Магию - народу! - Sleeping

знаете, может быть это лично моё мнение, но если открываются кондитерские, где на развес продают такие вот вкусные тортики, то значит всё в порядке с городом, да и со всей страной, по большому счёту, тоже.

-Аккуратнее при комиссаре, -вроде как в шутку одёрнула Коробейникова. -Начал тут мерить тортиками итоги революционных преобразований!

-Ничего страшного, -говорю я. -Андронов уже должен уехать из города.

-Ты сам комиссар, командир, -напомнила Маша.

-Точно, -соглашаюсь я. -И своей комиссарской властью разрешаю измерять итоги революционных преобразований в тортиках, чебуреках, котлетках и всём таком прочем.

И мы выпили за моё решение крепкого чая и заели остатками торта.

Засобиравшийся орк ушёл первым, а я никак не мог выкинуть из головы прощальные слова столичного комиссара. Что он там говорил о приезде столичной театральной группы с новыми постановками?

-Маша, -спросил я.

-Да, командир?

-А ты любишь всякие представления? Театральные, например?

-Просто обожаю, -призналась девушка. -Так давно не была в театре. Уже почти забыла, как там здорово.

…

В главном (и не важно, что единственном) театре Каменска было здорово. Может быть само здание уже чуточку маловато для разросшегося, особенного за самое последнее время, города, но всё равно очень здорово. В главном холле, где зрители общались между собой в ожидании начала спектаклей, на потолке висела шикарная люстра из полутора сотен светящихся с помощью магонакопителей шаров в окружении сотен сверкающих и блестящих подвесок. Многократно переломлюсь и интерферируя сам с собой, свет создавал удивительную картину. О том как данную люстру удалось сохранить во время гражданской войны спрятав в подвале, а после пришлось тщательно восстанавливать - есть целая история. Но рассказывать её сейчас нет ни времени, ни места.

В общем зале, среди прочих гостей театра в тот вечер, находился и я, полностью соответствуя общей праздничной атмосфере своим костюмом и открытой приязненной улыбкой, которую я никак не мог прекратить транслировать окружающим. Да и не хотел прекращать, ведь моей дамой сегодня была Коробейникова. Но не та Маша, которую я раньше видел по семь раз на дню, вместе с которой употребил внутрь пуд соли и прошёл самые разнообразные приключения, а совсем другая. Даже не Маша, а Марго – взятый ею революционный псевдоним как нельзя лучше подходил к её сегодняшнему облику. Сменив свой привычный рабочий наряд амазонки на тропе войны, сегодня Коробейникова появилась в платье и без арсенала колющих и стреляющих средств поражения ближнего своего и дальнего. То есть, под платьем, может быть что и было, но больше пары ножей под облегающей тканью особо не спрячешь.

-Что такое? -немного нервно поинтересовалась девушка пока мы шли по улице.

-Тебя не часто увидишь в платье, -заметил я.

-Редко их ношу. Дурацкий, неудобный наряд! Хуже только туфли на каблуках!

-Сам никогда не носил, поэтому без комментариев, -отшутился я. -Но выглядишь просто замечательно.

Мы вошли в зал и остановились очарованные размером и блеском люстры. Идущим сзади людям даже пришлось нас немного подтолкнуть, чтобы мы очнулись и уступили дорогу.

-Как во дворце или в главных залах богатейших и знатнейших аристократических домов, -со знание дела оценила Марго.

-Так и должно быть, -наставительно объяснил я ей. -Раньше, как было: аристократы и король сидели в своих дворцах стаскивая в них для себя любимых красивые, драгоценные и дорогие вещи. Картина какого-нибудь великолепного художника могла веками висеть на чьей-то стене и за все века ею имела возможность любоваться едва ли сотня людей.

Но теперь всё иначе! Согласно учению вершителя Драласа – в приоритете обычный человек. Для него должны строится дворцы. Именно его должны окружать красивые вещи. Великие произведения искусства не могут больше являться собственностью кого-то одного, даже их автора – они должны принадлежать и принадлежат народу. Всем людям нашей прекрасной страны.

Крестьяне и рабочие – становой хребет любого государства. Поэтому всё лучшее именно им – рабочим и крестьянам. Дворцы – переделать для свободного посещения, превратить их в музеи, театры, библиотеки, больницы и школы! Картины и прочие предметы искусства – выставить в галереях. Дать крестьянским детям возможность учиться бальным танцам и всему прочему, что раньше являлось исключительной прерогативой «дворянского сословия».

Наверное, я говорил, слишком громко увлёкшись рассуждениями, потому что незнакомый мне зритель удивлённо спросил: -Зачем крестьян учить танцам? Им лишь бы картошку и пшеницу посадить и не нужны крестьянам никакие дворцы, не нужны картины – они в них ничего не понимают и не поймут, хоть десять раз растолкуй.

-Вы сами, думаю, не крестьянин? -уточняю у него.

-Бог хранил.

-Тогда какого чёрта считаете себя вправе решать за крестьян и рабочих нужны им танцы с дворцами или нет? -довольно резко одёргиваю непрошенного собеседника. -Уж сделайте милость, позвольте людям самим решать, что им нужно, а что не требуется.

-Очень бы хотелось! -отвернулся собеседник, скрываясь в толпе.

Я всё никак не могу отойти от короткого разговора: -Посмотри на него, решатель нашёлся! Одним значит можно жить во дворцах и просыпаться под звуки арфы, а другим не положено. А решать, что и кому будет он сам – удобно, ничего не скажешь!

-Пойдём поедим мороженного? -предложила Коробейникова.

-Здесь есть мороженное?

-Ещё какое! Идём скорее.

И мы пошли и каждый из на получил по рожку прохладного сладкого лакомства. Было так вкусно, что хотели заказать ещё по порции, но не успели, началось представление, а когда дошло до антракта, то мороженное уже закончилось.

Когда спектакль окончился, кто-то ушёл домой, а остальным предложили остаться и обсудить пьесу вместе с актёрами. Действительно, из-за кулис вышли актёры и мы долго говорили с ними обсуждая поднятые в постановке животрепещущие вопросы. Например, о том, как теперь, после революции, будет жить простой человек. И что такое вообще значит «простой человек»? Кто это вообще: я, или ты, или кто-то рядом? Каждый считает себя сложным, никто не хочет считать простым, а если кто говорит будто он я и есть – самый простой человек, то он либо лукавит, либо что-то ещё.

Говорили долго, интересно. По времени – чуть ли не дольше чем шёл сам спектакль. Иной раз скатывались в такие споры, что только держись! Компания подобралась отличная, молодая, горячая. Зрители не стеснялись высказывать собственное мнение и отстаивать его. Актёры тоже не отставали, являясь, по сути, такими же людьми, как и зрители. По мере того как то вспыхивали, то затихали споры, Маша крепко сжимала