Башня континуума - Александра Седых

— Папа?

— Ты вернулся, мальчик мой.

— Папочка…

Скрежещущий визг когтей по стеклу пробрал Дэниэла до самых печенок.

— Ах, сын. Ты был прекрасным…

— Что?

— Ты был первым и непревзойденным плодом усилий четырехсот лучших специалистов, генералов, военных инструкторов, биологов, химиков, инженеров-конструкторов виртуальной реальности, и я знаю, я уверен, что, когда ты убивал их, кромсал и рвал на части, в последние мгновения жизни они гордились тобой, своим самым совершенным, непобедимым творением…

Перед глазами у Дэниэла поплыли какие-то разноцветные радужные круги и другие, куда более замысловатые фигуры, вроде восьмерок или стилизованных знаков бесконечности. Он не представлял, что это. Может, он болен?

— Я не знаю, о чем ты… зачем ты притащил меня сюда?

— Ты должен исполнить свое великое предназначение!

— Какое предназначение?

Монстр истошно завопил. Стеклянная дверь мелко затряслась и пошла трещинами.

— Уничтожить! Найти и уничтожить! Уничтожить! Уничтожить! Уничтожить! Ты понял меня? Уничтожить! Уничтожить!

Панель высвободилась и убралась обратно под столешницу. Воздух начал стремительно нагреваться. Дэниэл вскочил и на подгибающихся ногах, спотыкаясь и оскальзываясь, бросился к выходу.

— Благодарим вас за то, что воспользовались услугами компании «Психосоматическое Здоровье». До следующей встречи.

Темная фигура за стеклянными дверями оранжереи улыбнулась, поигрывая когтистой рукой с зажатым в ней острым мясницким ножом, потом развернулась и канула в непроглядную темноту, откуда и пришла. До следующей их встречи.

Виктория перенесла страшное известие, не поведя и бровью, и глазом не моргнув. Пока Гордон мямлил и запинался, силясь как можно деликатней сообщить ей плохие новости, он сообразил, что она давно ожидала чего-то подобного и успела подготовиться. В отличие от него. Он-то совершенно не ожидал подобного ужасающего поворота, был опустошен, с трудом мог говорить и, черт возьми, был вынужден смаргивать, чтобы сдержать подступающие к глазам слезы.

— Болван! — воскликнула Виктория, когда муж закончил мямлить и запинаться.

— Я? — тупо переспросил Гордон.

— Ты тоже болван, само собой, но мой брат! Сколько ему твердили, что надо закрыть дурацкий завод! Все ему говорили! Ричард говорил! Ты сам говорил! Я ему говорила! А он на меня накричал! Что ты понимаешь, дурочка! Я не могу без веских причин лишать работы сорок тысяч человек! Размазня! Вот все у него на шее и ездят!

— Да, пожалуй, в этом есть доля истины, — пробормотал Гордон, глядя под ноги.

— Пожалуй? — переспросила Виктория запальчиво. — Что означает «пожалуй»? Что это, твой высоколобый юридический жаргон?

— Ну… я ведь говорил тебе, у меня было мрачное предчувствие.

— Не ври, — сказала Виктория и взяла скалку.

— Что ты собираешься делать с этой штукой? — спросил Гордон подозрительно.

— Собираюсь месить тесто, пупсичек.

— Не вижу муки, масла, молока и яиц…

— Хватит стоять здесь и молоть чушь! — крикнула Виктория, размахивая тяжелой скалкой в опасной близости от мужниного лица. — Закрой рот и маршируй на работу! Нам нужны деньги!

— Зачем? — глупо спросил Гордон.

— Зачем, зачем! Не твое дело! Твое дело — зарабатывать деньги и приносить их мне!

И впрямь. Так что Гордон покорно закрыл рот и отправился на работу. День не задался с раннего утра и продолжался в том же несчастливом духе. Едва он вошел в здание администрации, его встретили вопли губернатора Таггерта, который сегодня тоже изъяснялся непрерывной чередой сплошных восклицаний.

— Приехал уже?! Пускай зайдет ко мне! Немедленно!

Гордон ничуть не собирался мчаться к шефу, сломя голову. Швырнув портфель на стол, он сел, сложил пальцы домиком и стал ждать. Ожидание растянулось минуты на две. Зашла его секретарша, принесла кофе и тарелку жареной ветчины.

— Господин первый вице-губернатор, вас хочет видеть господин губернатор.

— Позже зайду… обойдется.

— Утром вам передали с курьером пакет от господина бургомистра Санкт-Константина.

— Спасибо. Так. В ближайшие полчаса я никого не принимаю. На звонки не отвечаю.

