Осенние визиты - Сергей Лукьяненко

– Психолог.

Визитер лишь покачал головой. Заров невольно улыбнулся. Слава ушел, сбежал, растворился в безвременье, на мир опускалась Тьма. Зато Ярослав снова мог улыбаться. Он перешел грань между правдой и ложью, между деликатностью и цинизмом, между жалостью и беспощадностью.

С того пика, на который он поднялся, уже не было иной дороги – кроме как вниз. Но пока он стоял на ледяном ветру и весь мир был у его ног. Крошечные люди, муравьиная суета на улицах далеких городов, тишина и блеклость близкого неба.

Он завоевал право улыбаться.

– Я прокололся, – пояснил Заров. – Вчера вечером я был сразу в двух местах. И даже ухитрился оставить тому документальные свидетельства.

– Теперь вас будут искать? – в разговор вступил Кирилл. Кажется, ему было немного неудобно после спора, прерванного телефонным звонком. Неправильный он, все-таки ребенок. Дети не должны комплексовать, оказавшись умнее взрослых. Они должны только гордиться, что мир по-прежнему куда-то движется…

– Мне попытаются помочь, – Заров не удержался, и добавил: – Наверное, чтобы не терять удовольствие от новых книг.

– Я не хотел вас обидеть, – Кирилл отвел глаза.

– Ладно, мальчик. Ерунда это все. Давайте думать, как обеспечим мое возвращение от Хайретдинова.

– Это если вы захотите возвращаться, – негромко заметил Визитер.

Сегодня Визирь не собирался заниматься политической трескотней. Он еще поспал после разговора с писателем, как и тот, вероятно. Короткий сон уже не принес никакой информации, но ее и так было достаточно.

Позавтракали они вместе с Шедченко. Полковник временами морщился, поворачиваясь – вероятно, ребра были ушиблены вчерашним выстрелом. Ничего. Впредь наука. Риск оправдывается лишь в том случае, когда завершается победой.

– Попробуем привлечь к себе Зарова, – небрежно обронил Визирь, когда они стали пить кофе. – Я предложил ему встречу, и он, вероятно, согласится.

Николай отставил чашку. Спросил, резко и чуть ли ни возмущенно:

– К чему это, Визирь?

– Успокойся, я не собираюсь менять друзей.

Шедченко, похоже, думал о другом. Вскинул глаза на Хайретдинова, потом едко заметил:

– А товарищ Сталин этим не пренебрегал. Но я спрашиваю, зачем нам писатель?

– Еще одна голова лишней не будет.

– Точнее – две головы?

– Одна. Посланник Творчества повесился вчера ночью на водопроводной трубе.

Вот теперь Шедченко растерялся. Отвел взгляд – словно высказал что-то мерзкое о человеке, никак к подобному не причастному. Потом буркнул:

– Совесть заела?

– Может быть. Знаешь, с рефлексирующей интеллигенцией это частенько бывает, – Хайретдинов вздохнул. – Товарищ Сталин, если уж о нем заговорили, сам попадался. Начинаешь Берию к ногтю брать – «Зачем без приказа?» Оказывается, и впрямь… наплевал на дачу, «эмку», подруг, премии. Пустил пулю в лоб или прыгнул в петлю.

Визирь засмеялся было, но тут же оборвал смех, коротко бросил:

– Извини. Что-то я… Да, кстати, пацана они так и не прибили.

Шедченко не стал уточнять. Он выстроил схему быстро, не зная, впрочем, что она не имеет ничего общего с истиной. Писатель оказался куда лучше, чем он полагал. Неспособны были ни Посланник Творчества, ни его двойник убить ребенка. И никого они убить не способны.

Потому и повесился Посланник. Понял – на победу надеяться бессмысленно.

– Извини, Рашид. Ты прав, – Шедченко вновь признал его превосходство. И Визирь не стал вдаваться в мотивы Посланника Творчества.

– На столике у окна лежит пара телефонов, принеси любой, – добродушно попросил Визирь. Шедченко повиновался, и Хайретдинов, беря трубку, пояснил: – Госбезопасность ныне не та. И всю сотовую связь проверять не в состоянии. Есть у меня номер, который слушают, есть и другие… Алло? Ярослав Сергеевич?

Николай тоже не старался слушать разговор. Визирь сам сообщит ему все, что сочтет нужным. И он действительно посмотрел на него после короткого диалога, отложив выключенный аппарат.

– Придумал что-то наш литератор, – весело сказал он. – Нашел, видимо, метод обезопаситься!

– Но ты же не собираешься… – прохаживаясь вдоль стены начал Шедченко.

– Нет, вероятно. Но всякое возможно. Заров просит прислать за ним машину. Государственную, с депутатскими номерами. В центр, он будет ждать на Театральном проезде и Неглинной. И просит приехать тебя.

– Я готов, – просто ответил Шедченко.

– Поведешь сам, – решил Хайретдинов. – Хоть это и против правил… мне придется поговорить с шофером.

– Он человек дисциплинированный, ты его легко уговоришь.

– Конечно, – Визирь посмотрел в потолок, потом вздохнул. – Кажется, я понял план Зарова. Он не дурак. Попробуем с ним подружиться, Коля.

5

Когда у нее появилась эта мысль – Анна не знала. Не так уж часто она посещала церковь, даже дома. Не в этом ведь вера.

Несколько раз она спрашивала прохожих – но трое из них сами были приезжими, двое ничего не смогли подсказать. Наконец ей указали направление.

К церкви она подошла неуверенно и даже смущенно. Глупо для нее искать утешения в словах священника. Но ведь и он – молился отцу своему?

Еще шла заутренняя служба. Анна постояла у входа, глядя на тихую, погруженную в себя толпу. Так много людей, и среди них столько молодых. Это всегда приносило ей покой и безмолвную радость. Мир жаждет добра, мир хочет прощения.

Она купила свечу – самую большую из тех, что продавались. Деньги у нее были, Мария вчера небрежно сунула ей в карман целую кучу – даже считать страшно. У девушки, продававшей свечи, слегка дрогнуло лицо, когда она увидела растрепанную пачку долларов и рублей, потом она быстро опустила глаза.

Анна не глядя отделила от пачки не то треть, не то половину, опустила в ящичек – «на храм». Что для нее теперь деньги. Помедлила, прежде чем поставить свечу.

Собственно, о чем она хотела молиться? За упокой матери… Анна вздрогнула, как от удара. Почему? Что с ней? Как могла она подумать? Мать жива, жива!

Она с ужасом посмотрела на лик святого, глядящий с иконы. В теплом отсвете лампадки он был укоризненным и печальным.

Во здравие, конечно. Во здравие сестры ее, сестры и госпожи, Марии…

Поднеся свечу к одной из уже горевших, Анна запалила фитилек, поставила свечу. Во здравие…

Свеча погасла. Только что мерцал огонек, начинал таять воск – и вот уже нет ничего, только тонкая струйка дыма.

У Анны похолодело в груди. Мария оставалась там, с Ильей – пусть и раскаявшимся, но убийцей. Чушь, нельзя верить в приметы, а верить в них в храме Божьем – вдвойне преступно…

Она вновь зажгла свечу, на этот раз аккуратно и неторопливо, дождавшись, пока побегут горячие восковые слезы, пока пламя не станет ровным и сильным. Лишь после этого бережно опустила свечу.