Ступени из пепла - Константин Бояндин

— Все так начинают, наверное, — Тень помогла мне улечься обратно, села в кресло. — Она потом любила… знаете, подсматривать. Было жутко смешно. Мы за многими подсматривали, это несложно. Но что-то происходит, всякий раз. Как будто оттуда, из зеркала, кто-то выходит. Или часть тебя куда-то проваливается, пока смотришь. Мне скоро стало противно участвовать в этом. Потом… ей стали нравиться… страшные картины. Всё страшное. Тогда я прекратила участвовать в этом совсем… надо было и ей не позволять. Хотя что теперь говорить.

— Если я сейчас попытаюсь… подсмотреть за ней?

— Она, если я правильно понимаю… Трудно объяснить. Она закрыла себя, закрыла со всех сторон. И тут вы открываете целую стену — свежий воздух, новые ощущения, свет. Она не может без света, но вынуждена сидеть во тьме. Я не могу объяснить точнее. Я сама не вижу света, если вас нет рядом.

— Ясно, — я закрыла глаза.

— Отдыхайте, Госпожа. Я уйду.

— Нет, Тень… если можешь, побудь рядом. Просто посиди.

— Хорошо, Госпожа.

Четвёртый день Техаон — день Знамений.

Здравствуй, новый день!

Здравствуйте, тысяча поручений. Ой, нет… Но нет пути назад. Начнём с самого неприятного — со вчерашней ленты немилости. Покончу с этим.

Минут через двадцать, когда я спустилась в «утренний штаб» — кабинет — там оставалась только Тень.

— Выпила, выпила! — выпалила она. — Уже выпила, честно!

Я рассмеялась.

— Все уже разбежались?

— Точно так, Королева. Хеваин улетел. Повидать… побывать в городах — ну помнишь, Лекарь, Гадалка, Бард. Я помогла ему узнать, кто они, где жили. Ведьма переводила на их счета много денег, очень много. Он попытается что-нибудь узнать. Как золотоискатель…

— Извини, что?

Человек — хищник. Хи-и-ищник! Ну почему по утрам здесь всегда каша?!

— Хеваин — как золотоискатель. Перебирает, промывает. Потрясающая выдержка. Я бы так не сумела. Все, Королева, я пошла, в тир. Захочешь учиться — приходи. Ой… у тебя тоже?

Она увидела «Скат»! Ну да, в этой одежде, в выходной — ремень можно заметить.

— Можно глянуть?

Я протянула ей «рыбку». Как у неё загорелись глаза!

— Май, сестричка, подари, а? — жалобный, жалобный взгляд. — Ну, хоть поиграть дай. Я верну, верну! Вот… — протянула мне свой, «Скат-Т2». — Вечером верну! Слово!

— Пожалуйста, — пожала я плечами.

— Спасибо! — вихрем налетела, обняла, испарилась. Ужас. Вот энергия! Понятно, почему она так много ест.

У меня, оказывается, есть секретарь! Началось. Молодой человек, из штата Её Светлости. Прибыл, как только я вернулась в апартаменты. С подготовленным списком, куда и когда сегодня. Дом с лентой немилости там тоже был, вторым номером. Что, мысли читает? Первым номером… как интересно… та самая башня. Я ещё думала — что за странный обычай. Всего-то — подняться на башню магистрата, самое высокое сооружение в городе (шпиль Университета, если мерить от земли, выше… но сам Университет расположен чуть ниже).

Называть имя секретарь отказался. Не положено. Интересно! Но он, действительно, словно умеет мысли читать. Вспомнишь — вот он, готов выслушать. Все текущие дела теперь адресуются ему. Он — лично находит меня.

Сообщение от Масстена по этому поводу было кратким. «Проверен, ничего опасного». Бедный секретарь…

Точнее нет, это я — бедная и несчастная. В сутках маловато часов. Я сразу потребовала, чтобы по вечерам, от и до, меня могли потревожить только в случае личного визита Всевидящей. Ну и прочее. Секретарь не возражал. На вид — моложе меня, а хватка железная. Умеет убедить так, что соглашаешься.

И начала я исполнять свой гражданский долг. Долг талисмана страны и главы малого дома Тонгвер. Обещанный финансовый отчёт. Спасибо, Мерстеринн…

Взошла на башню. Одна, как положено. Огляделась. Тучки на севере, белёсая полоса на юге. Красиво. Только прохладно, ветер дует. Долго смотрела на запад… люблю смотреть на горы, полупризрачные из-за расстояния. Много людей там, внизу, наблюдали за мной. Как-то они истолкуют то, куда я глядела? Зачем только всё это…

К дому со вчерашней лентой мы подъехали быстро. Вернее, к самому дому мы уже подошли. Примерно той же тропой, что и вчера. М-да. Мерзко. Это «неодобрение горожан». Теперь я знаю, как разом избавить город от всех неприятных людей. Повесить куда-нибудь эту ленту и высылать из страны всех, кто начнёт швыряться нечистотами, камнями, дохлыми крысами.

Глава дома была едва жива — последствия неудавшегося самоубийства — но когда я сорвала знак немилости и молча разорвала его на части, она бросилась передо мной на колени. И была счастлива… я ощущала!

Стихия ни перед кем не отчитывается. Ты права, Тень.

Я прикоснулась пальцами к щеке владелицы дома. Так получилось. Но с вами всё будет хорошо. Ваш сын сам ответит за всё. Ему не уйти далеко.

Потом было много всего. Голова гудит даже вспоминать. Но одно запомнилось очень чётко.

Я сидела на скамейке, поодаль от резвящихся детей. Меня замечали, но не торопились приближаться, пристально разглядывать. Охрана где-то рядом, я чувствую.

Кто-то подходит. Напуганный. Не один.

Я прикрыла глаза. Остановились… их двое. Прямо передо мной.

— Файте Тессегвин, — произнесла я. Вспомнила эхо.

Открыла глаза. Встала перед ними.

— Да, — прошептал он. — Я, Светлая. Я не знаю, почему.

— Я велела прийти. Вместе с ней, — повернула голову.

Девушка одета так, как одевается прислуга. Взгляд почтительный, голова склонена. Простенькая шапочка… выглядит хорошо. Где-то в хорошем месте служит, и на том спасибо. Не обращаются, как со скотиной. Чувствую… испуг, жалость, сочувствие… эх, Файте, зачем ты так поступил с ней? Она по-прежнему неравнодушна к тебе. Все шесть лет с того самого дня…

Обычное дело — парни в Университете, да и девицы, что уж там — все хороши — частенько «расстёгивают» кого-нибудь на спор. Тех, кого воспитывают «быть нетронутыми до совершеннолетия» — до тридцати, то есть. Тех, кто не всегда знает о собственном организме достаточно, чтобы суметь удержаться от простеньких соблазнов.

Два дня у позорного столба. Полгода принудительных работ за недостойное поведение в общественном месте… о да. Тебя нашли в таком виде, в такое время. Что ж, ты сама виновата, конечно. В том, что попалась ему на глаза. В том, что так мало знала о самой себе.

— Как тебя зовут?

— У меня нет имени, Светлая, — она глубоко поклонилась.

— Тебе возвратят его. Что случилось, то случилось. Тебе возвратят имя сегодня же, ты сможешь сменить работу, изменить жизнь. Большего я дать не могу, — я повернулась к ней, коснулась пальцами её щеки. Она вздрогнула, прижала своими пальцами мои… Отпустила. Склонила голову. — Спасибо, Светлая, — едва слышно.