В шаге от рубежа - Ксен Крас

рукой с топором, а бывший крестьянин, не дожидаясь, пока мужчины передумают, сорвал сушёные грибы и начал быстро набивать ими рот.

– Ты погляди, Гомр, а этот-то и правда голодный, – волосатый обратился к здоровяку, – уплетает то недосушенные грибы, горстями, да без всего-то! Я бы и не…

Договорить ему не дали. Цом оторвался от еды, перестал жевать и закричал с набитым ртом. Он замотал руками, чтобы остановить своих новых приятелей-культистов, замычал, затопал на месте ногами, но всё зря. Обладатель огромных рук почуял неладное, обернулся, когда его товарищ осёкся на полуслове, и тут же получил лопатой. Почти сразу же его ударили ещё и ещё раз, Цом бросился на защиту, но бестолку. Юношу легко отпихнули в сторону. Он закашлялся, когда куски еды попали не в то горло, пришёл в себя, вскочил и ринулся вновь на защиту добряка, так и не выпустив из руки верёвку с грибами.

Мужчина уже тихо стонал на земле и не пытался подняться, его лицо было разбито хуже, чем в своё время у Цома, на одной руке его пальцы торчали под странным углом и напоминали скорее кровавую массу… Перед слугой регента лежало скорее месиво, нежели человек, и лишь по звукам Цом понимал, что житель поселения ещё жив. Хорошо это в данном случае или плохо, ответа юноша не нашел.

– Зачем? Зачем вы так? За что? Они хотели поделиться с нами! Так, без оплаты, от души… Как вы могли? Нельзя же… Нельзя с людьми! Зачем? – Он очень хотел плакать, но не мог себе позволить. А может, у него просто не нашлось на это сил.

– Мы возьмём что нам надо и без их разрешения. Не горюй зазря, Цом, его жертва не будет напрасной. Ни он сам, ни его друзья, ни его семья не умерли сегодня без толку – благодаря им мы сумеем окрепнуть и продолжить путь. Мы наберёмся сил, наш принц не умрёт от истощения, и Первые, когда вернутся, одарят нас. – Тимая, кажущаяся хрупкой женщина, крепко сжимала рукоять топора. Она убивала вместе с остальными, наравне с братьями и сёстрами. Розоватая полоса на лбу – след вытертого пота – притягивала взгляд юноши, а уверенность в голосе пробуждала страх.

Цому сделалось не по себе. По-звериному страшно, так сильно, что впору пробивать собственным лбом стену амбара и с криками уноситься в лес. Бежать так быстро, как только можно, не оборачиваясь.

Теперь он начал видеть то, что заметил Его Высочество намного раньше, – в тот злополучный день, следуя рекомендациям палача, слуга регента освободил не представительницу слабого пола и необычную собеседницу со своим представлением о мире, а чудовище, прячущееся в женском теле и уверенное, что лишь её правда имеет значение. Не меньшее чудовище, чем Ивтад или любой другой культист. Впрочем, между любителями Первых не было почти никакой разницы.

Щедрый мужчина, который хотел помочь путникам, смотрел единственным оставшимся в целости глазом на Цома со всей ненавистью, на которую был способен умирающий. Может, в нём не осталось сил более ни на что. От этого взгляда и раскуроченного лица кровь стыла в жилах. Юноша прошептал слова извинения, снова и снова, а Тимая поманила слугу регента за собой. Культисты начали прогуливаться по амбару – они забирали только лучшее, в первую очередь самое вкусное и то, что хранилось долго. То, что им не нравилось, они отшвыривали в сторону и бросали на землю.

– Пойдём, в домах мы нашли мёд, а в земляном погребе – ещё больше интересного. Тебе понравится! Это куда лучше, чем есть одни грибы, да ещё и недосушенные. – Женщина выдрала из рук слуги связку, которую тот продолжал держать, и откинула её в грязь.

– Это же еда! Ты зачем так? – Цом хотел поднять добычу, но Тимая не позволила ему.

– У нас есть намного лучше. Идём, это тебе уже не нужно. – Она взяла юношу за руку, чтобы увести, а он обернулся к раненому.

– А как же он?

– Он всё равно не жилец. Пойдём, поедим, наконец, по-человечески. У костра, а после отоспимся под крышей и со стенами, без ветра…

Цом снова обернулся, Гомр, как его назвали, продолжал смотреть на него таким же глазом, в котором отражалась вся обида, боль, ненависть… Смотрел так, словно ненавидел за всю деревню разом, словно именно в юноше видел главного врага, весь Культ Первых и других злодеев. Изредка он кряхтел, вероятно, его ещё можно было спасти, но Тимая крепко держала слугу регента за руку, вела за собой, и юноша подчинялся. Не потому что в самом деле хотел этого.

Более всего теперь Цом опасался сорваться среди культистов, что-то не так сделать или сказать, показаться их врагом, а не союзником. Ошибиться и выдать себя.

Гомр, который, как после выяснилось, скорее всего был старостой деревни, очень походил на отца Цома и чем-то напоминал его самого, впечатление сложилось не только из-за внешнего вида, но и после посещения его дома.

В какой-то момент бывший крестьянин представил себя в разграбленной деревне. Он подумал, что, не отправься в столицу, нашёл бы своё жилище в скором времени превратившимся бы во что-то похожее на увиденное. Невольно пришла мысль – Цом вполне мог стать старостой, возможно даже самым молодым за всё время.

Может быть, юноше просто хотелось в это верить и представлять себя в должности старосты, тоже с пониманием и теплотой относящегося к голодным юнцам и детям. Почему-то в голове Цома вертелась мысль о том, что если бы его жизнь сложилась иначе, то культисты могли в один прекрасный день пройти через его деревню с каким-то другим слугой регента, назначенным помощником в делах правителя. Умирающий Гомр пугал Цома в том числе и тем, что его собственная судьба могла оборваться так же. Сложись всё иначе, так, как могло, как должно было, именно юноша сейчас бы мучительно умирал в амбаре.

Цом видел несколько тел, пока Тимая решительно вела его за собой. Кажется, среди мертвецов встречались и дети – их культисты убивали так же легко, как и взрослых. Верующие в Первых были жестокими, они говорили о несправедливости лордов и мечтали изменить мир, но сами творили ещё больше зла, чем ненавистная им знать. Они переживали о судьбе простолюдинов, но убивали крестьян, грабили их и забирали, что хотели. При этом не раскаиваясь. Вера оправдывала их, ведь люди ставили перед собой великую цель. Только можно ли после такого называть их людьми?

Культ Первых хотел бороться с голодом, Ивтад вещал, что не может смотреть, как страдает мирный люд, но при этом отношение к припасам пугало Цома – сторонники бастарда Голдрэта брали то,