Миры Пола Андерсона. Т. 5. Враждебные звезды. После судного дня. Ушелец - Пол Андерсон

— Что вы от меня хотите, я простой бродяга.

— Но вы даже не пытаетесь бороться!

— Что значит бороться?

Профессор плотно сжал губы:

— Как сказано у Тойнби, можно плыть по течению. Зачем барахтаться, если течение все равно несет нас в пропасть? — Он придвинулся поближе. Его взгляд и интонации поразили Скипа. — Мы еще разделаемся с этими машинами! — выпалил он. — Мы еще возродимся! После смутного времени наступит золотой век, но не сейчас, когда этот чертов звездолет оскверняет наше небо!

— Да-а?

— Чертов пришелец, сигманец! Разве вы не понимаете, что при всей своей нечеловечности машины — все-таки творения рук человеческих. А эта тварь, это чудовище?.. Нечто отвратительное! Его тело — просто насмешка над человеком… Невообразимая мощь, сатанинское высокомерие, нет, хуже, чем сатанинское! Сатана был хотя бы похож на человека… А мы творим из него бога, в буквальном смысле слова… Мы ломаем себе голову и, вместо того чтобы накормить голодных детей, тратим миллиарды долларов на этого молоха, пытаемся извернуться и научиться мыслить не по-человечески, чтобы побеседовать с этим молохом на его родном наречии! — Профессор почти задохнулся. Он отодвинулся от Скипа и, переведя дух, произнес уже более спокойно: — Только не надо приводить мне доводы в пользу миролюбивых целей сигманца! Я в них далеко не уверен. Это пока они смирненькие. Как вы не понимаете, что не в этом дело! Сигманец — это итог дегуманизации. Мы либо умрем, либо станем рабами роботов во плоти. Либо двуногим подобием сигманцев! Какая разница! Ведь человека не будет во Вселенной.

— Что вы предлагаете? — спросил Скип. — Не обращать на звездолет внимания и дожидаться, пока он уберется восвояси?

— Нужно уничтожить его! — твердо и спокойно сказал профессор. — Я был бы горд и даже счастлив, если бы мне доверили войти туда с атомной бомбой и взорвать ее.

«Безысходность рождает фанатизм», — заключил Скип про себя. Он подумал, что услышал сейчас значительно больше бредней о звездолете, нежели можно было ожидать, особенно от столь невысокопоставленного представителя ортодоксов, как этот субъект. Его излияния не произвели на Скипа особого впечатления, он попросту избегал общения с людьми, которые казались ему занудами. А что может быть более занудным, чем господа подобного типа?

У них явно не хватило таланта стать высокооплачиваемыми менеджерами, инженерами, учеными, политиками, вообще профессионалами, которые худо-бедно, на соплях, не дают развалиться механизму, называемому цивилизацией. Они не сумели стать и обслугой, которая смазывает этот механизм. Это рутинеры, которые не в состоянии предложить больше, чем может выдать мало-мальски приличный компьютер.

Очевидно, моральные устои и природная застенчивость удержали их от падения на «дно», но недостаток оригинальности и душевная тупость не дали им присоединиться к каким-либо ушельцам или создать свою общину ушельцев. Со всем своим пафосом, по мнению Скипа, пафосом ужасным, эти лавочники, клерки, мелкие чиновники, обладатели ученых степеней, отменить которые ортодоксы как-то не додумались, они продолжали подражать своим хозяевам и убеждать друг друга, что они тоже соль земли.

Оставалось только удивляться, что ненависть не ослепила их всех до единого. Опросы общественного мнения показывали, что подавляющее большинство американцев настроено просигмански.

«Хм, — думал Скип, — можно ли положиться на эти опросы в столь пестрой и многоликой стране? А как в других странах? Сколько людей переменили свое отношение за три года неудач? И каких бед еще могут натворить господа-демагоги? Да, нужно торопиться».

Экспедиция Туата-де-Данаан расположилась на южном берегу озера Тахо, которое нужно было срочно спасать. Все предыдущие экспедиции по спасению озера окончились ничем. Бывшие их участники расселились по новым поселкам, а некогда возведенные ими постройки обветшали и развалились. С тех пор как Большая Калифорнийская долина превратилась в вонючую пустошь, охотников жить здесь осталось совсем немного, и власти не чинили препятствий для поселенцев. Плодородный слой почвы был практически уничтожен, вся долина была завалена гниющим мусором. Здесь предстояло собрать и распределить гумус, удобрить землю, подвести воду и засадить местность подходящей растительностью. Когда первые посадки быстрорастущих деревьев и кустарников превратятся в подобие леса, можно будет устраивать здесь лесные поселения. А пока что — вкалывай на берегу озера! Пройдут годы и годы, прежде чем тут установится приемлемый уровень химического и биологического загрязнения.

В лагере не жаловали туристов, но желающих поработать встречали вполне радушно. Около часу Скип рассказывал дежурные анекдоты и вскоре добился позволения «пройтись и поглядеть, где ты можешь тут пригодиться». Еще два часа прогулки, болтовни и расспросов потребовались ему, чтобы разыскать Роджера Нила, его старого приятеля еще по Мендочино.

Роджер Нил, простой поселенец, трудился на своем собственном участке земли. Его делянка имела далеко не такой пасторальный вид, как участки ближе к изгороди, где еще оставались деревья и где несколько энтомологов расселяли жуков, которые поедали вредителей. На крутом красноватом склоне тарахтели бульдозеры, пыхтели грейдеры и установки, разбрасывающие гумус, копошились сотни людей, чьи голоса то и дело прорывались сквозь весь этот грохот. Но самый шум шел от воды, что рычала в трубах установленного на барже земснаряда и сверкала хрусталем на ярком солнце. Однако чуть поодаль вода была вновь небесно-голубой. Вдали, по берегам, шрамы земли скрадывались расстоянием, и при взгляде на это в душе крепла надежда, что когда-нибудь все здесь наладится и вернется на круги своя.

«Когда-нибудь… — думал Скип. — Не знаю. Индия, Египет, половина Китая… огромные пространства… Разве Северная Америка не зашла почти столь же далеко по этой опасной дорожке? И все-таки если кто-то из нас, пусть немногие, наберется сил и приступит к обновлению мира…»

В перепачканном комбинезоне, загорелый, мускулистый Роджер крепко пожал Скипу руку.

— Здорово, дружище! Ты что, к нам? Боюсь, тут не развернешься, как тогда, на празднике урожая. Девочек-то нет… Но и уик-энд в здешнем Хангтауне тоже, знаешь, кое-что. Ну и какой ты там хреновней без меня занимался? Наврешь, небось, с три короба? А кое-что было, да?

Скип усмехнулся. С Роджером он познакомился, будучи еще пятнадцатилетним, неугомонным юношей. На лето он приехал поработать на ферме в Мендочино. Нравы поселенцев показались тогда Скипу чересчур строгими. Это было и впрямь некое утопическое движение, они хотели вернуться к былой независимости и патриархальному укладу старых йоменов, не отказываясь при этом от достижений современной агрономии, всевозможного оборудования, а также достижений энергетики и средств электронной связи. А тот праздник урожая заставил Скипа выложиться на всю катушку. Однако взрослые о нем так и не узнали, поэтому мендочинские колонисты по-прежнему привечали Скипа и давали ему кое-какую работенку.