Эпоха Древних - Замиль Ахтар

– Я когда-то победил десятитысячную армию всего с шестью сотнями воинов, – сказал я. – Тогда у меня не было имени. Мой отец делал колесницы для богатеев в Костане, поэтому я знал несколько влиятельных семейств. Распутное поведение моей матери при дворе помогло мне установить еще немного полезных связей. Шестьсот человек – вот все, что принесла мне их влиятельность. Когда вас так мало, а врагов много, начинаешь ценить каждую жизнь. – Я устало покачал головой. – Если бы я захотел отдать вам шаха Кярса, это стоило бы мне десятков тысяч жизней. Да, под моим командованием легионы, но каждая жизнь драгоценна, как те шесть сотен, с которых я начинал.

Сира протянула ко мне тощие руки.

– Я хорошо представляю карту. Если бы ты ее увидел, то знал бы, что на пять тысяч миль вокруг нет и песчинки, не принадлежащей кому-нибудь, обладающему армией. У вас никогда не будет дома, раз вы не желаете за него сражаться.

– За что бы мы ни сражались, могу обещать, что это будет не ваше. Вы были добры к нам, и я сожалею, что мы не смогли придерживаться первоначального соглашения. Вообще-то, мы просто устали. Мы в ужасе. И большинство из нас уже тошнит от крови. Мы просто хотим… вернуться к прежней жизни.

– Я понимаю, – сказала Сира. – Я тоже устала. Цена, которую приходится платить за наши мечты… чересчур высока. Но я не могу просто так позволить тебе и твоему войску уйти по южному проходу в Аланью, уже охваченную войной. Если только…

Я не сказал ей, что Падшие ангелы все равно не дадут нам уйти. Пусть принимает свои решения, по-прежнему считая меня угрозой.

– Если что?

– Есть один город к востоку отсюда. Сомневаюсь, что он уже был построен, когда вы грабили все вокруг. Называется Мерва. Помогите мне захватить его. За ним расположены обширные земли силгизов и йотридов, но из-за этого города мы от них отрезаны. Если поможете взять Мерву, я дарую вам землю. Дарую вам дом.

Предложение заманчивое. Но не все так просто, как представляет Сира. Мы легко могли проиграть и погибнуть. Те, кто противостоит ей, настроены так же решительно.

– Я не могу принять ничью сторону в вашей войне.

– Сожалею, Базиль Разрушитель, но это неприемлемый вариант. Либо ты на нашей стороне, либо на вражеской. Выбирай.

– Как я уже сказал, сохраняю нейтралитет.

– А я говорю, что такой возможности не существует. Как я могу быть уверена, что ты не устроишь заговор против меня? Вся Аланья в огне. Тех, кто носит маску фальшивого нейтралитета, я сочту своими врагами. А учитывая твое упорство, я вообще не уверена, что тебя стоит выпустить из этого шатра.

Я слегка растерялся. В мое время латиане и этосиане равно чтили законы гостеприимства. Невозможно было взять кого-то в плен при переговорах. С моей стороны глупо верить, что такое достоинство сохранилось. Наступили времена вероломства.

Так же глупо было и враждовать с Сирой. Нам по-прежнему нужна от нее пища и вода, а иначе придется питаться кровью и плотью. Но Сира выглядела непривычно несговорчивой. С ней, похоже, что-то произошло. Поражение или потеря, которая ранила ее сердце. Сира говорила так, словно отчаянно пыталась зацепиться за последние преимущества.

– Падшие ангелы против нас, Сира. Они привели меня в ваше время, но это лишь злая шутка. Хочешь знать, кто мои враги? Они. Пока мы сидим здесь, они терзают моего сына.

Этим я слишком сильно открывал ей свою уязвимость. Но как иначе заставить ее понять?

– Может быть, ты это заслужил, – сказала она. – Все мы заслуживаем то, что получаем. Весы справедливости всегда в итоге уравновешиваются.

Сквозь полог шатра дунул ледяной ветер, и через проем, не касаясь ногами земли, вплыла голая женщина с лазурными волосами. Я содрогнулся, узнав Саурву. Что она здесь делает?

Нора вскрикнула, вскочила, по-прежнему прижимая ребенка к груди, и указала на плывущую в воздухе обнаженную женщину. Саурва двинулась к центру шатра. Глаза Норы округлились от ужаса, и она выбежала наружу.

Значит, переводчица Нора единственная из всех видит невидимое. Как странно.

Сира сняла с глаза повязку. Там, где я ожидал увидеть пустоту, обнаружился черный глаз. Взглянув на Саурву, она встала и выкрикнула что-то на парамейском.

Все присутствующие вскочили и выбежали из шатра. Я велел Йохану и остальным сделать то же самое. Через несколько секунд с Падшим ангелом остались только мы с Сирой.

Сегодня глаза Саурвы были белыми. А выглядела она злобной.

– Я оказывала вам поддержку, а вы отплатили за нее безрассудством. – Из ее рта каким-то образом исходили два голоса, один на старопарамейском, а другой на крестейском. – Сира, ты не возьмешь его в плен.

Сира выглядела такой же потрясенной, как и я. Что это у нее за колдовской черный глаз, позволяющий видеть за покровом?

– Ты мне не госпожа, – произнесла Сира, и Саурва без задержки перевела слова на крестейский. – Я не собираюсь его отпускать, не позволю уйти через северный проход с Кярсом, пока не расплатится за предательство.

– Ему никогда не найти северный проход. – Саурва хихикнула, и с ее губ сорвалось эхо, словно она смеялась на двух языках. – Ангелы этого не допустят.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Сира.

Саурва обернулась к Сире. У нее на затылке открылся глаз, и она могла наблюдать за мной, хотя глаз почти полностью прикрывали ее голубые волосы.

– Ты все строишь и строишь планы, но Несотворенный планирует лучше всех вас. Облегчение от кровавого тумана можно найти только в храме Хисти. Захвати его, как и собирался.

– Ты и мне не госпожа, – гневно произнес я, вложив в слова все свое разочарование. – Я не стану нападать на гробницу. Люди внутри никогда не были нам врагами. Я среди моря латиан и не хочу навлечь на себя их гнев. Как не хочу и служить твоему злому делу.

– Почему ты ее видишь? – спросила Сира. – Как ты получил способность видеть невидимое?

Я не собирался говорить ей, что имел сношение с демоном.

– Он переспал с моей матерью. – Саурва истерически расхохоталась. – И не верь ему, если скажет, что не получил удовольствия.

Тут она не врала. Когда Падшая поинтересовалась, что доставит мне удовольствие, я рассказал о той, что мне нравилась. И Падшая приняла обличье той девушки, правда, мне пришлось прикрыть ей глаза. Я действительно наслаждался. Есть особая сладость в грехе, не сравнимая ни с какими добродетельными делами. И чем серьезнее грех, тем он слаще.

– Наслаждался я или нет, но благодаря этому