Тайный агент Её Величества. Книги 1-5 - Алла Игоревна Бегунова

строк на чистом листе, помахала им в воздухе, просушивая написанное, и положила этот лист в папку.

— Дорога из Херсона в Петербург долгая. Думаю, что вы изрядно устали… — Она обратилась к Анастасии. — Не правда, ли?

— О да, ваше величество.

— Ну так отдохните в столице.

— С удовольствием.

— В отличие от полюбившегося вам Востока нравы у нас при дворе простые. — Екатерина Алексеевна мило улыбнулась. — Безо всяких церемоний я приглашаю вас посетить сегодня мою личную картинную галерею в Малом Эрмитаже, а 15-го числа сего месяца — придворный бал. Билет на него вам доставят позже, о том не беспокойтесь. В этой комнате мы с вами увидимся снова, когда будут готовы все необходимые документы, то есть 22 генваря.

— Ах, Ваше Величество! Вы так добры ко мне! — Анастасия присела в глубоком реверансе.

Екатерина Алексеевна протянула руку для поцелуя Светлейшему князю, затем кивнула Анастасии. Это означало, что царская аудиенция окончена. Вместе с Потемкиным она вышла из «уборной комнаты». Все краски и звуки мира для Анастасии воскресли вновь. Она даже остановилась и оглядела зал, в котором сейчас находилась, чтобы запомнить на всю жизнь, каковы они есть в действительности, императорские покои.

Стены тут были белыми, богато украшенными лепниной. Сводчатый потолок поддерживали колонны с каннелюрами, придавая всему интерьеру пышность и торжественность. Четыре большие люстры с двумя ярусами свечей свисали с потолка вниз. Дубовый паркет имел сложный геометрический рисунок и сиял, натертый до неправдоподобного блеска. У каждого высокого венецианского окна стояло по два стула, обтянутых темно-синим бархатом. Темно-синими, с белыми узорами были экраны у трех каминов…

Анастасия очень любила живопись.

Настоящим подарком для нее стала почти двухчасовая прогулка с Потемкиным по залам Малого Эрмитажа, увешанным картинами, которые собрала Екатерина II. Так она узнала, что Светлейший тоже увлечен этим видом искусства и отлично разбирается в нем. Он много рассказывал ей о художниках и их произведениях, экспонируемых здесь. Наверное, Анастасия никогда бы не получила такого полного представления о западноевропейском искусстве ХVI–XVII столетий, если б не побывала в царской галерее.

Потемкин объяснил, что первую покупку Ее Величество сделала в 1764 году, сразу приобретя 225 картин в Берлине у купца Иоганна Эрнста Гоцковского. Эта коллекция в течение нескольких лет собиралась для прусского короля Фридриха II. Но из-за финансовых трудностей он не выкупил ее. По мнению Светлейшего, жемчужиной всего собрания являлось полотно Франса Хальса «Портрет молодого человека с перчаткой», написанное в конце ХVII века. Они долго стояли перед этой небольшой картиной и не могли избавиться от впечатления, что юноша, как живой, смотрит на них.

Но все же полотно Рафаэля «Святое семейство» понравилось ей больше. Потемкин согласно кивнул головой. Он признался, что в минуты тягостных сомнений и колебаний часто приходит сюда, и именно к Рафаэлю. Тогда она спросила про любимую картину императрицы. Князь привел Анастасию к прекраснейшей «Данае» Тициана. Глядя на полотно, Анастасия задумалась. Она бы хотела услышать рассказ об этом произведении из уст самой царицы, чтобы понять характер великой женщины. Интересно, что привлекает ее здесь. Может быть, это — волшебный свет, льющийся откуда-то сверху, а может быть — лицо героини, такое печальное и такое одухотворенное…

Прощаясь с ней у экипажа, Григорий Александрович с извиняющейся улыбкой сказал, что теперь они долго не увидятся. Завтра он должен присутствовать на заседании Военной коллегии, послезавтра едет в лейб-гвардии Преображенский полк, в коем является подполковником, послепослезавтра запланирован обед у императрицы, затем на очереди — Сенат и прием у австрийского посла, и далее все в том же духе вплоть до 22 января. Анастасия кивнула. Она понимала, что ее возлюбленный и так уделил ей слишком много времени сегодня.

