Венгерские повести - Андраш Беркеши

— Розалия Шанта. Она когда — то тоже здесь работала, но года два уже, как уволилась.

Когда Бартош в отделе кадров поинтересовался адресом Розалии Шанты, то даже вздрогнул, услышав ответ: улица Тисы, ведь это совсем рядом с улицей Резчиков. Младший лейтенант готов был поспешить туда, но в это время дня Розалия, наверное, на работе. Можно, конечно, попробовать связаться по телефону, но лучше все же лично поговорить. А что пока?

Бартош обошел подряд кафе и закусочные в районе улицы Крепостных, но, кому ни показывал фотографию, Маргит никто не знал. Только в кафе на площади Гараи женщина у кофеварки задумалась, глядя на карточку.

— Что — то мне очень знакомо ее лицо, — сказала женщина, сощурив глаза. — Она бывала у нас, это точно. И точно, что не одна. Не могу только вспомнить с кем и когда.

— Если вспомните, обязательно позвоните мне, — сказал Бартош и дал свою визитную карточку.

— Так вы сыщик?

— Что — то в этом духе.

— И важное дело?

— Убийство.

Бартош направился на угол улицы Крепостных, на место преступления. Он хотел представить себе мысленно, как все произошло. Вот тут шла Маргит. Улица темная, да и движения почти никакого. Вот из подворотни выскочил убийца… А если он вовсе ниоткуда не выскакивал, а шагал с нею рядом? Шли себе вдвоем из кафе. Или еще откуда. Что ей понадобилось на улице Крепостных, зачем она пришла сюда? И с кем? И куда направлялась?.. И… чего ради, из — за чего ей пришлось умереть? Это последнее больше всего мучило Бартоша, так как он никак не мог этому придумать вразумительного объяснения.

Возможно, конечно, что Добрович выследил жену и шел за ней по пятам. Маргит была у любовника, и Добрович знал это. Здесь, на углу, он дождался ее и пырнул сзади ножом. Никаких следов борьбы нет. Если бы Добрович стал кричать на Маргит, она постаралась бы убежать. «Если же все было так, как я себе сейчас нарисовал, то человек, у которого была Маргит, должен жить где — то поблизости», — решил Бартош.

Младший лейтенант медленно брел по улице. Это дело представлялось ему все более и более сложным. «Можно ли принять за истину то, что рассказал Добрович в милиции?» — думал он и старался вспомнить во всех подробностях его показания.

Когда он вернулся в милицию, майор Жаги, молча достав из стола дело, передал его Бартошу.

Младший лейтенант углубился в чтение.

На вопрос, каким образом и зачем Добрович оказался в районе Народного стадиона, тот ответил, что не помнит.

«— Что вы делали с 11 часов утра до 5 часов дня, пока ваша жена находилась на работе?

— Пил. Я был ожесточен.

— Когда вы встретились снова?

— Я бродил около ее конторы. Не помню точно. Я хотел убить ее».

Так было записано в протоколе. Довольно путаные показания. Ни на один вопрос нет прямого и ясного ответа. Например, где Добрович снова встретился с Маргит? И встретился ли вообще? Когда он вернулся к себе домой, на шоссе Конкой-Теге? Старик Бакош наверняка знает. Но Бакош не давал показаний в милиции. А жаль! Похоже, он что — то знает и кого — то оберегает или выгораживает. Или он действительно спал и ничего не слышал?

Младший лейтенант достал блокнот и записал: «Бакош». Выше уже было написано: «Рояль. „Элизе“ Бетховена. (Постукивание молотка. Детский плач.)»

«И это все? — подумал Бартош. — И вот сейчас еще Бакош. Негусто!.. Что — то я еще хотел записать? Ах да: девушка в том кафе на площади Гараи! Она несколько раз видела Маргит. Значит, у той была какая — то причина появляться в этом районе… Если бы знать, что за причина, может, удалось бы сдвинуться с мертвой точки…»

— Черт возьми! — воскликнул вдруг в сердцах Бартош и стукнул ладонью по столу. Между листами дела он нашел листочек бумаги, на котором от руки было написано: «Розалия Шанта, улица Тисы, 20, — временное место проживания Маргит Добрович». — Вот уж в впрямь «дважды левша!» И как это я раньше не заметил этой бумажонки… Сколько времени сэкономил бы. А вот и показания Розалии: утверждает, что ничего не знает… Неужели так уж и ничего?!

Ему трижды пришлось звонить, прежде чем за дверью послышался легкий шум. Приоткрылся глазок в двери, выглянула женщина со взлохмаченной головой.

— Кого вам нужно?

— Мне нужно поговорить с Розалией Шанта, — решительным тоном сказал Бартош, — Я из милиции.

Дверь открылась, но ровно настолько, чтобы младший лейтенант мог бочком втиснуться в переднюю.

Он не успел даже поздороваться, как Розалия обрушила на него поток слов:

— Чего вам от меня нужно? Знать бы, так ни за что не пустила бы к себе на квартиру эту несчастную. Неужели это никогда не кончится?

— Прошу прощения, — проговорил Бартош извиняющимся тоном, — но вы, как я слышал, были хорошими подругами. Поэтому я и пришел к вам, чтобы попросить помощи…

Розалия всхлипнула. Это была женщина лет сорока, немного полноватая, но с хорошей фигурой. На ней был фартук, а из кухни доносился запах жареной картошки.

— Я любила Маргит, но, повторяю, я ничем не могу вам помочь. Что вы меня пытаете? Я ничего не знаю! Она попросила меня приютить ее на несколько дней, потому что поругалась с мужем. Маргит хотела развестись с ним. А этот скот убил ее…

Бартош огляделся: две смежные комнаты, передняя, небольшая кухонька и ванная. Старая, вышедшая из моды мебель, у стены, против двери, — большой буфет, посреди комнаты стол на толстых ножках и шесть стульев, у другой стены — кровать и журнальный столик. Вторая комната, насколько он мог заметить через раскрытую дверь, была обставлена более современно: кресло-кровать, стильные книжные полки, ковер, круглый столик с двумя небольшими креслами, на столике — ваза с цветами.

— Что вас еще интересует, помимо того, что я вам рассказала? — спросила Розалия у младшего лейтенанта все тем же недружелюбным тоном.

— То, что Маргит собиралась развестись с мужем, не тайна. А вот не знаете ли вы, почему?

— Потому что не любила его.

— Может, она другого кого — нибудь любила?

— Я никогда не выспрашивала у нее. А сама она мало что рассказывала. Знаю только, что тот человек тоже был несвободным и тоже собирался развестись. Как — то Маргит даже сказала, что у него есть ребенок. Да, да, девочка, и зовут ее тоже Розалией. Как и меня. Но на том разговор и кончился.

— Выходит, у нее была