Цена измены. Вернуть жену - Юлия Валериевна Рябинина

– А ну брось нож! Брось нож!

Грозно. Повелительно прорезает воздух мужской бас и одновременно с этим в квартиру залетают люди в форме. Толкают мама, которая не удержавшись отлетает к двери зала, хватается за косяк. Меня же в считанные секунды скручивают, валят на пол.

– Боже мой! Прекратите! Прекратите – это мой сын!

В голос кричит мама. Я не вижу что происходит. Даже слова сказать не дают. Руки выворачиваю назад до хруста. Цепляют на запястья наручники.

– Не я это… Не я… – мычу в пол, жуя губами слова. – Мама! Мама! Помоги!

Глава 24.

Судорожный вдох спазмом сжимает горло. Резко выпрямляюсь на руках, потому как запах сырой земли забивает легкие.

– Боже! – вырывается хриплый стон, когда острая боль простреливает все тело.

Валюсь обратно и одновременно перекатываюсь на бок, тяну за собой ногу.

После этого меня снова накрывает острый приступ боли и я теперь четко понимаю, что нога повреждена.

– Господи! – сжимаю зубы, чтобы не закричать и опираясь ладонями о землю, пытаюсь принять вертикальное положение. Получается, с третьего раза.

Но лучше бы не получилось. Лучше бы так и осталась валяться без памяти, может тогда не было бы так больно осознавать то, что произошло.

Сумерки, которые опустились на землю, не помешали мне увидеть темное пятно расползшееся по джинсам. По телу прокатилась судорога. Сжала пальцами живот.

Нет! Нет! Только не это! Только не это!

Сердце загрохотало в груди, отдаваясь в ушах звонким эхом. Не чувствуя под собой ног, я подползла к стене дома попыталась встать. Царапая ногтями бревна, я то и дело соскальзывая, падала. Слезы бессилия катясь по щекам заливали шею, грудь. В этот момент я осознала только одно: если я не смогу встать, если я не смогу выбраться, я умру.

Собравшись с силами, я делаю еще несколько попыток, силы стремительно покидают мое тело и, я понимаю, что еще немного и мне придется сдаться. Придется остаться здесь и умереть.

Закрываю глаза. Делаю глубокий, шумной вдох. Молюсь. Прошу, Бога, о помощи. И надеюсь на чудо, которое только ОН может послать.

Все что происходит дальше, это не поддается объяснению.

Провожу ладонью по бревну и внезапно нащупываю в гладком бревне брак. Выступ. Хватаюсь за него. Подтягиваюсь. Боли в теле уже не ощущаю.

Я только позже пойму, спустя какое-то время, что это была агония, последний рывок, последний шанс остаться живой, последние силы.

Выступ за выступом, я все выше ползу по стене и наконец-то мне удается встать на ноги. Упираюсь лопатками в стену, запрокидываю голову вверх, с силой ударяюсь макушкой о бревно. Сглатываю не прекращающиеся течь слезы, судорожно выдыхаю отчаяние.

Страх, боль, жалость. Все перемешалось, туманя отравляющим коктейлем сознание. Я ничего не соображаю. Ничего не понимаю, действую инстинктивно, бессознательно. На автопилоте.

Держась за стену. Сильно припадая на ногу, пытаюсь идти. Получается плохо. Но… я стараюсь. Иду. Медленно, но целенаправленно. Я хочу жить. Хочу, чтобы мой ребенок жил.

Добралась до калитки только благодаря высшим силам, так как физических уже совсем не осталось. Цепляясь за забор, судорожно сжимаю пальцами штакетник пытаюсь устоять, удержаться на месте. Повторяя про себя, как заклинание: только вперед, к спасению, только не упасть.

Последний рывок дается с трудом. Добравшись до ручки калитки почти падаю на нее всем телом, чтобы открыть и вываливаюсь на подъездную дорожку, а точнее утоптанную тропинку.

От резких движений, острый спазм боли скручивает в тугой жгут все нутро. Крик рвется наружу, но сжавший в тиски горло ужас не дает прорваться ни единому звуку.

Чувствую, как ноги с каждым шагом все сильнее подкашиваются и ступни будто утопают в болоте, замедляю шаг. Мозг в черепной коробке превращается в желе. Мысли-образы плавятся, растекаются, принимают вид тягучей серой массы. И тут я понимаю – это конец. Меня уже никто и ничто не спасет…Вокруг никого. Тишина. Деревня кажется вымершей.

Спотыкаюсь о кочку возле обочины и падаю лицом в дорогу. Вскидываю руки в самый последний момент чем немного смягчаю удар. Для того, чтобы встать у меня не хватает сил. Да и о чем я вообще, мне даже перевернуться не вмоготу.

– Помогите, – негромкий призыв вырывается изо рта, мешается с пылью. – По-мо-гите! – тяну, скорее больше успокаивая себя, чем надеюсь на реальную помощь.

Размыкаю в очередной раз потрескавшиеся губы, чтобы призвать на помощь, но ничего кроме свиста выдать не получилось. Закрываю глаза.

Хватить мучить себя, Ася! Все предрешено. Нужно смириться.

Как только внутри себя приняла это решение, тело сразу обмякло, распласталось на земле. Боль тугими жгутами сковала всё тело, до одури, до шока въедаясь в кожу. Мое сознание уже маячило на периферии и готово было вот-вот нырнуть в небытие, когда звук сирен и свист тормозов где-то совсем рядом оглушили меня. Зажмурилась. Попыталась открыть глаза и не смогла.

Последнее, что услышала перед тем как отключиться – это был голос Германа низкий пробирающий до мурашек:

– Ася! Родная! Держись, девочка моя! Я тебя вытащу…

… а дальше тишина. Пугающая. Страшная. Беспроглядная.

– Мы сделали все, что могли, – тяжелая ладонь опускается на мое плечо и придавливает меня к кровати. – Отдыхайте, Ася.

Врач встает и направляется к выходу. Я не смотрю в его сторону. Нет ни желания, ни сил. Лежу, уставилась в одну точку.

– Ася, – в голосе мужчины проскальзывают нотки жалости.

Не шевелюсь. Я не хочу ни с кем разговаривать. Хочу остаться одна. Пережить ту боль, которая разрывает мое сердце в клочья.

– Я зайду позже, – произносит мужчина и покидает палату, оставив наконец-то меня один на один с моим горем.

“Ася, у вас произошел разрыв яичников, нам пришлось их удалить.”

Стучат набатом в голове только что сказанные врачом слова.

“Ребенка вы