Блудные братья - Евгений Филенко

Марси же неотрывно смотрела на Кратова. И ей никак не удавалось поймать его взгляд.

— Костя, — сказала она. — Что с тобой? Почему ты молчишь?

— Кратов, — сквозь зубы процедила Рашида. — Живо припомни какое— нибудь свое «хокку». Сию же минуту! Неповинующимися губами он промямлил:

В калитку ко мне,и не постучав, и не квакнув,шлепает лягушка…

— Спасибо, — сказала девушка звенящим от обиды голосом.

— Марси, Марси, — пробормотал Кратов. — Где же ты была?

— Тебя совсем нельзя оставлять одного? — с нервным смешком осведомилась она.

— Я пытался найти тебя… — Ему самому отвратителен был этот нищенский оправдывающийся лепет. — Я целый месяц ждал…

— Ты меня уже больше не любишь?! — Ультрамариновые глаза живо наполнялись слезами, мраморный носик покраснел.

— Марси, все не так просто…

— Кратов, — отрывисто проговорила Рашида. — Она беременна.

Кратов на какое-то время забыл дышать.

— Это так? — спросил он. Марси, шмыгнув носом, кивнула.

— Это твой ребенок, — сказала она. — Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к этому и решить, хочу я ребенка от тебя или нет. И я решила, что хочу. Я пришла сказать тебе об этом, и вот… я пришла.

Ему хотелось умереть. Он впервые понял, что буквально означает иносказание «разрываться надвое». Потому что еще ему хотелось упасть на колени и ползти через всю посадочную площадку, пока он не уткнется покаянной, а точнее — окаянной своей башкой в упругий животик Марси. Это было самое меньшее, что он мог сделать.

— Кратов, — сказала Рашида. — Брысь отсюда. Мы сейчас сами решим, чей ты будешь. 

 Он брел куда глаза глядят.

Все дела и проблемы нежданно отступили от него и растворились в тумане — словно эскадра Летучих Голландцев, таких зловещих и страшных по рассказам и на вид, а на деле ничего из себя не представляющих, кроме изобретательно и со вкусом устроенной иллюзии. «У меня будет ребенок, — думал он. — А я так отвратительно безразличен. Иду себе, переставляю ноги, а не бегу вприпрыжку, не скачу козлом. И не в ту сторону, кажется… Наверное, что-то должно измениться в этой жизни. И во мне самом тоже. Наверное, я должен как-то иначе вести себя и строить планы на будущее. К примеру, не совать голову в пекло при любом удобном случае. Не ввязываться в долгосрочные проекты вне пределов досягаемости. Теперь я отвечаю не только за себя и не только перед мамой. Я должен научиться не только брать, но и отдавать. Как там говорил покойный Пазур? Нужно перестать накапливать и успеть отдать. Потому что некоторые не успевали… Вот и я должен успеть отдать свой жизненный опыт, свои скопленные душевные богатства… буде такие существуют… этому незнакомому пока еще маленькому человечку. — Кратов вдруг рассмеялся и озадаченно потер лицо ладонями. — Дьявольщина, я ведь, наверное, должен буду ему понравиться! Не то он посмотрит на меня и скажет: на кой бес мне такой несуразный и непутевый папаша!.. Он — или она. Вполне возможно, что это будет девочка. Хотя в моем роду по отцовской линии, как мне представляется, одни мальчики. Неплохо было бы отыскать отца и сообщить этому ветрогону, что он уже дедушка и пора бы ему знать свое место под солнцем… Да и мне тоже… пора».

Он остановился, внезапно осененный одной очевидной и потому особенно неприятной мыслью.

«Я не смогу пуститься в это плавание. Татор со своим „Тавискароном“ пришел напрасно».

