед нами стоял питекантроп! Питекантроп, именно такой, каким реконструировал его Дюбуа по яванским костям… Плиоценовый питекантроп здесь, в миоцене, в Европе, в Шампани… живой! Да ещё по какой-то чудовищной странности он был союзником вампиров и делил с нимя пещеру!..

— Ба! — сказал я себе, чтобы успокоиться. — Да он использует их как рабов или как охотничьих собак, вернее как рыболовных собак!

Обезьяночеловек остановился на пороге пещеры и раскрыл свои до сих пор полузакрытые близко поставленные глаза.

На свету стало видно то, чего мы уж никак не могли ожидать. Этот дикарь из дикарей, который должен был быть совсем голым, оказался закутанным в широкий до самых пят кожаный плащ, тонкий, тёмный и блестящий, с симметрично падающими складками!

— Плащ! — изумился геолог. — Уже цивилизован! Орангутан в одежде!.. К чертям этот плащ! Он мешает нам увидеть его внешнюю анатомию…

Питекантроп по-обезьяньи сморщился и, как человек, повернул голову к пещере. Гам в ней сразу утих.

— Он смотрит на нас, говорю вам!

— Похоже на то, — согласился Флери-Мор. — Но если он нас видит, то и слышит! Полноте, это невозможно! Эй, дедушка! — крикнул он человеко-животному и засмеялся, конечно, чтобы подбодрить меня.

Но мне было не до смеха.

Тем временем наш предок, приоткрыв полу кожаного плаща, протянул свою длинную руку. Его рот, разинувшись, превратился в клыкастую пасть, извергшую визгливые, лающие звуки, которые сотрясали его тощую грудь; что-то вроде: «Аттуи, туи, туи! Хира-ха! Рато! Рато!»

По этому зову, вернее по этому приказу, стая антропоидов вырвалась из пещеры, они высыпали и из пальмовой рощи и ринулись на поляну, даже с гребня откоса на нас смотрела «толпа» наших предков, выскочивших из сосняка. Аммиачный запах обезьянника стеснил дыхание. Тишина наполнилась отвратительным гиканьем. Нас замыкало плотное враждебное кольцо. Все, как и их предводитель, были облачены в тёмные плащи, складками которых они яростно потрясали.