Правда сталинских репрессий - Вадим Кожинов

Если помнить, что северная граница США находится на широте Волгограда-Сталинграда, от которого уже не столь далеко до южной границы России, господство картонно-фанерных жилищ в США вполне понятно. А вместе с тем понятно, что для преодоления более чем трехкратного «отставания» России от США по количеству жилой площади на душу населения действительно надежным способом является изменение российского климата… В свои молодые годы я подолгу жил под Москвой именно в картонно-фанерном домике, оборудованном, между прочим, хорошей печкой, и знаю, что уже с ноября эта жизнь становится трудно переносимой…

Дело, конечно, вовсе не только в жилищной проблеме, Американский историк Ричард Пайпс, который, между прочим, родился и вырос в соседней с Россией Польше, констатировал в 1981 году: "Важнейшим следствием местоположения России является чрезвычайная краткость периода, пригодного для сева и уборки урожая" — всего в разных климатических зонах — от четырех до шести месяцев. "В Западной Европе, для сравнения, — продолжал Пайпс, — этот период длится восемь-девять месяцев. Иными словами, у западноевропейского крестьянина на 50-100 % больше времени на полевые работы". По-своему не менее существенно и другое отличие: "… особенность осадков в России состоит в том, что дожди обыкновенно льют сильнее всего во второй половине лета", из-за чего часто бывает засуха "весной и ранним летом, за которой следуют катастрофические ливни в уборочную. В Западной Европе дожди на протяжении всего года распределяются куда более равномерно". Следствие всего этого — предельно "низкая урожайность в России".

Не исключено, что кто-либо напомнит о сельскохозяйственных успехах Канады и стран Скандинавии, которые расположены в тех же географических широтах, что и Россия. Но такое возражение предвидел сам Пайпс: "Подавляющее большинство канадского населения всегда жило в самых южных районах страны, по Великим Озерам и реке Св. Лаврентия, то есть на 45-й параллели, что в России соответствует широте Крыма… К северу от 52-й параллели в Канаде (соответствует широте Курска и Воронежа. — В.К.) мало населения и почти нет сельского хозяйства" (там же, с. 17).

Что же касается Скандинавских стран, не следует забывать (об этом не забыл в своей книге и Пайпс) о близости к ним мощного теплого морского течения Гольфстрим и вообще об их близости к океану: «океанический» климат гораздо «благоприятнее» для сельского хозяйства, чем континентальный, и зима в южной части Скандинавии короче и теплее, нежели в расположенной в 1800 км южнее нее кубанской степи!

Сейчас многие норовят поиздеваться над известной формулой — так сказать, тоталитарно-большевистской — "борьба за урожай". Но почти полтора века назад замечательный поэт Петр Вяземский (кстати, объездивший всю Европу) так обращался к соотечественникам:

…За трапезой земной печально место ваше!Вас горько обошли пирующею чашей.На жертвы, на борьбу судьбы вас обрекли:В пустыне снеговой вы — схимники Земли.Бог помощь! Свят ваш труд, на вечный бой похожий…

И возмущаться тем, что Россия по уровню жизни отстает (как отставала всегда) от так называемых высокоразвитых стран — это не более чем экстремистская претензия. Между прочим, само слово «высокоразвитые» — дезориентирующее, ибо в основе «развитости» — изначальное «превосходство» этих стран, без которого они и не могли бы так "развиться".

Нельзя не сказать еще, что Ричард Пайпс — в отличие от многих «туземных» авторов (которые, казалось бы, должны были знать ситуацию лучше, чем иностранец) — совершенно справедливо утверждает, что "российская география не благоприятствует _*единоличному земледелию…*_ климат располагает к _*коллективному*_ ведению хозяйства" (там же, с. 30. — Выделено мною. — В.К.), и далее этот американский историк прослеживает господствующую роль общинности во всей сельскохозяйственной истории России. Между тем в 1990-х годах многие «туземные» авторы начали безапелляционно уверять, что отставание нашего сельского хозяйства будет немедля преодолено, ежели колхозников сменят "фермеры"…

Любопытно, что во время распространения упомянутого «недовольства» низким в сравнении с Западом уровнем жизни широкое хождение получила ироническая «формулировка»: мы хотим работать так, как мы работаем, а жить так, как живут «они»… Этот «самокритический» юмор, имевший в виду, что в СССР достаточно много людей работало без особого напряжения, уместно осмыслить и по-иному. Ведь, скажем, в сельском хозяйстве на российской территории с её описанными выше «условиями» и невозможно работать столь же плодотворно, как в США, Франции или Австралии…