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Блудные братья VI

1

… Кто-то осторожно тронул его за плечо. А затем, не дождавшись реакции, грубо встряхнул. Грубо — как и подобает воину-эхайну, который внезапно сталкивается с неподчинением и желает пресечь его в зародыше. Кратов открыл глаза и сел. Над ним штурмовой башней — первый образ, что приходил на ум при виде стоящего над душой эхайна! — черной и закопченной, и даже слегка дымящейся, высился младший геургут Юзванд. От его аккуратного мундира не осталось и следа: теперь это была грязная, изодранная тряпка, не везде скрывавшая голое тело. Лицо обратилось в обожженную маску, от волос уцелели редкие сплавившиеся клочки. «Как вам удалось?..» — попытался спросить Кратов, но из пересохшей глотки вырвалось лишь задушенное карканье. «Никому ничего не удалось, — проскрежетал Юзванд. — Ни им, ни нам. Удалось только вам — молитесь своим идолам. Вы живы, и это удача. И ваша женщина жива тоже…» Кратов с трудом, преодолевая сопротивление ушибленного мозга, повел глазами в сторону. Озма лежала скорчившись на расстоянии вытянутой руки, ее меховой балахон припорошен был серой пылью — хотя более вероятно, что это был пепел, не переставая сыпавшийся с черных небес. Черные небеса посреди дня? Или это уже не был день? «И вы не достались Лихлэбру, — продолжал Юзванд. — А это самая удачная удача, и огромная неудача для т'гарда. Он очень хотел вернуть вас. Но мы ему помешали». — «Какое сейчас время суток?» — наконец вымолвил Кратов. «Это так важно? — осклабился эхайн. — Допустим, ранний вечер». — «Но отчего так темно?» — «Вам еще не доводилось оказаться на окраине театра военных действий, в особенности после того, как сами военные действия иссякли?» — «Доводилось. Но это было иначе». — «Тогда вы жалкий новичок, зеленый сопляк, никогда не видавший работы оружия массового поражения». — «Ядерная, бомбардировка?!» — «Ядерная? — вскинув опаленные брови, с сомнением переспросил Юзванд. — Гм… Непонятно, о чем вы говорите. Какое-то военное использование внутриатомной энергии?.. Впрочем, неважно. Над вами только что схлестнулись и практически истребили одна другую две бронетанковые части. Мятежный эскадрон „хоррогов“ был перехвачен танковой ротой, верной правящему дому. Силы, как вы понимаете, были примерно равны, с небольшим преимуществом правительственных войск. Но в пользу мятежников сыграли рельеф местности и господствующая позиция. Так что нелегко будет определить победителя, тем более что с поля боя не ушла ни одна машина… — Непонятно улыбаясь вздувшимися губами, он бросил короткий взгляд через плечо. За его спиной колыхались и сплетались хоботами черные жирные смерчи, изнутри подсвеченные красным. — Там, откуда вы столь расчетливо и своевременно убрались, ад распахнул свои врата». Кратов обхватил голову окровавленными руками. «Поле битвы — место, где оставляют трупы… — пробормотал он. — У-цзы, трактат о военном искусстве… Ад, настоящий ад, и я снова в аду…» — «Нет, доктор, — возразил Юзванд. — Вы там, где должны быть. И вам предстоит сделать то, что нужно сделать». — «Если бы только знать, что же нужно!» — «Но вы и так все знаете, — с неожиданной мягкостью сказал эхайн. — Вы знаете более чем достаточно. Разве напрасно вы накачивали свой мозг самой разнообразной информацией все эти месяцы, разве напрасно рыскали по сетям и каналам Юкзаана прошлой ночью? Осталось только употребить ваше знание к делу». — «Да, верно… И сейчас я попытаюсь сообразить. Давеча вы сказали, что приказ доставить нас в Гверн вам отдал лично Нигидмешт Нишортунн. Значит, гекхайан находится на Юкзаане?» — «Эхлиамар блокирован космическими силами Федерации, — пожал плечами Юзванд. Было бы неразумно оставлять гекхайана на растерзание этлаукам и иным прочим читрунам! Но кто мог предполагать, что Справедливый и Беспорочный угодит из огня да в полымя?» — «Я, кажется, понимаю эту вашу фразу о мятежнике, которым, словно марионеткой, управляют чужие руки. Не „руки“, а „Руки“, не так ли?» — «В Эхайнагге никому не понравится, если Светлая Рука откажется воевать с этлауками. А Нишортунны никогда так не были близки к этому решению. Особенно после того, как на свете появилась Озма…» — «Так значит, за мятежниками стоит Эхайнагга?!» — «Я простой младший геургут, — сказат Юзванд. Усмехнувшись, продекламировал: — „Мелкий чин военной разведки, то есть самый тупой и злобный представитель самого тупого и злобного сословия“. Ваши мысли? Там была еще метафора, немного туманная для меня. Возможно, я не ошибусь, переведя ее как „векхеш, которому вахи разрешили вкусить от падали“… Так или иначе, не требуйте от меня анализа этой давней и глубокой интриги. К тому же, я тороплюсь. Меня ожидают… иные заботы. До Гверна вам придется добираться в одиночку. Вас там ждут. Вас ждет мой властелин. Если это вас не обременит, передайте ему, что младший геургут Юзванд выполнял его приказ до тех пор, пока дух властвовал над телом». Рука эхайна с зажатым в огромном кулаке оплавленным стручком, в котором с трудом угадывался энергоразрядник, приподнялась в подобии салюта. «Берегите янтайрн Озму, — промолвил он. По сплошному ожогу щек текли слезы, что никак не вязалось с обыкновенно, по-эхайнски, жестоким выражением лица и желтым огнем безумия в глазах. — Она спасет всех нас». — «Я не знал, что эхайны тоже плачут», — прошептал Кратов. — «Я тоже», — ответил Юзванд, удаляясь…