Песни хищных птиц - Рия Альв

коже, окропились красным. Рана все еще была открыта, и кровь закапала сильнее. Размазалась по лицу.

Я бы не сдержался и закричал, но сил не было. Сорванные связки смогли выдать лишь что-то жалкое, похожее на скулеж. Сестра упала рядом со мной, закрывая от возможных ударов. Зря. Мне было легче, когда били меня, а не ее.

– Смотри-ка, защищает его, – противно рассмеялся человек с раненой рукой и ткнул сестру носком ботинка. Мы по сравнению с людьми были такими маленькими, что им даже не приходилось высоко поднимать ноги, чтобы пинать нас.

– Думаешь, тебя кто-то жалеть будет? – пророкотал огромный человек. Его голос был всюду. – Вставай и иди! Не можешь идти – ползи. Не можешь ползти – ляг да сдохни, хоть другим мешать не будешь!

И я встал, тяжело опираясь на руку сестры, и упрямо побрел дальше. Я не собирался здесь умирать, нет. Я хотел жить. Жить хотя бы до того момента, пока мне хватит сил заставить этих людей страдать так же, как страдали мы с сестрой и наша мама.

«Не нужно думать об этом. Они чувствуют это. Чуют твои мысли. Я не хочу, чтобы они сделали тебе еще больнее», – звучал голос сестры в моей голове.

«А если это я хочу сделать им больно?» – То странное ощущение снова поднялось во мне, я мог бы опять ударить, если бы постарался.

Это был первый раз после пробуждения, когда мы спорили друг с другом, мы просто забыли, что так можем. Теперь вспомнили, осознав, что внутри разлома сознания не слились окончательно.

«Я просто хочу, чтобы ты был жив». – Ее слова походили на просьбу, и я подчинился.

Я тоже хотел, чтобы сестра осталась жива. И чтобы эти люди живыми больше не были.

* * *

– И что же здесь произошло?

Ее голос появился в небольшой душной комнате раньше, чем она сама. Отразился от стен коридоров и влетел в открытую дверь. Она говорила не на человеческом языке, а на остром, резком языке офо. Затем раздались шаги, уверенная звенящая поступь подбитых железом каблуков.

– Всего лишь небольшое… эм-м-м… недоразумение, госпожа, – промямлил рослый мужчина, голос которого до этого был злым и грубым. Он тоже попытался говорить на офо, но у него выходило совсем криво и неправильно, будто слишком острые звуки резали ему язык.

Вместе с ней в комнату просочился и ее запах. Удушающе сладкий и горчащий на языке, как аромат жженых трав. Позже я узнал, что знать офо украшает себя ароматами так же, как знать в других странах украшает себя драгоценными металлами и камнями.

– Небольшое, да?

Она схватила меня за подбородок и развернула к себе. Тогда я впервые увидел ее глаза, тускло-серые, густо подведенные черным, будто кто-то лишил их любого намека на цвет. Ее смуглая кожа в полумраке комнаты казалась почти черной, а волосы и вовсе сливались с темнотой. Единственный яркий проблеск – серебряная сережка, болтавшаяся в треугольном ухе. Кончики ее ушей были опущены, а наши, наоборот, подняты.

Ее цепкие пальцы сжались на моем подбородке еще сильнее. Прикосновение чужих рук к коже всегда было омерзительным, но рана ухудшала все в сотни раз. Офо повертела мое лицо из стороны в сторону, рассматривая рану таким взглядом, словно приказывала ей затянуться сейчас же. Но рана не слушалась.

– От правой части лба, через переносицу и до мочки левого уха, – проговорила она. Только тогда я представил, где именно проходила рана, потому что горело все лицо, отдавая в затылок и шею. – Глаз и висок чудом только не задеты. Это, по-твоему, «небольшое недоразумение»?!

Она отпихнула меня так резко, что я упал, и тут же повернулась к мужчине. Забавно: такой огромный человек вжимался в стену от страха перед такой маленькой женщиной.

– Я их так долго ловила! – Ее железный каблук звонко ударился о каменный пол, когда она обернулась. – Близнецы. С такими белыми волосами и цветными глазами. Они крайне хороши были. За них бы на аукционе дрались. И что теперь?!

С каждым ее словом человек все сильнее вжимался в стену. Второй человек, который рассек мне плетью лицо и еще не проронил ни слова, готов был вот-вот упасть в обморок.

– Но девчонка цела и…

– Оправдания твои поганые мне не нужны! Ты столько моих трудов угробил!

Я подумал, что странно называть погоню за тремя изможденными существами трудом. Сил сидеть не осталось, и я лег обратно на лежанку. Рана все еще болела и горела так, словно прямо на нее лился кипяток. Сестра прижалась к моей спине, и стало немного легче. Но я боялся, что боль может перетечь к ней. Этот страх был даже хуже моих страданий.

– Это не я, хозяйка, это он! – Человек указал в сторону другого человека, того, что был с плетью.

– Я не хотел, я просто выполнял приказ!

– С людьми ненавижу работать, вы все беспробудно тупы, – вздохнула она.

Люди ничего не ответили ей, лишь продолжили понуро молчать. Она обратила свой тусклый взгляд на человека с раненой рукой. В здешнем свете трудно было различить, но, кажется, он побледнел.

– Они тебя ранили, говоришь? – спросила она, и в конце слова перешли в протяжное шипение.

– Мальчишка, хозяйка, только он. Он что-то сделал. Что-то вроде… ну… магии.

– Магии у недрэ не должно быть.

Люди ей не ответили. Помолчав какое-то время, она вдруг щелкнула каблуком о каблук. В повисшей тишине лязг железа был особенно резким и неприятным. Две фигуры в темно-серых плащах вышагнули из темноты дверного проема. Я не успел заметить, когда они появились, не слышал шагов. Они возникли из ниоткуда, и мне это не понравилось. Сестра плотнее вжалась в мою спину.

– Избавьтесь от них, – приказала женщина, неопределенно махнув рукой.

– Зачем же избавляться, хозяйка? – промямлил большой человек, совсем вросший в стену. – Пусть дешевле, но их все равно можно продать.

– Я не о недрэ говорю, – сказала она, не отводя своего пустого взгляда от меня и сестры.

Две фигуры в темных плащах направились к людям. Те начали о чем-то просить, умолять, в панике переходя с одного языка на другой, так что я совсем перестал разбирать их слова. Мне было неинтересно. Я смотрел только на фигуры, теперь я едва-едва слышал шаги их босых ног по каменному полу, видел, как их руки поднимаются, выскальзывая из серых рукавов. Их кожа была того же цвета, что и у нас с сестрой.

Я понял, что будет дальше. Понял и прижал сестру к себе, закрывая ей уши. Я и сам