Во мрачной тьме - Demonheart

Да, легко было думать о себе как о сверхчеловеке, когда был единственным полноценным киборгом на Земле, воплощением самых совершенных технологий и самых смелых экспериментов, а обитаемая вселенная ограничивалась единственной планетой. Здесь же приходилось постоянно напоминать себе о масштабах. Вертер сжал и разжал кулак, и посмотрел на механическую кисть.

- Микротрещины, - сказал он вслух.

Кто говорит, что плоть слаба, а металл силен, просто узколобый идиот. Металл действительно может выдержать больше, но он никогда не сможет самостоятельно восстановить себя, воспроизвестись или усовершенствоваться. Человек может создать машину, или же может существовать без нее. Машина никогда не создаст человека, и без человека просто рассыплется от ржавчины. Машина бесконечно зависит от инфраструктуры, поддерживающей ее работу.

Мегане, при всей ее старательности, тут и правда не помощник. Рано или поздно, но придется идти на поклон к Варнаку и униженно молить о снисхождении. Будь проклят гребаный Империум, отдавший весь технический аспект цивилизации в безраздельное владение гребаных неорганических ксеносов… Не лучше ли в случае серьезной поломки просто подорваться на гранате?

Вертер резко выдохнул и пошел в кают-компанию. Он запретил себе думать обо всех своих бедах, потому рисковал сойти с ума от созерцания бездны, в которую падал. Чашечка рекафа – вот что поможет ему прийти в себя. А потом спать и не видеть снов. А потом будет завтрашний день, и может что-нибудь изменится. Может даже в лучшую сторону.

Кают-компания встретила его темнотой и тишиной. Что не удивительно, ибо отбой прозвучал почти два часа назад. Вертер взял с полки маленькую чашку, бросил в нее пару кубиков прессованного рекафа и залил их кипятком из бойлера. Оставив напиток доходить до кондиции, он подошел к стене, на которой висел музыкальный инструмент, поразительно похожий на гитару, но с более широким грифом и большим количеством струн – восемь вместо шести. Инструмент висел тут давно, нетронутый и молчаливый, Вертер никогда не видел, чтобы кто-то на нем играл. Наверное, принадлежал кому-то из погибших ранее бойцов. Он и сам не особо любил инструментальную музыку, но сейчас его словно тянуло вырвать из струн хоть какой-то звук.

Вертер снял "гитару" со стены и устроился с ней на стуле. Попробовал каждую струну по отдельности, потом на разные лады, и принялся подкручивать колки, чтобы придать более привычное звучание. Игре на музыкальных инструментах его обучили в институте, хотя и непреднамеренно. Тогда изучали возможности взаимодействия квантового процессора и органической памяти. Вертер должен был услышать мелодию, запомнить ее, а потом воспроизвести с помощью кибернетических средств. Через полгода эксперимент прекратили, потому что киборг научился играть по-настоящему, и начал жульничать. Впрочем, исследователи были не в обиде, потому что в любом случае получили кучу новых сведений о механизмах работы памяти, а Вертеру в виде премии осталось еще одно бесполезное умение.

Которое сейчас могло его спасти.

Он попробовал рекаф – убогую пародию на растворимый кофе и пакетированный чай, полностью синтетическую, однако содержащую вожделенный кофеин и танин. Пусть и отдаленно, рекаф напоминал о потерянном доме. О семейных ужинах в детстве, о передышках между боями в юности, о вечерних чаепитиях прямо в лабораториях с теми немногочисленными учеными, с которыми Вертер сумел сдружиться.

- Och, Geller, - пробормотал он по-польски. – Gdybys tylko wiedzial, co przyniesie twoja praca ...(1)

Двери кают-компании разошлись в стороны, и внутрь вошла Алисия Боррес.

- О, Железка. А с кем ты тут разговариваешь.

- Меня зовут Владислав. Ни с кем не разговариваю, просто мысли вслух.

- А, ну бывает… - она тоже плеснула себе рекафа в кружку. – Не спится?

- С чего ты взяла?

- Ну, ты же не спишь.

- Нет, я тренировался с братом Герионом, - Вертер помолчал и зачем-то добавил. – Сегодня я впервые смог его достать.

- Как тебе это удалось? Он поддавался? - удивилась арбитр.

- Раньше погаснет галактика, чем Герион поддастся в спарринге. Просто я научился, вот и все. А ты чего бродишь ночью?

- Нога все еще болит, время от времени. В бою не мешает, но стоит лечь…

- Современная медицина действительно впечатляет. В мою эпоху на заживление такого перелома ушло бы несколько месяцев, а полное выздоровление не наступило бы никогда.

Алисия устроилась рядом за столом и уставилась в кружку так, будто хотел разглядеть на дне вселенскую истину. Отдых в лазарете явно пошел ей на пользу. По крайней мере стало заметно, что она женщина, лишь на несколько биологических лет старше самого Вертера, и все еще довольно привлекательная.

- Я все хотела спросить, - проговорила она. – Как была… ну, Старая Земля?

- А ты уверена, что хочешь это знать? Старой Земли давно нет. А что из себя представляет Святая Терра, как вы ее зовете, я и сам знать не желаю.

- Да, смысла в этом нет. Просто… любопытство. Я видела много планет, но мне интересно, каким был мир, где зародилась наша цивилизация.

И правда, каким? Вертер не мог ответить на настолько сложный вопрос коротко. Да и какое слово могло описать кипящие жизнью многомиллионные города, а потом те же города, превращенные в руины артиллерией? Сведенные в ноль леса, на месте которых разбивались поля, и поля, засаженные новыми лесами? Пламенную веру, которую сменял цинизм и разочарование во всем только для того, чтобы надежды вспыхнули с новой силой? Триумф технологии, соседствующий с ностальгией по архаике?

- Она была прекрасна. Я смог осознать ее немыслимую красоту только сейчас, утратив ее навсегда. Мне очень жаль, что моя машинная память хранит так мало культурных материалов. Может, если бы Империум ознакомился с ними, то смог бы переосмыслить свои ошибки… хотя кого я обманываю.

- И музыка у вас тоже была? – Алисия кивнула на гитару в руках Вертера.

- Разумеется. Я как раз собирался проверить, на что годится этот инструмент.

- Он принадлежал Тобиасу. Ну, тому, кто был до тебя.

- Думаю, он бы не обиделся. Инструмент живет только тогда, когда звучит, - Вертер горько усмехнулся. – Слушай внимательно, дитя Империума. Вот голос Старой Земли.

Он прокашлялся, в последний раз подправил настройку и положил пальцы на струны. Песня, что звала его сейчас, была очень старой, почти двухсотлетней давности, но зацепила его тем, что была посвящена существам, очень похожим на него самого.