Мой возлюбленный негодяй - Айрис Джоансен

Если бы он знал о ее боли и мучениях, которые усиливались с каждой секундой!

— Ты говоришь, что я не дура, и хочешь, чтобы я тебе поверила! — воскликнула она. — Я не дам второй раз меня провести, Джордан! — Она сжала дрожащие губы. — Я всегда считала тебя честным и не думала, что ты будешь лгать для того, чтобы получить от меня Джедалар.

Он гневно сверкнул глазами:

— Господи, я могу забрать этот твой проклятый Джедалар! Он здесь, в этом дворце!

— Но ты не знаешь, как решается загадка. Для этого тебе нужна я!

— Ты мне нужна. — Он помолчал. — Но не для этого. Если мне понадобится решить загадку, я справлюсь с этим сам. Почему ты не веришь мне?

— Можно ли меня в этом винить? Он невесело улыбнулся.

— Нет, наверное, это было бы слишком: надеяться на твое доверие. Мне придется доказать, что я говорю искренне.

Марианна устало покачала головой:

— Нет времени.

— Чепуха, у нас сколько угодно времени. — Он не сразу смог справиться с раздражением и обидой. — Когда мы покончим с этим делом, я начну за тобой ухаживать как положено.

Когда они покончат с этим делом, он не захочет даже смотреть в ее сторону. Эта мысль вызвала прилив неудержимого отчаяния. Ей захотелось протянуть руку и дотронуться до Джордана, почувствовать его тепло, которое отогнало бы холод будущего одиночества.

— Нет!

Он мрачно сжал губы:

— Смирись с этой мыслью. Я обязательно найду способ сделать тебя моей. Я даже готов вести себя так цивилизованно и правильно, как только могла бы пожелать Дороти. Какого еще черта тебе от меня надо?

Она проговорила дрожащим голосом:

— Мне надо то, что было у нас в Дзлвинде. — Она помолчала, а потом добавила: — Сейчас. Он замер.

— Несмотря на то, что ты мне не доверяешь? Она кивнула:

— Мне не нужно доверие, мне нужно наслаждение.

— О, так я должен быть для тебя игрушкой?

— Разве тебе не этого хотелось от меня в Дэлвинде?

— Не совсем. По правде говоря, в тот момент мои желания были не всегда понятны даже мне самому. — Он пожал плечами. — Но я не возражаю против такой роли. Ты можешь не сомневаться в том, что я постараюсь исполнить твои желания. Раздевайся.

Она непонимающе воззрилась на него.

— Ну, раз ты так горишь желанием, не думаешь же ты, что я буду тратить время на то, чтобы тебя обхаживать? — Он начал расстегивать рубашку. — Совершенно ясно, что тебе не нужны нежные слова.

— Я что-то не помню, чтобы ты когда-нибудь говорил мне нежные слова.

Его обольстительные речи всегда были терпкими и пронизанными откровенной чувственностью.

— Но ты внимала им с благоговением юной служительницы Венеры. — Марианна заметила, что за его привычной насмешливостью прячется издевка. Он скинул рубашку. — Я еще не встречал женщины, которой так хотелось бы, чтобы ее убедили.

— Ты пытаешься причинить мне боль.

— С чего бы мне… Да. — Он скривил губы. — Но какое это может иметь значение? — Он сел на пол и начал снимать сапоги. — Любовная ссора возбуждает не меньше, чем любовная игра.

Для Марианны это имело значение. Ей не хотелось, чтобы их последняя встреча была испорчена горечью и болью.

— Но, возможно, я ошибся. Может быть, тебе нужно от меня что-то еще?

Она обидела его. Бессознательно, неумышленно, но очень сильно обидела. Но как могла она поверить в искренность его предложения, если в этом месте, в этот момент он был для нее врагом. Марианна сняла плащ и бросила на пол.

— Нет, я больше ничего от тебя не хочу.

— Черта с два! — Глаза его пылали гневом. Он сделал глубокий вдох и буквально у нее на глазах снова превратился в того Джордана, которого она так хорошо знала, насмешливого и чувственного. Сев в кресло, он непринужденно откинулся на спинку. — Тогда тебе следует снять не только плащ. Мне начинает становиться скучно. Может, тебе надо помочь?

— Нет. — Дрожащими пальцами Марианна начала расстегивать платье. — Я разденусь сама.

— Ах, до чего же ты независимая! Я тебе когда-нибудь говорил, как меня восхищает это свойство?

— Даже когда ты пытаешься его уничтожить?

— Я никогда не хотел уничтожить твою волю или сломить твой дух. Я просто хотел направить их таким образом, чтобы никто, кроме меня, не мог ими наслаждаться. — Он встал, скинул с себя остальную одежду и снова уселся, чувствуя себя совершенно непринужденно, несмотря на наготу. — Однажды я гостил у султана Марокко, имевшего великолепный дворец, где он хранил свою очаровательную собственность. В то время я ему не завидовал. — Голос его звучал все глуше, пока взгляд скользил по ее теперь уже обнаженному телу. — А теперь завидую. Не пройдешь ли ты на середину комнаты?

— Зачем?

— Чтобы доставить мне удовольствие. Обещаю, что я, в свою очередь, отвечу тебе тем же.

Марианна медленно прошла через комнату. Она остро чувствовала взгляд Джордана, скользивший по ее обнаженной фигуре. Резко остановившись, она повернулась к нему.

— Это нелепо! Я чувствую себя, как рабыня, выставленная на продажу.

— Какое ужасное испытание для независимой женщины! У меня не было такого намерения. Всего несколько шагов, пожалуйста.

Марианна медлила — и вдруг поняла, чего он хочет. Она сделала еще несколько шагов и оказалась в многоцветном круге, созданном солнечными лучами, лившимися через витражное окно. Эти лучи, как теплые пальцы, прикоснулись к ее телу.

— Великолепно, — тихо проговорил он. — Ты похожа на нереиду, резвящуюся под водой.

Она посмотрела на себя и ощутила непонятное волнение, словно это была не она, а какая-то странная незнакомка. Ее тело пересекали алые и золотые линии, а между ними лежали пятна мягкого розового и лилово-голубого цветов. Интересно, какого цвета стали ее волосы в этом освещении? Подняв руку, она прикоснулась к ним, потом тряхнула головой — и они заструились по ее плечам тяжелой и чувственной волной. Все ее тело казалось каким-то другим, посылало незнакомые сигналы мозгу, словно принадлежало уже не ей, а какой-то загадочной женщине.

— Нереиды должны быть прохладными и голубыми.

— Может быть, в твоих витражах. — Она услышала, что Джордан встал с кресла. — Мои Нереиды купаются в солнечном свете и ничуть не прохладные.

Он вступил в круг света и слился с ним. Нагой. Великолепный. Полный страсти. Щеки у него осунулись, светлые глаза, устремленные на нее, сверкали.

— Разве не забавно? Скажи, ты не думаешь, что мы похожи на фигуры в витраже?

— Нет. — Она с трудом сглотнула. — Витражи должны быть выставлены на всеобщее обозрение.

— Да, я немного неприличен для всеобщего обозрения. — Его взгляд упал на ее груди. — И ты тоже, любовь моя.