Между двух войн - Денис Чекалов

Спрыгнув на середину городской площади, я первым делом удостоверился в том, что не помял своего костюма. Огромный орк стоял впереди меня, потрясая в воздухе сжатыми кулаками.

Площадь опустела. Люди, которые имели несчастье оказаться на ней, когда здесь появился кочевник, жались к стенам. Не у всех хватило решимости убежать сразу, а теперь они боялись даже пошевелиться.

Булыжная мостовая хранила следы разгрома. Повозки торговцев были перевернуты, фрукты и овощи раскатились по площади. Большинство лотков валялись разбитые в щепы.

Орк осматривал людей, боязливо стоявших вокруг него. Он не мог решить, кого из них атаковать первым.

Кочевник не расслышал, как я спрыгнул позади него, поэтому мне пришлось его окликнуть. Он развернулся, и его растерянности пришел конец. Теперь он знал, на кого выплеснуть свою ненависть к гиберийцам.

Франсуаз выбежала на площадь с противоположной ее стороны и остановилась. Она совершенно не запыхалась. Увидев меня, она сердито поморщилась.

Орк пошел на меня, разводя в стороны длинные когтистые лапы.

– Хотел бы я знать, – произнес я, – что ты здесь делаешь.

Кочевник склонил голову, блеснув на меня желтым глазом. Я поднял руки, выставляя их ладонями вперед.

– Тише, дружок, – сказал я. – Ты здесь не за тем, чтобы в одиночку выиграть войну, верно? Давай пого­ворим.

Генерал Грантий, наконец, смог догнать Франсуаз. Он остановился за ее спиной, в тревоге осматривая площадь. – Когда глаза полководца остановились на мохнатой фигуре орка, рука генерала потянулась к мечу.

Франсуаз перехватила его движение, не позволив Грантию вынуть оружие.

– Что вы делаете? – воскликнул военный. – Ему нужна помощь.

– Не нужна, – коротко ответила девушка.

Услышав позади себя громкий голос, орк обернулся. Его зубы вновь оскалились в злобной гримасе.

– Но… – начал генерал. Орк сделал шаг по направлению к нему. Франсуаз резко ударила Грантия локтем в живот. Ге­нерал задохнулся и, хрипя, начал опускаться на колени.

– Я сказала – заткнись, – процедила девушка.

– Ладно, – сказал я, обращаясь к орку. – То, что произошло там, – неинтересно. Она это ежедневно делает. Расскажи мне, зачем ты здесь.

Я не мог сказать, понимает ли орк мои слова. Я говорил на оркском наречии, но не мог знать наверняка, к какому из племен кочевников принадлежит этот степной воин. Его диалект мог отличаться от того, который избрал я.

Но тон моей речи, без сомнения, проникал в сознание орка. Он ступил еще на пару шагов, но уже скорее по инерции, нежели с желанием растерзать меня на куски.

Я попытался встретиться с ним взглядом, и мне это удалось.

То, что я увидел в желтых глазах степного воина, удивило меня. Я прочитал в них те чувства, которые дикий кочевник испытывает к жителям городов. Ненависть к тем, кто отличается от него образом жизни. Презрение к мирным, не знающим войны, крестьянам. Желание разграбить и сжечь дома, которые окружали его, заняв место привольной степи.

Но все это было сейчас придавлено к дну желтых глаз орка. Над привычными чувствами кочевника господствовало иное – и для самого орка было оно еще более неожиданным, чем для меня.

Орк был растерян.

Он не знал, почему очутился в центре городской площади. Инстинкт кочевника толкал его разрушать, но то же чутье подсказывало степному воину, что он оказался в какой-то ловушке и надо быть осторожным.

Я сильно пожалел о том, что не ношу оружия. Я мог бы вынуть его и положить перед собой, показывая, что не хочу сражаться.

– Спокойно, – тихо говорил я. – Все хорошо. Скажи мне, как ты здесь оказался?

Орк затравленно обернулся. Этот жест говорил о мно­гом. Кочевник привык чувствовать себя частью великого целого, лишь одним всадником из огромной орды. Теперь он был отрезан от своего мира, и это служило еще одним подтверждением того, что он пришел сюда не разведчиком и не диверсантом.

Степной воин чувствовал, что ему надо кому-то довериться. Душа кочевника не могла смириться с тем, что придется говорить с человеком.

– Все хорошо, – сказал я. – Говори со мной.

Орк подался назад. Его лапы опустились, а плечи ссутулились. Это служило знаком, что он не станет нападать.

Я сел на землю, подогнув под себя ноги. Это было знаком начала переговоров, принятым у кочевых племен степи.

Орк несколько мгновений смотрел на меня почти не моргая. Потом оперся руками о землю, садясь передо мной.

Что-то просвистело в воздухе, и короткий арбалетный болт вонзился в горло кочевника.

Я вскочил, Франсуаз в бешенстве обернулась в ту сторону, откуда раздался выстрел. Один из самарийских легионеров, до того стоявший неподвижно на высокой крыше, спустил тетиву.

Франсуаз схватила генерала Грантия за горло и заставила его распрямиться. Военачальник еще не мог прийти в себя после удара девушки.

Шея полководца хрустнула, когда он был вынужден поднять голову.

– Что вы наделали? – прошипела Франсуаз. – Мы должны были допросить его.

Генерал не смог ответить сразу, ему пришлось откашляться, чтобы его горло вновь обрело возможность пропускать сквозь себя слова.

– Мои люди не привыкли говорить с орками, – произнес он. – А я не мог дать им сигнала – по вашей вине.

Самарийский военачальник только что получил сильный удар в живот, и он не собирался оставлять этого безнаказанным. Но когда Грантий встретился с серыми, полными бешенства глазами Франсуаз, он понял, что лучше смириться.

Его пальцы, затянутые в белые перчатки, судорожно сжались.

Франсуаз подошла к мертвому орку.

– Как ты? – спросила она, обращаясь ко мне. Генерал, подозвав к себе арбалетчика, что-то строго ему выговаривал.

– У меня почти получилось, – произнес я. – Ненавижу это почти.

Девушка перевернула тело носком сапога.

– Нет доспехов, – сказала она. – Кочевник не пойдет на вылазку без доспехов.

Ее серые глаза сверкнули, она вопросительно взглянула на меня.

– Да, – сказал я.

Генерал Грантий, опустив голову, торопливо подходил к нам.

– Только не стоит говорить об этом сейчас.

– Шерсть на его руках свалялась, – отрывисто произнесла Франсуаз., и ее сильные пальцы сжались на отворотах моего костюма.

– Да, – ответил я. – Тише, Френки, а то все решат, что ты меня насилуешь.

Девушка разжала пальцы. Верховой дракон, вздрагивающий крылами в своем стойле, да гнедая лошадь были единственными свидетелями нашего разговора.

Демонесса взглянула туда, где распахивалась широкая дверь на улицу, и еще раз убедилась в том, что нас никто не подслушивает.