Едва Гордон вскрыл пакет от бургомистра, сделал глоток кофе и вонзил зубы в сочную ветчину, как тишина кабинета взорвалась заливистыми трелями спин-аппаратов, а на столе протяжно, как пожарная сирена, завыл зуммер внутренней связи. Порча казенного имущества обыкновенно не входила в число любимых занятий вице-губернатора, но сейчас он без затей повыдирал с мясом проводки и расколотил аппараты об стены. Сразу стало тихо, тихо и спокойно. В блаженной тишине Гордон приступил к чтению присланных бургомистром документов.

— Как странно… Топи… что еще за чертовщина свалилась на мою голову?

Невзирая на слухи о той самой чертовщине, что творилась в Топях, проблемы это гигантское болото создавало вполне реальные и осязаемые. Не слишком быстро, но тревожаще неуклонно Топи разрастались, и с востока уже подступали к столичным пригородам, вызывая заболачивание плодородных пахотных земель, кормовых пастбищ и участков, выделенных для застройки. Городские власти прилагали массу усилий на яростную борьбу с прожорливыми Топями. Прокладывались водоотводные каналы и дренажные сети, возводились дамбы и насыпи. Рукотворное болото, за столетия превратившееся в сложную и самоорганизующуюся экологическую систему, поддавалось плохо, мстило за каждый отвоеванный акр земли, душило торфяными пожарами, подтапливало деревеньки, напускало на жителей полчища москитов и мошкары, разносчиков лихорадки. Мало того. Топи служили пристанищем не только насекомым и змеям, но и легионам контрабандистов и браконьеров.

По существу, Топи представляли собой печальные последствия давнего просчета при строительстве водохранилища, но вокруг болот на протяжении трех столетий их существования витал мистический ореол, подпитываемый слухами и сплетнями, темными, дремучими суевериями. Чего стоили рассказы о ведьмах, собирающихся в Топях на шабаши! Гордон действительно не понимал, откуда берутся эти дикие истории. Сам он не раз бывал в Топях, охотился. Дичь. Много дичи. Ничего зловещего он там не обнаружил… да и откуда… разумеется, если соблюдать элементарные меры предосторожности и не лезть напролом в коварную трясину.

Когда на болота опускалось шерстяное покрывало опаловой ночи, и сизые туманы окутывали изумрудно-сапфировые, древние мхи, в сырой мгле ухали и охали ночные твари, а далеко-далеко, среди камышей и зарослей осоки, блуждали огни Святого Эльма, — вот тогда могло сделаться чуть-чуть не по себе. Но никак не взрослому мужчине с ружьем, да еще в теплой дружеской компании других здоровенных мужиков с ружьями, сворой натасканных охотничьих псов и отменным ассортиментом горячительных напитков.

— О-о, шнапс, — сказал Гордон ласково и аппетитно облизнулся. Потом опомнился и пролистал доклад, для пущей красоты снабженный чертежами и графиками. На последней странице Гордон обнаружил то, во имя чего все и затевалось — то есть, просьбу от Мэрии Санкт-Константина вывести Топи из-под юрисдикции городских властей и передать в ведение администрации губернатора.

В задумчивости Гордон дожевал ветчину, случайно прикусил палец и взвыл.

— Ишь ты, передать. Он-то передаст, а кому придется возиться с этими тухлыми болотами? Само собой, мне. Мы ведь совсем не думаем, что Таггерт будет заниматься этим. Ведь нет?

Гордон потянулся за личной спин-трубкой, чтобы обсудить с бургомистром аспекты проблемы, но трубка опередила его и залилась трелями.

— Виктория?

— Здравствуйте, герр Джерсей.

— Мистер Чамберс… здравствуйте.

— Вы вроде должны были вчера ко мне заехать?

— Да, правильно, но замотался, работы через край.

— Возможно, сегодня, герр Джерсей? Когда вам будет удобно. Я составил ваш гороскоп, и знаете, в самом ближайшем будущем вас ожидают значительные потрясения.

— Кто-то умрет? — спросил Гордон очень нервно.

На пороге кабинета возник бордовый, одышливый Таггерт.

— В чем дело! Когда я говорю, что ты должен зайти ко мне немедленно, это значит — немедленно! С кем ты разговариваешь?!

— Со своим астрологом, — находчиво отвечал Гордон.

— Хватит! Маршируй в мой кабинет! Сейчас же!

Гордону пришлось швырнуть трубку, встать и двинуться следом за губернатором. Когда они вошли, Таггерт совершил грубый тактический промах — сел в то время, как Гордон остался стоять, сунув руки в карманы брюк.

— Сядь.

— Возможно ли сидеть в вашем присутствии, господин губернатор, — промолвил Гордон с безупречной, изысканной любезностью.

Таггерт стушевался. Невзирая на несуразную привычку герра Джерсея беседовать по душам со своим астрологом, росту в нем было шесть футов три дюйма, и теперь эта раздраженная, небритая, глухо ворчащая под нос, свирепая махина в двести футов живого веса нависла над Таггертом каменной скалой, невыносимо действуя губернатору на нервы.