Черепаший вальс - Катрин Панколь

Она как будто пела песню счастья — и он услышал припев, который она не решалась высказать вслух. Нам было так хорошо, ты так меня любил!

— Давно это было… — сказал Филипп, припоминая.

Он положил коробку на низкий столик, словно отказываясь возвращаться назад, в выдуманное счастье.

— О! Филипп! Не так уж давно!

Она села у его ног и обняла его колени. Такая красивая, что ему стало ее жалко. Предоставленная сама себе, лишенная защиты любящего мужчины, она из-за своих слабостей станет легкой добычей. Кто ее поддержит, если меня не будет рядом?

— Ты как будто забыл, что мы любили друг друга…

— Что я тебя любил, — негромко поправил он.

— Что ты хочешь сказать?

— Что это была любовь без взаимности… и она кончилась.

Она выпрямилась и уставилась на него, не веря:

— Кончилась? Это невозможно!

— Возможно. Мы должны расстаться, развестись…

— О, нет! Я люблю тебя, Филипп, люблю. Я думала о тебе, о нас; все время, пока ехала в поезде, говорила себе: мы начнем все с нуля, все начнем сначала. Милый…

Она схватила его руку и крепко сжала.

— Прошу тебя, Ирис, не усложняй, ты прекрасно знаешь, как все на самом деле.

— Я наделала ошибок. Я знаю… Но я поняла, что любила тебя. Любила по-настоящему… Я вела себя как избалованная девчонка, но теперь я знаю, знаю точно…

— Что ты знаешь? — спросил он устало.

— Знаю, что люблю тебя, что я тебя недостойна, но люблю…

— Как ты любила Габора Минара…

— Я никогда его не любила!

— Ну, значит, ты очень удачно притворялась.

— Я заблуждалась, обманывалась!

— Ты меня обманывала! Это немножко другое… Да и с какой стати это вспоминать? Все в прошлом. Я перевернул страницу. Я изменился, стал другим человеком, и этот другой человек не имеет с тобой ничего общего…

— Не говори так! Я тоже смогу измениться. Меня это не пугает, с тобой мне ничего не страшно!

Он посмотрел на нее с иронией.

— Думаешь, если ты пообещаешь измениться, то и вправду изменишься, а если попросишь прощения, я все забуду и мы заживем как прежде? Все не так просто, моя милая!

Ласковое слово вновь пробудило в ней надежду. Она положила ему голову на колени, погладила по ноге.

— Прости меня за все!

— Ирис! Прошу тебя! Ты меня ставишь в неудобное положение…

Он дернул ногой, словно отгоняя назойливую собаку.

— Но я не смогу без тебя жить! Что мне теперь делать?

— Это не мои проблемы, но знай, что материально я тебя поддержу…

— А ты что будешь делать?

— Пока не знаю. Мне хочется покоя, нежности, понимания… Хочется все поменять. Ты долго была для меня единственным смыслом жизни, еще я страстно любил свою работу и сына, которого открыл для себя совсем недавно. Работа мне надоела, ты сделала все, чтобы от тебя я тоже устал, остается только Александр и желание жить по-другому. Мне пятьдесят один год, Ирис. Я много развлекался, заработал много денег, но и себя растратил порядочно. Мне больше не нужны ни великосветские манеры и рауты, ни фальшивые объяснения в любви и дружбе, и тешить свое мужское тщеславие я тоже не хочу. Тут твоя подруга Беранжер делала мне авансы, когда мы с ней последний раз виделись…

— Беранжер!

Ирис это удивило и позабавило.

— Я знаю, в чем теперь мое счастье, и оно не имеет к тебе никакого отношения. Наоборот, ты полная его противоположность. Я смотрю на тебя, я тебя узнаю, но увы, больше не люблю. На это понадобилось много времени, восемнадцать лет… Словно песчинки в песочных часах утекали из верхней части в нижнюю. Твой запас песка иссяк, и я перевернул часы… Все, в сущности, очень просто…

Она подняла к нему прекрасное, искаженное болью лицо, не в силах поверить.

— Но это невозможно! — повторила она, читая решимость в его взгляде.

— Теперь возможно. Ирис, ты прекрасно знаешь, мы больше ничего не испытываем друг к другу. Зачем притворяться?

— Но я-то тебя люблю!

— Перестань пожалуйста! Веди себя прилично!

Он снисходительно улыбнулся. Погладил ее по голове, как гладят ребенка, чтобы успокоить.

— Оставь меня у себя. Мое место здесь.

— Нет, Ирис, нет… Я долго надеялся, но с этим покончено. Я очень тебя люблю — но больше не люблю. И тут, дорогая моя, ничего не поделаешь.

Она вскочила, словно ее укусила змея.

— У тебя появилась женщина?

— Это тебя не касается.

— У тебя появилась женщина! Кто это? Она живет в Лондоне? Потому ты и переехал сюда! Давно ты мне изменяешь?

— Ирис, это смешно. Давай не будем.

— Ты любишь другую. Я это почувствовала сразу, как только приехала. Женщина знает, когда мужчина теряет к ней интерес, потому что он смотрит сквозь нее. Я стала для тебя прозрачной. Это невыносимо!

— По-моему, ты не в том положении, чтобы закатывать сцены, а?

Он поднял на нее насмешливый взгляд, и она гневно закричала:

— Я тебе даже с ним не изменяла! Между нами ничего не было! Вообще ничего!

— Возможно, но это ничего не меняет. Все кончено, и нет смысла спрашивать, почему да как. Вернее, ты у себя должна спросить, почему да как… Чтобы не повторять тех же ошибок с другим!

— А моя любовь тебе, значит, не нужна?

— Это не любовь, это самолюбие; ты быстро оправишься. Найдешь другого мужчину, я в тебя верю.

— Зачем же ты меня тогда звал?

— Как будто ты меня спрашивала! Сама навязалась, я не стал возражать из-за Александра, но сам бы тебя никогда не позвал.

— Кстати, об Александре! Я увожу его с собой, вот так! Не оставлю его здесь с этой твоей… любовницей!

Она выплюнула это слово, словно оно пачкало ей рот.

Он схватил ее за волосы, притянул так, что ей стало больно, и прошептал в самое ухо:

— Александр остается здесь, со мной, и это не обсуждается!

— Отпусти меня!

— Слышишь? Будем бороться, если хочешь, но тебе его не видать! Ты мне скажешь, сколько тебе нужно денег, я пришлю, но Александра тебе не отдам.

— Это мы еще посмотрим! Он мой сын.

— Ты никогда им не занималась, никогда о нем не заботилась, и я не допущу, чтобы ты превращала его в орудие шантажа. Понятно?

Она поникла головой и не ответила.

— Сегодня ты переночуешь в гостинице. Здесь рядом есть прекрасный отель. Проведешь там ночь и завтра уедешь, не устраивая сцен. Я объясню Александру, что ты заболела и вернулась в Париж; отныне ты будешь видеться с ним здесь. Мы обговорим даты, и ты сможешь приезжать так часто, как тебе хочется, при условии, что будешь вести себя подобающим образом. Между нами все решено, и его это не должно касаться.

Она высвободилась и встала. Поправила блузку. И, не глядя на него, сказала: