Царь Саул - Валентин Пронин

Абитар бросил третий камень, ударивший соглядатая в ухо. Соглядатай зашатался сильнее и хотел побежать за ним. Споткнулся, упал. Снова поднялся, воя от злобы. Видимо, окрестный мир уже кружился в его глазах. Повернувшись к широкоплечему в плаще, он взмахнул мечом наугад. Но слуга левитов ловко перехватил руку врага у запястья и хладнокровно пронзил ему печень.

Теперь Саул потерял двух опытных бойцов, которым Абенир поручил поймать юношу-левита.

Широкоплечий человек с серыми глазами тщательно обыскал десятника. Добыча оказалась невелика: пять медных колец и знак из меди на толстом шнуре. Убитый носил этот знак, как амулет: вкось наложенные треугольники представляли схематическое изображение звездоподобного символа.

У каштановобородого обнаружилось одно серебряное кольцо и кожаный мешочек, в котором находились маленькие фигурки божков, вырезанные из кости и дерева.

— Называл меня приблудком, втеревшимся в Эшраэль, а сам молился баалам, таскал с собой идолов с грудями либо со вставшим удом, — усмехнулся широкоплечий. — Ты вовремя помог, Абитар. Если бы не твои камни, мне пришлось бы трудно.

— Это ты спас меня. Я должен благодарить тебя, — горячо проговорил юноша. — Как твоё имя?

— Оно тебе не пригодится, — уклончиво заметил широкоплечий. — Это имя слуги, послушного помощника больших людей. Но я должен срочно вернуться в Галгал. Как видишь, среди братства завёлся предатель. Я должен узнать его. Не иди известной всем дорогой, проберись в Шекелаг окольным путём.

— Мечи убитых возьмём?

— Возьми серебро, медные кольца и один меч. Второй возьму я. Прощай.

— Да благословит тебя всемогущий бог, — сказал Абитар человеку в плаще и пошёл навстречу меркнущему закату через пустынные пастбища и холмы.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

В Шекелаге Добид не предавался долгому отдыху. Как только наладилась доставка съестных припасов и закончилось размещение людей, молодой вождь приступил к воинским учениям. Он помнил, насколько хорошо проводил такие учения настойчивый Абенир.

Занимаясь с неотёсанными сельскими парнями метанием копий, владением пращой и стрельбой из луков, Добид постепенно превращал их в умелых, выносливых бойцов. Придавалось значение и особенностям общего поведения войска в сражениях. Несколько опытных воинов, принимавших участие в его походах, усердно помогали ему.

Тут выделялись бывшие отборные копейщики из элефов Саула: раздражительно-кичливый юдей Абеша и рыжеватый Ахимелех, по прозвищу Хетт. После победы над шейхом Гешшурахом, он стал пользоваться заслуженным уважением и считался лучшим поединщиком в войске.

Прослышав о выходе Добида к гетскому князю, некоторые эшраэлиты сочли его действия правильными и решили поискать счастья под единоначалием бетлехемца. За довольно короткий срок у стен Шекелага собралось человек двести недовольных царствованьем Саула, пострадавших от его ставленников, и всякие лихие молодцы, скрывающиеся от побиения камнями за нарушение заповедей. Численность воинов Добида опять увеличилась до шестисот человек.

Арамеев, ходивших с ним на гессурцев, Добид предусмотрительно отослал в прежнее место их пребывания. По особым соображениям он оставил у себя только бежавших из Ханаана эшраэлитов, надеясь на их безусловную преданность. Эти его особые соображения через некоторое время получили возможность осуществления.

После захвата гессурцев, разведчики Добида, кружившие в прилегающих областях Ханаана и Пелиштимской земли, принесли донесения о кочевых шайках гирзеев.

По преимуществу, это были племена, разводившие одногорбых верблюдов в подходящих местах Синайской пустыни. Кроме верблюдов гирзеи гоняли по скудным пастбищам тощих коз и овец. Но самым значительным промыслом для них, как и для всех «голодных народов» — горцев или степняков, — было разбойничье нападение на караваны с недостаточной охраной, на плохо защищённые города и селения. Добыча в виде угнанного скота, всякого незамысловатого скарба, зерна, овощей, изделий из металла и любых предметов даже самой низкой стоимости поддерживали их прозябание среди скал и песков.

Гирзеев и других кочевников поощряли чиновники царства Кеме. Потеряв господствующее положение в Ханаане, египтяне по-прежнему нуждались в постоянном притоке дешёвых рабов. Бедуины захватывали пленников и доставляли их к границе фараонова царства. Там, в установленных местах, они сбывали живой товар: пелиштимцев, эшраэлитов, хананеев и своих, «ночующих в шатрах» собратьев. Измождённых, с окровавленными ногами, страдающих от жажды и покрытых пылью пленников с петлями на шеях, привязанными к общей верёвке, старались всё-таки дотащить до границы. Совсем обессилевших, больных и старых бросали по пути на растерзание хищным птицам.

Узнав, где расположилось крупное становище гирзеев, Добид разделил своё войско на два отряда. Ночью, бесшумно приблизившись к лагерю бедуинов, он приказал поставить себе шатёр. Воинам объявили о готовящемся с утра нападении.

Солнце взошло и красноватым отблеском отразилось от скал, позолотило песчаные откосы, через неплотно задёрнутый полог янтарным пятнышком проскользнуло в шатёр. Добид сел на ящик, обтянутый бычьей кожей, и приготовился. По обе стороны от него встали Абитар, Хетт, Абеша, Гаддиэль и охотник Хиян, все с бронзовыми мечами на поясе. У входа в шатёр опирались на копья суровые воины.

Приведённые Добидом отряды раскинулись крыльями по гребням холмов. Когда гирзеи увидели, что окружены и неизвестное войско готово ринуться на них с окружающих высот, они обезумели от ужаса. Рыдали женщины, прижимая к себе детей, визжали подростки. Хриплыми голосами тревожно перекликались мужчины. Гирзеи не могли понять, кто эти грозные бойцы, стоит ли им сопротивляться или лучше послать стариков для переговоров.

В шатре услышали приближавшийся шум, чьи-то настойчивые просьбы и грубые ответы стражи. Наконец один из охранников просунул голову, отодвинув кожаную завесу.

— К тебе просятся послы от гирзеев, — ухмыляясь, сказал он.

Добид кивнул. Низко склонившись, вошли три седобородых бедуина в бурнусах и башмаках с загнутыми носами. Они упали на колени.

— Господин, за что ты хочешь покарать мой бедный народ? — исступлённо вытаращивая глаза, вопросил тот, что был в середине. — Разве гирзеи чем-нибудь виноваты перед тобой? Скажи. Если мы навредили тебе, мы сейчас же исправим свою оплошность.

Добид смотрел на испуганных стариков, не испытывая раздражения и почти не чувствуя к ним интереса. Гирзеи были ему нужны для осуществления давно задуманного плана. Понятно, что перед ним эти люди ни в чём не виноваты. Впрочем, это всё хищные, вероломные кочевники. Недавно они наверняка совершили набег либо на шимонитскую область Эшраэля, либо на какое-нибудь селение Юдеи или, в конце концов, на людей земли Пелиштим (это он с внутренней усмешкой сказал себе как воинский начальник, находящийся на службе у князя Анхуса). Гирзеи не то чтобы хуже других. Нет, они не хуже и не лучше прочих племён, блуждающих по пустыне. Они грабители и насильники, такова их жизнь была изначально и неизменно.

Поэтому сетованья старейшин, их доводы и горячие обещания не имели никакого значения. Попавший в западню волк, конечно, будет уверять, что он не трогал овец, и вообще не собирается в дальнейшем питаться мясом, а будет довольствоваться травой. Даже если бы это чудесным образом осуществилось, Добиду до подобных чудес не было бы никакого дела.

— Почему гирзеи приблизились к юдейскому рубежу? Разве не замышляли ваши воины напасть на… — как бы призабыв название городка, Добид повернул голову к соратникам.

— На Ешимон, — подсказал начальнику охотник Хиян, приодетый и сытый, не желающий сдерживать иронию, как лев из притчи, объяснивший ягнёнку: «Ты повинен в том, что я хочу есть».

— Верно, на Эшамон, — с важным видом и нарочно неправильно произнося, подтвердил Добид. Он положил ладонь на рукоять хеттского кинжала, подаренного благосклонным Анхусом.

— Да поразят меня боги слепотой и проказой! — возопил гирзейский старик, стуча себя кулаком в грудь. Двое других от переизбытка страдательных чувств возвели руки к небу, а затем упёрлись лбами в покрытый ковром пол.

— Да будет проклята память наших отцов и дедов, — вскричали все трое, — если хотя бы тень столь преступной мысли мелькнула в наших слабых умах! Напасть на Ешимон! Никогда ни один гирзей и во сне не думал об этом!

— А близко от юдейского рубежа мы оказались лишь потому, что верблюды, овцы и козы привели нас сюда, разыскивая корм, который в этом году уж так скуден… — продолжал оправдываться старик, который был, по-видимому, главным. — Прости нас, ничтожных, доблестный шейх. Мы готовы нести наказание за свою неповоротливость и невежество. Только пощади наших детей и женщин, беззащитных и полуживых от страха. Не поражай могучей рукой своей наших мужчин — мирных пастухов, скитающихся по безводным пескам со своими голодными семьями. Не вели изрубить их мечами или продать в рабство нечестивым торговцам из Мицраима…