Спираль - Кодзи Судзуки

Разве что Такаяма. Во всяком случае, говорил он как человек, не допускающий сомнений в собственной правоте:

– Вот, например, глаз. Я понимаю, уважаемый Андо, что подробными объяснениями только оскорблю такого высококлассного специалиста, как вы... – дурашливо начал Рюдзи, но тут же перешел на серьезный тон. – Но согласись, человеческий глаз – это очень сложный механизм. Почти невозможно представить, что роговица, зрачок, глазное яблоко и зрительный нерв – все это результат эволюции обычного фрагмента кожи. Как-то не верится, что подобная эволюция могла произойти случайно, сама по себе.

Глупо думать, что механизм, который позволил живым существам видеть, появился вдруг, и все тут же начали им пользоваться. Для начала у этих живых существ должно было возникнуть желание видеть. И только благодаря этому желанию стало возможным появление нового механизма. Такая вот «внутренняя воля» и есть необходимое условие для эволюции видов. Морские жители не случайно выползли из моря и заселили сушу. Рептилии не случайно научились летать. Они хотели этого. Но попробуй только заикнуться о «внутренней воле» в разговоре с каким-нибудь научным экспертом, и он поднимет тебя на смех. Ты автоматически заработаешь репутацию последователя «мистической телеологии» или, чего доброго, «этой ужасной философии».

Ты можешь себе представить, каким кажется этот мир существу, которое не умеет видеть? Для червей, обитающих под землей, мир – это то, что в кромешной темноте прикасается к их телам. Для морских звезд и актиний мир – это поверхность подводной скалы, на которой они живут, и движение окружающей их воды.

Как ты думаешь, незрячие существа могут представить себе, что значит «видеть»? Да у них просто не хватает на это воображения. Но совершенно непонятным образом на определенной стадии эволюции появилась концепция «зрения». Мы выползли из моря на сушу, мы взлетели к небесам и в конце концов создали свою культуру.

Обезьяна может постичь существование банана, но существование культуры – это уже за пределами ее понимания. И тем не менее, даже не осознавая культуру, животное может почувствовать желание приобщиться к ней. Откуда берется это желание? На этот вопрос я не могу ответить.

– Ну надо же! Оказывается, есть вопросы, на которые ты не можешь ответить, – произнес Андо как можно язвительней.

– Ты лучше послушай, что я говорю. Если человечество исчезнет и на его место придет Садако, то это случится только потому, что само человечество так захотело.

– Разве биологический вид может желать собственного исчезновения?

– Это подсознательное желание. Ты разве не понимаешь? Если все разнообразие ДНК сведется к одному-единственному экземпляру, это значит, что на Земле больше не будет индивидуального различия. Все будут одинаковыми – я имею в виду красоту и способности. Больше не будет любви, не будет войны, не будет ссор и споров. Мир станет царством гармонии и равенства. Даже между жизнью и смертью не будет особой разницы. Смерть перестанет быть чем-то страшным, понимаешь? А теперь скажи мне откровенно, разве не об этом подсознательно мечтает любой из людей?

Рюдзи говорил все тише и тише, и под конец уже просто шептал Андо на ухо. Он наклонился еще ближе и почти касался губами мочки. Андо слушал Такаяму, не сводя взгляда с маленького мальчика, который, сидя на корточках, старательно наполнял песком пустую жестянку.

– Это не про меня, – наконец ответил он. Кто сказал, что все должны чувствовать одно и то же? Ему был дорог сын, и он точно знал, что не хочет терять эту любовь.

– Не про тебя так не про тебя, – усмехнулся Рюдзи и встал с парапета.

– Уходишь?

– Ага. Мне пора. А ты что, остаешься?

– Я не хочу возвращаться в город. Наверное, уеду на какой-нибудь маленький остров, куда не доходят компьютерные игры и видеофильмы, и буду в тишине растить сына.

– Здорово ты придумал. А я, с твоего позволения, останусь в городе. Буду наблюдать, как погибает человечество. Так сказать, хочу насладиться гневом воли Всевышнего. Впечатляющее, должно быть, зрелище. Не хотелось бы его пропустить. – Рюдзи повернулся и зашагал вдоль парапета.

– Передавай привет Мияште, – крикнул ему вслед Андо.

Услышав это, Рюдзи остановился и, обернувшись, сказал:

– Знаешь, кажется, есть еще одна вещь, которую я должен тебе объяснить. Как ты думаешь, почему культура развивается? Люди могут вынести многое, но есть одна вещь, которая для них нестерпима. Скука. Она убийственна для животного под названием человек. Она – двигатель прогресса. Люди должны прогрессировать только для того, чтобы не умереть от скуки. И я могу себе представить, какая это скукотища, когда все вокруг контролируется одним-единственным экземпляром ДНК. Кошмар! Конечно, разнообразие лучше... Я прекрасно тебя понимаю, но... что же поделаешь – по-видимому, все остальные не хотят этого разнообразия. И последнее – смотри, не умри там со скуки на своем маленьком острове...

На прощание Рюдзи помахал рукой и двинулся дальше.

У Андо не было никаких конкретных планов. Он так и не решил, где поселиться. Будущее все так же оставалось неопределенным. Андо подумал, что в его ситуации самое лучшее не строить планов. Это должно сработать... Надо просто немного переждать и посмотреть, что будет дальше.

Он снял рубашку и брюки и остался в одних плавках. Потом подошел к сыну. Взял его на руки:

– Ну что, пойдем?

Сегодня он уже сотню раз объяснял сыну, что они обязательно должны это сделать. Обязательно. Сейчас они поплывут вместе, совсем как тогда. Но теперь мальчик не утонет. Андо не упустит его, как два года назад, – сегодня они будут крепко держаться друг за друга.

В своем письме Садако написала ему, что, когда она родилась в вентиляционной шахте на крыше, она поняла, что метафизически она все еще находится на дне колодца, в котором умерла. И только когда она выбралась из шахты, из этого «колодца», ей стало ясно, что теперь она сможет привыкнуть к новому миру вокруг нее.

Андо подумал, что его сыну тоже необходимо пройти такое испытание. Он должен оказаться в той же ситуации, что и два года назад, и выйти из нее живым.

Возрожденный Таканори панически боялся воды. Это была фобия, которую мальчик обязан был преодолеть, иначе вся его дальнейшая жизнь превратилась бы в сплошные мучения. Они подошли к самой кромке. Андо почувствовал, как маленькая рука крепко вцепилась в его ладонь. Вода доходила мальчику до щиколоток. Он посмотрел Андо в лицо и дрожащими губами сказал:

– Папочка, ты мне пообещал, правда?

– Да. – Андо пообещал сыну, что когда тот преодолеет свой страх, он наконец-то сможет увидеть маму. – Ты не представляешь себе, как мама обрадуется.