Третья пуля - Стивен Хантер

— Суэггер, это звучит безумием после стольких лет…

— Я не говорю, что мне не страшно или что я считаю такой расклад правильным. Это страшно и неправильно. Но по-другому не выйдет.

— Про Иводзиму так же говорили.

— На Иводзиме мы победили. Вот что я собираюсь сделать. Я позвоню Ричарду, скажу ему о письме, он свяжется с Марти и назначит встречу на следующей неделе. А потом я в отпуск съезжу.

— У тебя таймшер, что ли? Домик во Флориде?

— Нет. Но мне надо отлучиться. Одному и по-тихому. В аэропорту решу, куда. Есть о чём подумать.

— Похоже, что ты уже обдумал массу всякого.

— Этого мало. Есть что-то, чего я не могу ухватить. Насчёт синестезии, склонности разума видеть определённые цифры или буквы цветными. Нильс был синестетик, как говорили.

— Это-то при чём тут?

— Набоков тоже был синестетик и видел буквы цветными. Нильс был связан с Набоковым через синестезию, так что я думаю, что он использовал свою черту, когда создавал липовую личность для Хью. Это было выражением их общего с Хью увлечения Набоковым, той же хитростью, что использовал Набоков. Нильс видел девятку красной. Думаю, что фальшивое имя Хью, созданное Нильсом для Хью много лет назад, также отражает цвет или цифру, а возможно что и сочетание красного и девяти. Я думаю над этим.

— Очень тонко, — ответил Ник. — Я имею в виду — что тебе даст знание о цвете и цифре или даже о красной девятке без круга подозреваемых?

— Ну, круг подозреваемых у меня есть. Ныне живое население планеты Земля.

— Отлично, ободряюще звучит!

— И ещё насчёт письма Чарльза Харриса. Не знаю, почему, но что-то зудит. Всё идеально, как я и говорил, но зудит. Пытаюсь понять, что.

— Зуд Суэггера. Принимается как доказательство в судах всех штатов. Я полностью уверен, что ты доберёшься до своего подозреваемого.

— Я тоже уверен. Всё же Гумберт в конце концов добрался до Клэра Гуилти.

— Что это ещё такое?

— История ещё одной охоты. Позже расскажу.

Суэггер!

В подсознании оно продолжало меня грызть. Я проснулся, как и раньше, в холодном поту — слабый, старый, проигравший. Стоило попытаться разобраться до того, как я получу разрыв сердца и аневризма покончит со мной, так что я приказал Ричарду поработать с полицейским художником над составлением описания «Джека Брофи», который, объявившись вдруг, предположительно убил моего водителя в Далласе и снова исчез. Результата я ждал как раз до той ночи, и… мог ли это быть Суэггер? Нет. Невозможно. Шанс слишком ничтожен. Но я немало видел выигравших долгосрочных ставок, чтобы не рассмотреть вероятность такого шанса, так что разыскал в столе свои записи и углубился в них.

Конечно же, я видел его. Тогда, в 1993 году во время предварительных слушаний в суде Нового Орлеана я сидел позади прокурорского столика, на мне был серый костюм в ёлочку и красный галстук-бабочка. Выглядел я тогда как старый профессор из фильма Фрэнка Капры: образчик застенчивого и эксцентричного гения из лиги Плюща. Таков был на тот момент мой стиль, создававший безнадёжно затрапезное впечатление.

Он же, как я вспомнил, был долговязый, в джинсах, ботинках и какой-то ковбойской куртке. Лица я не вспомнил, как ни старался — память хранит впечатления, а не образы. Помню лишь подтянутое тело, не знающее, куда деть ноги в сидячем положении. Настороженный — именно слово «настороженный» приходит на ум. Казалось, он уделяет равное внимание всему вокруг, не выделяя, но и не пропуская ничего, свои же карты держал строго к себе. Всегда спокойный, с долей изящества в движениях. Легко было представить такой нрав в снайпере, обязанном обладать настороженностью, одарённом наблюдательностью и терпеливостью и не содержать в себе ничего показного, тщеславного, напускного или же безумного. Эта работа была слишком опасной для эпатажности и требовала противоречащих наклонностей: точности в работе со снаряжением и терпения в тщательных приготовлениях, но и прозорливости для предсказания вражеских намерений и места, где окажется противник, а подо всем этим — спокойствия и упорства в противостоянии демонам воображения, изобретающим мнимые опасности, могущие ввергнуть в панику. Многие могут быть смелыми в составе группы, где поддержка и помощь в порядке вещей, а вот собственная, личная смелость там, многими часами на индейской земле — вот где настоящий трюк!

Сейчас, в девятнадцать минут пятого утра, я перетряхивал свою память в поисках сходства. Мог ли это быть он?

