Три побоища – от Калки до Куликовской битвы (сборник) - Виктор Поротников

– Может, братья Ярославичи уже вовсю восвояси удирают, покуда мы тут немцев ждем! – возмущался трусоватый Гудим Кербет. – Куда нас загнали, братья-новгородцы! Растопчут нас здесь конные рыцари иль к крутому берегу прижмут! К Узмени отходить надо и обозными санями огородиться.

Обеспокоенные сотники окружили воеводу Судислава, но тот велел им возвращаться в строй, а на Гудима Кербета накричал, стыдя его перед простыми воинами. Гудим насупился и примолк, как пришибленная собака.

– Что, воевода, страшно? – с усмешкой обратился к нему Бедослав. – Ты сухарик пожуй, враз робости поубавится.

– Вот сам и грызи свой сухарь! – огрызнулся Гудим.

Он протолкался в другую шеренгу, чтобы быть подальше от Бедослава.

Ледовая гладь озера расстилалась перед взорами русских ратников, подобно бескрайней голубовато-белой равнине. Низкие рыхлые облака, затянувшие небо, не позволяли ни единому солнечному лучу пробиться сквозь эту плотную пелену, отчего пробуждающееся утро казалось хмурым и неприветливым.

Бедослав, борясь с зевотой, то встряхивал головой, то переминался с ноги на ногу.

– Спать надо было ночью, а не лясы точить с Вышеславой! – проворчал Семен Куница, стоящий рядом с Бедославом.

Семен и не скрывал того, что ревнует к другу Вышеславу, которая ему далеко не безразлична.

Бедослав промолчал, будто не расслышал сказанного Семеном.

Неподалеку от Бедослава в той же шеренге стояли бок о бок Пятунка Евсеич и кузнец Онисим. При построении полка они не заметили Бедослава среди такого множества ратников, но он узнал их сразу. Узнал Бедослав и оружейника Листрата, который оказался в шеренге перед ним. За спиной Бедослава, где-то в глубине строя, явственно прозвучал сердитый окрик сотника Славуты Никитича, который что-то выговаривал молодым воинам, затеявшим толкотню.

Внезапно тишину разорвал грозный рев немецких труб, это гудение ширилось и росло, надвигаясь издали, как что-то страшное и неотвратимое.

– Вон они! – выкрикнул какой-то зоркий ратник из самой первой шеренги.

И сразу по плотным рядам новгородской рати прокатилось волнение, ратники вытягивали шеи, толкались и привставали на цыпочки, стараясь разглядеть в смутной дали приближающееся ливонское войско.

Бедослав, как ни вглядывался, ничего не мог увидеть. Вдали гудели вражеские трубы, но и только. Ни малейшего движения у белесого горизонта не было заметно.

– Видишь их? – Бедослав толкнул локтем Семена.

Тот ответил не сразу.

– Вижу! – пробормотал Семен, опираясь на копье. – Конница надвигается! Вон знамена с черными крестами.

Теперь и Бедослав и многие другие стоящие в строю ратники разглядели вдалеке некую колыхающуюся белую массу с черными вкраплениями. Смутная неопределенность этого далекого видения длилась минуту или две. Затем явственно проступили очертания далеких всадников в белых плащах с поднятыми длинными копьями. Среди частокола копий колыхались большие и маленькие стяги, белые, желтые и красные, украшенные черными крестами. Еще через несколько мгновений стало видно, что и рыцарские кони тоже укрыты длинными белыми саванами, закрывающими их от головы почти до самых копыт. На этих саванах, как и на треугольных щитах ливонских всадников, красовались все те же черные кресты.

Конный строй ливонцев приближался неспешным аллюром. Это был клин, на острие которого двигались вытянутые в шеренгу восемь рыцарей, позади которых следовали еще десять закованных в латы конников, за ними была еще шеренга уже в двенадцать всадников, за которыми находилась замыкающая шеренга в четырнадцать рыцарей. Задняя часть клина состояла из удлиненного четырехугольного построения, по краям которого двигались по двое в ряд конные ливонцы, а в середине находились пешие кнехты в легких доспехах, с небольшими щитами, с мечами, копьями и арбалетами.

Такой боевой строй на Руси назывался «свиньей».

Позади ливонской ударной «свиньи» надвигались пешие и конные отряды данов, немцев и эстов-наемников, развернувшись широким фронтом. Этот вытянутый вражеский строй выглядел внушительно и угрожающе благодаря идущим впереди щитоносцам с большими прямоугольными щитами, конным копейщикам в белых плащах и множеству знамен с крестами.

По мере сближения с русским войском ливонский клин все убыстрял разбег, теперь рыцари надвигались уже со склоненными копьями, закрывшись щитами. Их металлические горшкообразные шлемы с узкими прорезями для глаз были украшены либо рогами самой причудливой формы, либо когтистой орлиной лапой, либо вытянутой стальной человеческой ладонью, либо орлиной головой… На рыцарских щитах рядом с черным крестом виднелись небольшие эмблемы в виде кабаньей или оленьей головы, или в виде черного орла, или в виде руки с мечом… Рыцарские кони в передней атакующей шеренге клина были защищены металлическими нагрудниками и налобниками, а также чешуйчатой броней, защищающей бока и шею лошадей.

Эти полсотни тяжеловооруженных ливонских всадников, на копьях которых трепетали узкие белые треугольные флажки с крестами, являли собой некий сплоченный монолит, бездушный и бесстрашный, нацеленный на центр боевого русского строя. Колонна кнехтов, бегущая за рыцарями под прикрытием конных наемников и рыцарских оруженосцев, своими поднятыми к небу копьями и топотом многих сотен ног добавляла устрашающей мощи атакующему строю ливонцев. За рыцарским клином, также убыстряя движение, надвигалось основное ливонское войско. Ледяной покров озера вздрагивал и колебался на расстоянии целой версты вширь под воздействием почти пяти тысяч крестоносцев и их союзников, наступающих плотными рядами.

Ливонские трубы оглушающе ревели, им вторил громкий боевой клич ливонцев.

Новгородцы ожидали наступающих врагов в молчании.

Когда до ливонского клина осталось не более двухсот шагов, новгородские лучники принялись обстреливать крестоносцев дружными залпами. Стрелы тучами сыпались на головной отряд рыцарей, с дробным стуком ударяясь и отскакивая от лат, щитов и шлемов. Расстояние между русским войском и ливонской «свиньей» быстро сокращалось. Стрелы продолжали падать дождем на ливонских всадников, но ни один из них не замедлил движения и не вывалился из седла. Невольно создавалось впечатление, что на русичей надвигаются не живые существа, но железные неуязвимые чудовища.

Склоненные тяжелые копья-рогатины не смогли задержать стальной ливонский клин, который, врезавшись в пеший новгородский полк, с ходу смял три передние шеренги в центре и сильно потеснил следующие за ними четыре шеренги. В месте удара конных крестоносцев в первые же минуты боя образовались груды убитых и покалеченных русичей. От треска ломающихся копий, грохота топоров и мечей по щитам, воплей раненых, которых затаптывали ногами и копытами, невозможно было расслышать команды военачальников, трудно было услышать голос даже стоящего рядом ратника.