Но вернемся во вторую половину 1930-х годов. Выше было сказано о тогдашнем впечатляющем сдвиге в сфере промышленности. В сельском хозяйстве дело обстояло гораздо скромнее, — уже в силу изложенных только что причин (промышленность зависит от местоположения страны в значительно меньшей степени, чем сельское хозяйство). И в последнее время постоянно высказывается мнение, что сельское хозяйство в тот период было менее эффективным, чем в нэповское время, ибо население росло быстрее, чем урожаи зерновых. Так, по подсчетам Л.А. Гордона и Э.В. Клопова, на душу населения в 1928 году приходилось 470 кг зерна (на год), а в 1938-м — 430 кг. Однако эти стремящиеся к объективности авторы тут же сообщают, что в первом случае перед нами результат труда "50–55 млн. крестьян-единоличников", а во втором — всего "30–35 млн. колхозников и рабочих совхозов" (цит. соч., с.80), — то есть на 40 % меньше.

Это означает, что производительность труда выросла весьма значительно: на одного работающего в 1928 году пришлось 1,4 тонны зерна, а в 1938-м — 2,4 тонны. Разумеется, это было немного в сравнении со странами с более «благополучным» сельским хозяйством. Но и говорить об «упадке» сельского хозяйства в это время (как многие сейчас делают) нет оснований, ибо один работающий производил в 1938 году на 70 % больше зерна, чем в 1928-м.

И последнее. Выше отмечалось, что в глазах идеологов начала века Революция мыслилась как преобразование, долженствующее создать «свободу» промышленной деятельности, которая, в свою очередь, преодолеет прискорбнейшее отставание России от «передовых» стран.

По-своему знаменательно, что после Революции в промышленности действительно произошел беспримерный сдвиг, о чем в книге Л.А. Гордона и Э.В. Клопова сказано так: "К началу 40-х годов по абсолютному объему только в США производилось существенно больше промышленной продукции, чем в СССР" (с. 62). Притом, как отметил М.М. Горинов, "рост тяжелой промышленности осуществлялся невиданными доселе темпами. Так, за 6 лет СССР сумел поднять выплавку чугуна с 4,3 до 12,5 млн, тонн. Америке понадобилось для этого 18 лет".

Что ж, выходит, сбылись те надежды на Революцию, которые питали люди начала века, возмущавшиеся промышленной отсталостью «самодержавной» России… Правда, не нужно доказывать, что Революция — в противоположность упомянутым надеждам — достигла искомой цели на пути не экономической свободы, но невиданного ранее диктата власти в сфере экономики (и, конечно, в других сферах).

Сегодня есть немало охотников доказывать или, точнее, уверять (ибо убедительных аргументов не имеется), что если бы Революция «подарила» России не диктатуру, а экономическую свободу, достижения её промышленности были бы еще более грандиозны, а к тому же и сельское хозяйство пышно расцвело бы — несмотря на неблагоприятные российские условия.

Подобные «альтернативные» проекты сами по себе могут представлять определённый интерес, но они, строго говоря, ровно ничего не дают истинному пониманию истории и даже (о чём уже шла речь) вредят этому пониманию, ибо при постановке вопроса в плане "если бы… то…" мыслимая возможность затемняет, заслоняет реальную историческую действительность.

И необходимо осознать, что для «альтернативного» мышления типично противопоставление конструируемого им «проекта» предполагаемому «проекту» того или иного «руководителя», "вождя" (будь то Ленин, Сталин, Хрущёв и т. д.); это вполне естественно, ибо каждый такой проект являет собой субъективное мнение, которое поэтому предлагается, в сущности, взамен реализованного, но так же будто бы субъективного — ленинского или сталинского — проекта, — а не объективного хода истории.

В этом сочинении я стремился показать, что движение истории определяется не замыслами и волеизъявлениями каких-либо лиц (пусть и обладавших громадной властью), а сложнейшим и противоречивым взаимодействием различных общественных сил, и «вожди» в конечном счёте только «реагируют» — притом обычно с определенным запозданием (как было, например, при введении нэпа или при повороте середины 1930-х годов к "патриотизму") на объективно сложившуюся в стране — и мире в целом — ситуацию.