Я ощущал себя Марком Крассом в исполнении Лоуренса Оливье из «Спартака», который видел Спартака в бою, но теперь не мог узнать его. Я неистово восстанавливал подробности, пытаясь воссоздать образ и наконец запустил приказ сквозь все администраторские слои своим конечным исполнителям, потребовав от художника наилучшим образом изобразить тот же портрет, но с поправкой на двадцатилетнюю давность, подумав, что это поможет. Также я распорядился впредь сопровождать его.

Новый вариант пришёл на следующий день.

Сомнений не было: за мной охотился Боб Ли Суэггер, и если верить истории — эта охота меня полностью истребит.

Теперь я попытался представить себе те фантастические обстоятельства, которым я оказался обязан таким гостем. Что произошло? Какие следы, намёки и шансы привели его на мой след снова, двадцать лет спустя, когда я уже чувствовал себя в полной безопасности? Начать расследование я не мог по той причине, что этим я выдам себя ему и поведаю о своей осведомлённости, чем бесконечно осложню игру. Первым правилом моей с ним войны было не дать ему узнать о раскрытии его личности. Теперь моей задачей было уничтожить и похоронить его, только так я покончил бы с проблемой. К этому я и устремился.

Первым делом я как следует задумался: что он может узнать? Не что он уже знал, а что он может знать — по максимуму? Отсюда я установил бы параметры действий. К своим представлениям о его личности мне снова следовало применить установки неокритицизма, безжалостно устраняющие такие помехи, как шаблонное представление, грёзы, сентиментальность по поводу его героизма, благородства и хемингуэевской стойкости под гнётом обстоятельств с тем, чтобы думать о нём только лишь как о враге, которого следует уничтожить. Было понятно, что вскоре он выйдет на «мёртвого» Хью Мичема и будет искать меня как Хью.

Многое ли можно было накопать на Хью? Нет, благодаря моей предусмотрительности. Ничего не осталось: ни семейных фотографий, не стены славы, ни каких-либо вашингтонских следов напыщенности. Всё было стёрто. Какой-нибудь гений мог бы углядеть, перекапывая записи операций с недвижимостью, что источник (пусть и частичного) финансирования группы офисов в «Здании Национальной Прессы» проистекал из казны Агентства, но я не думал, что Суэггер был способен на такую работу.

Тогда оставалось наследие Агентства: мог бы он попытаться отыскать доживших ветеранов Тайных служб, людей, как и я — на девятом десятке, надеясь почерпнуть в их памяти Хью Мичема, бедного старого давно мертвого Хью? Может, они и скажут что-то под конец своего срока, хоть их всю дорогу и учили не болтать.

Долгосрочного значения это не имело. Даже доберись он до моих мнимых похорон — моя новая личность была в безопасности. Он никогда её не узнает и никогда не найдёт меня, в то время как для меня найти его было лишь вопросом времени. Мне начинали нравиться мои шансы в этой схватке.

Я принял несколько решений. Ричард в Далласе остаётся на своём месте. Вероятно, что «Брофи» свяжется с ним снова, поскольку Ричард был единственным выходом на меня — раз уж Суэггер полагал меня находящимся в живых. БрофиСуэггер не будет уверен, является ли этот человек нашим агентом либо мы просто наблюдаем за ним, не вовлекая в наши операции, так что тут он застрянет в раздумьях. Но когда Суэггер появится, оперативнику в Далласе следует уведомить нас немедленно. Ему будет дан специальный номер, по которому он сможет непосредственно связаться с группой, которую я организую. Они смогут нанести мгновенный удар и убить Суэггера.

Понятно, что мне придётся собрать первоклассный отряд головорезов, предпочтя людей с опытом спецопераций, уровня SWATа или «Дельты»[266] и экипировать их новейшими игрушками, представив в их распоряжение реактивный самолёт и все необходимые документы с тем, чтобы они могли оказаться в любой точке мира за двадцать четыре часа.

Отряд также будет иметь разведывательный компонент — лучших, самых опытных охотников за людьми. Я остановил выбор на евреях, лучших в мире специалистах в таких делах. Им будет указано провести расследование в отношении Суэггера — настолько незаметное, насколько это возможно: что он делал последние двадцать лет, где жил, чем занимался, каковы его оперативные особенности, каким образом он обыкновенно передвигается и поддерживает контакты, связи с логистической базой (есть ли у него доступ к важным документам, фотографиям, фальшивкам?), каковы его технические способности, кто его союзники, его дети, его уязвимость, за кого он готов умереть, за кого он готов убить? Я не хотел (насколько это вообще возможно) втягивать сюда семью, и если бы ему довелось жениться и завести детей, то я надеялся, что мне хватит духа не вовлекать их. Всё же он не пришёл за моей семьёй и даже не наводил справок (насколько я был информирован) о моих трёх сыновьях, их жёнах и детях. Так что и я надеялся обойтись без этого.