Жар-птица - Андрей Владимирович Козырев

НАТО: бомбёжками боснийских сербов и игнорированием России. Оба заявили, что пришло время положить всему этому конец, если потребуется, с помощью жёстких мер. Ельцин торжествующе посмотрел на меня:

— Что вы скажете, Андрей Владимирович?

Следуя указаниям президента, сказал я, Грачёв и я на лондонской конференции, а затем я на лондонском заседании Контактной группы с помощью нашего умелого посла в Великобритании сделали то, что ждал от нас президент. Мы дали ясно понять НАТО, что воздушные удары неприемлемы и Россия не может допустить, чтобы её позицию игнорировали. Однако наш голос был единственным. Европейское общественное мнение не разделяет наше убеждение в агрессивной природе НАТО. Все новые демократии и страны СНГ участвуют в программе «Партнёрство во имя мира». Хотя некоторые и высказали оговорки по поводу воздушных ударов, большинство из них приветствует решимость НАТО остановить то, что мировое общественное мнение рассматривает как варварство, творящееся в самом центре Европы. Все воюющие стороны в бывшей Югославии совершали преступления. Это понятно, но боснийских сербов считают злейшими преступниками, а русских — их защитниками. Такое негативное восприятие может только усилиться в результате непрекращающихся российских угроз воспрепятствовать усилиям НАТО.

Я подчеркнул, что пустые угрозы особенно контрпродуктивны, если вы хотите что-то остановить, — это всеобщий закон. Так же, как и пустые обещания, когда вы хотите чему-то способствовать. Далее я перешёл к предложениям Грачёва и Адамишина:

— Пока я услышал два предложения по практическим мерам. Павел Сергеевич намекнул на некоторые шаги военного характера, которые, на мой взгляд, нуждаются в детальном анализе под политическим углом. Но для начала давайте посмотрим на карту. Бывшая Югославия отделена от России другими странами, некоторые из них являются членами НАТО, а другие стучатся в ее дверь. Они смогут заблокировать любое движение войск или снабжение через свою территорию или воздушное пространство. Поэтому, даже если бы эти военные шаги были признаны желательными, возможность их осуществления очень невелика. Анатолий Леонидович, в свою очередь, предлагает выйти из состава Контактной группы в знак протеста против политики НАТО. По-моему, это только поможет миру игнорировать Россию. Если имеются силы, желающие выдавить нас из европейской политики, это будет им на руку. То же самое можно сказать о требовании думы выйти из «Партнёрства».

По мере того как я говорил, выражение лица Ельцина менялось от гневного к раздражённому и, наконец, озадаченному.

— Есть другие мнения о практических шагах? — он оглядел нас. После паузы он объявил совещание продуктивной попыткой мозгового штурма и закрыл его. Выходя из комнаты, он попросил меня и Грачёва остаться для индивидуальных разговоров, что оказалось обычным дружеским обедом.

Я был в панике: опять у меня не будет возможности для содержательного обмена мнениями. Я думал, как бы кратчайшим образом выразить то, что было у меня на уме. Мы стояли небольшой оживлённой группой со стаканами скотча в руках, и я просто сказал Ельцину (только в этот момент вдруг заметив, как он сильно сдал), что хочу переизбираться в думу по своему мурманскому округу осенью.

Он всё понял: должности в думе и в правительстве больше нельзя было совмещать, и моё намерение идти на выборы было равнозначно просьбе об отставке в конце года.

— Почему? — спросил он тоном учителя, встретившего возражение со стороны любимого, но упрямого ученика. — Мне казалось, вам нравится работать с президентом. Конечно, дело ваше. Но вы помните, что однажды вы мне обещали принять такое решения только после консультации со мной? В любом случае, ещё слишком рано. Поговорим об этом позже, ближе к выборам.

Когда пришла моя очередь поднять тост, я предложил Грачёву выпить за честь и привилегию работать с первым избранным президентом России.

В тот день я вздохнул с облегчением. Мои отношения с президентом были прочными. Наш договор выдержал испытания невзгодами: если он захочет избавиться от меня, скажет мне первому. Со своей стороны, я ясно заявил о своих намерениях. Если он окончательно выберет неосоветский уклон во внешней политике, я буду избираться в думу и автоматически освобожу свою министерскую должность.

Поэтому я не слишком расстроился, когда на пресс-конференции Ельцин подверг критике МИД за его неспособность помешать натовским ударам и ещё за какие-то менее важные вещи.

— Исправьте свои ошибки и найдите мирное решение в бывшей Югославии, — сказал он, обращаясь к министерству и ко мне.

Я воспринял это как попытку спасти лицо, обвинив дипломатов в ошибке, которую совершил президент, упрямо боровшийся против воздушных ударов, что на его беду привело к тому, что Россию просто-напросто проигнорировали. Ещё со времён Бурбулиса — Гайдара между членами ельцинской команды существовало общее соглашение принимать на себя основное бремя критики, направленной против Ельцина, из-за его уникальной роли в управлении страной. По этой причине реформаторы обычно не отвечали президенту публично, даже если он несправедливо критиковал их или увольнял. Так действовал и я.

Два дня спустя, на нашей обычной утренней встрече в понедельник он даже не упомянул о своих резких замечаниях, сосредоточившись вместо этого на перспективах балканского урегулирования. Это подтвердило мою догадку о том, что его публичные комментарии были вызваны попыткой сохранить лицо. Перед уходом я сказал ему, что, хотя это и нормально — возлагать на МИД часть ответственности за дипломатические неудачи России, справедливо будет также призвать к ответственности тех президентских помощников и те ведомства, что пытались подтолкнуть политику в предсказуемо рискованном направлении. Например, на той же пресс-конференции, где президент обвинил МИД, он допустил возможность создания Россией военного блока в ответ на расширение НАТО. Однако в действительности было слишком много желающих либо стать членами, либо сотрудничать с альянсом, включая все бывшие социалистические страны и советские республики. Китай и Индия, любимые альтернативы Примакова, проводили сбалансированную политику, но конфликтовали между собой; было бы смешно даже предлагать военно-политический блок кому-нибудь из них или обеим странам вместе. А кто ещё есть для анти-НАТО?

— Вы знаете, зачем всё это говорится, — раздражённо ответил он. — Что касается критики, то вам не следует принимать её слишком близко к сердцу.

* * *

Вспоминая этот разговор в Кремле в последующие дни, я подумал, что Ельцин скоро устанет от таких споров и примет решение о моём будущем. Тем временем я почувствовал себя свободным от ответственности за проведение внешней политики России и занялся текущими делами.

Всё это время я сохранял очень хорошие личные отношения с Ельциным, часто встречался с ним за столом в Президентском клубе, но он старательно избегал любых серьёзных дискуссий. Первого октября я послал ему официальное письмо, прося его согласия на моё отсутствие в министерстве