Незнакомая, непонятная ей жизнь кипела в столице, и Потемкин, окунувшись в здешние дела и заботы, стал другим. Кроме того, какие-то особые отношения связывали его с государыней. Анастасия ощутила это сразу, едва вошла в уборную комнату. Они вели себя во время аудиенции как близкие люди, одинаково думающие, одинаково чувствующие. Но Анастасия сейчас не хотела сосредотачиваться на этой мысли. Екатерина Алексеевна уже подчинила ее своему магнетическому влиянию, вызвала благоговейное уважение и любовь к себе.

Великосветское общество во всей красе и блеске предстало перед Анастасией дважды: на литургии в Петропавловском соборе и на Рождественском балу в Зимнем дворце. Она наблюдала за этими людьми внимательно и не могла сказать, что они ей очень понравились. Императрица, конечно, была центром этой маленькой Вселенной. Но, боже мой, сколько пустых, мелких, недалеких особей вращалось вокруг нее, надеясь урвать хоть кусочек счастья, удачи, богатства! Сколько интриг, искательств, сплетен, явных и неявных схваток за обладание благами, исходящими от государыни, разыгрывалось здесь каждый день! Ее Величество легко управляла своими людьми, ибо знала их цели и нравы досконально. Но стоило ли Анастасии стремиться в этот круг, стоило ли оставаться в Санкт-Петербурге, чтобы превратиться в одну из частиц придворной орбиты?

В одиночестве ужинала она в особнячке архитектора, размышляя обо всем, что представилось ей ныне в Зимнем дворце. Глафира подавала блюда, изготовленные поваром, два дня назад присланным из Аничкова дворца, от домоправителя Светлейшего. Он готовил вполне прилично, но как-то одинаково, без того острого южнорусского вкуса, к которому она привыкла. Внезапно раздался звон колокольчика у входной двери. Николай, одетый по столичной моде в ливрею, доложил:

— К вам, ваше высокоблагородие, пожаловал с визитом князь Мещерский, секунд-ротмистр.

— Поручик, — рассеянно поправила она.

— Никак нет. Они говорят, что секунд-ротмистр.

— Ладно. Проси.

Михаил Мещерский, смеющийся, как ребенок, вырос на пороге.

— Честь имею явиться, Анастасия Петровна.

— Давно ли вы стали секунд-ротмистром?

— Два часа назад.

— Поздравляю!

Далее началась веселая суета. Вновь произведенный секунд-ротмистр хлопнул в ладоши, и в комнату торжественно вступил сержант Новотроицкого кирасирского полка Чернозуб. Он прижимал к животу большую корзину и, подойдя к столу, водрузил ее туда. Мещерский жестом фокусника сначала извлек подарочный букет, перевязанный лентой, затем — три бутылки шампанского, затем — бонбоньерки с конфетами, затем — лубяные коробки, внутри выложенные промасленной пергаментной бумагой, с деликатесами вроде паштета из гусиной печени и копченых угрей, затем — упаковки с чаем и кофе.

Глафира, всплеснув руками, бросилась за новой посудой. Молодой офицер крикнул ей вслед, чтоб она принесла еще четыре прибора, поскольку он желает разделить радость по поводу нового чина со всеми участниками экспедиции в царство Шахин-Гирея. Таковых налицо имелось сейчас пять человек: Анастасия, сам князь, Чернозуб, Глафира и Николай. Кучер Кузьма навеки упокоился на православном кладбище под Бахчи-сараем. Досифея Анастасия отправила в Аржановку с двумя повозками