Французская защита - Анатолий Арамисов

И Игорь продекламировал расхожее в институте название отделения технических видов спорта:

— Авто-мото, вело-фото, гребля, е…ля и охота! Вспомнил ее?

— Ну… что-то не припоминаю, — неуверенно ответил я.

— Я тебя с ней познакомлю! Классная девка! Мне о ней одна подруга рассказывала.

— Это та, которая приходит сюда, пока меня нет? — улыбнулся я.

— Ну да… — Игорь как-то смешно хрюкнул и продолжил, — а Ритка узнает, — заревнует, точно тебе говорю! Бабы — они такие! Когда за ними носишься, задирают нос, а как только меняешь их, как перчатки, тогда начинают ревновать и тебя уважать…

— Да нет, не хочу я так. Мне нужна только она…

Игорь засмеялся над моей наивностью:

— Ну и лох тогда ты! Так и будешь страдать? Если бы она тебя хотела, — давно бы у вас все случилось…

Я молча лег в кровать и отвернулся к стене.

Прошел год.

Ничего не менялось в наших отношениях с Ритой. Только все реже и реже появлялась она в институте, кривая ее спортивных успехов резко шла в гору.

Я же никак не мог сосредоточиться только на шахматах, и попутно увлекся вместе с другим приятелем Володей Соколовым и двумя его друзьями игрой на гитаре. Вечерами вчетвером собирались в пустующей институтской аудитории и разучивали популярные хиты того времени, раскатисто гремя по коридорам звуками электроаппаратуры. Примерно два — три раза в месяц по субботам в институте устраивались танцы, и мы с удовольствием обрушивали из колонок децибелы на головы отдыхающих девушек и парней.

Рита никогда не приходила туда, хотя я несколько раз приглашал ее оценить наши музыкальные успехи. Она весело отшучивалась:

— Да мне с детства медведь наступил на ухо, точнее, на все уши сразу!

И с некоторой ехидцей спрашивала:

— Наверное, там у тебя куча поклонниц завелась, а?

— Завелась, — вначале правильно реагировал я, и тут же делал «тактическую», как упорно доказывал мне Игорь, ошибку:

— Ты же знаешь, что кроме тебя, мне никто не нужен…

Рита улыбалась и загадочно молчала.

Развязка наступила неожиданно.

Во время очередных субботних танцев, когда я, разгоряченный шумным успехом у молодежной аудитории, потягивал за кулисами в перерыве холодное «Жигулевское», ко мне вихляющей походкой подскочил Вовка Глузман:

— Слышь, Маккартни (так с некоторых пор звали меня ребята из-за пристрастия к четырехструнному музыкальному инструменту), отойдем — разговор есть…

Я вышел с ним в коридор.

— Ну?

— Ты только не думай, что я хочу специально тебя расстроить, но…

— Что? Рита?

— Да. Я вчера видел, как она выходила из клуба на Гоголевском с Глебом под руку.

Я посмотрел однокурснику в глаза. Он не выдержал взгляда и опустил голову.

— Ладно. Спасибо за информацию, Вов…

…Рита нервно ходила по комнате и гневно сверкала глазами:

— Ну и что? Мы с тобой разве муж и жена? Я встречаюсь с кем хочу, и когда хочу!

— Я тебя люблю! Понимаешь ты?? Очень люблю! И мне больно в последнее время от этого…

Рита остановилась и подошла близко ко мне. Что-то дрогнуло в ее лице, когда она спросила:

— Почему тебе больно? Я в чем-то виновата?

— Нет, ты не виновата. Это я придумал себе, что и ты испытываешь какие-то чувства ко мне… А это все — мираж…

Она молчала.

Я собрал всю волю в кулак и обнял ее за талию, легонько притянув к себе:

— Не надо, — еле слышно прошептала она.

— Рита… я давно тебе хотел сказать… Я люблю тебя… выходи за меня замуж..

— Ты серьезно? — глаза любимой прищурились, как бы по-новому взглянув на меня.

— Вполне.

И вдруг она засмеялась. Но не тем смехом, веселым, заливистым, к которому я привык, а едким, с нотками сарказма:

— Ну и где мы жить после свадьбы будем, а? — пытливо заглянула она мне в глаза.

— Снимем квартиру для начала или комнату.

— Да? И на какие деньги? На наши стипендии?

— Нет… я же скоро закончу учиться, пойду работать.

— Ага. Понимаю. Только знаешь, я привыкла к хорошим условиям.

— Я постараюсь создать их для тебя…

Рита зло хмыкнула:

— На что? На зарплату тренера? Это мило… Ты даже не сумел вырасти как игрок за эти годы… хотя нет… на гитаре, говорят, здорово тренькаешь!

— А если я стану сильным шахматистом?

Она помолчала, и потом, как будто собравшись с духом, выпалила:

— А вот тебе мое условие! Я буду ТВОЕЙ только тогда, когда ты станешь гроссмейстером, — последнее слово Рита произнесла медленно, по слогам, как будто издеваясь.

— Для тебя это так важно? — насупился я.

— Да. Важно. Будь хотя бы, как я. Ведь часто же произносят: муж и жена — одна сатана.

— Или как Глеб? — не выдержал я.

Глаза ее потемнели:

— Да! Да!! Хотя бы как Глеб! Он — молодец! Из-за кордона не вылезает, играет один турнир за турниром, приличные деньги привозит, и квартиру уже себе купил.

— Хорошо. Условие принято, — отчеканил я, — надеюсь, ты свое слово сдержишь обязательно?

— Сдержу, не беспокойся. Только я сомневаюсь что-то в твоем успехе…

— Время покажет. А пока — прощай! — последние слова дались мне с огромным трудом.

Я вышел на улицу.

Неведомая ранее волна металась по моей груди. Она то наваливалась на сердце жестокой болью, то уходила куда-то ввысь, к звездам, недосягаемо мерцавшими над моей головой, и снова, как будто отразившись от них, возвращалась в сердце. Горло сжимала странная судорога, душа моя плакала. Я медленно шел по вечерней Москве, глядя себе под ноги и поминутно прижимая ладонь к левой стороне груди. Я многим позже понял, что в эти минуты умирала моя первая, НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ, рвалась из груди, растворяясь в небытие.

Но какое-то шестое чувство подсказывало: мы еще встретимся с Ритой. Прошло время.

Спустя год после разлуки с любимой я впервые пожал плоды моей сумасшедшей (иного слова не подобрать!) работы над своим совершенствованием, став мастером. В шахматных газетах и журналах стала мелькать моя фамилия, иногда даже на одной странице с именем бывшей возлюбленной. Спустя еще год я, открыв очередной номер журнала «64», увидел фотографию цветущей гроссмейстерши, вместе с Глебом.

Они поженились.

Однако это обстоятельство, как ни странно, нисколько не повлияло на мой настрой. Я с упорством отчаянного альпиниста лез наверх по нелегкой дороге профессионала, выигрывая турнир за турниром.

И вот мой час настал…

…Телефонный звонок в уютном номере подмосковной гостиницы прервал мои сны.

Я снял трубку и сонно произнес:

— Алле… слушаю…

— Маккартни, спишь? — радостно заверещал знакомый голос.

— Ну… а кто? Вовка, ты, что ли? — начал просыпаться я.

— Молодец, узнал, дрыхнуть меньше надо… ага. У меня к тебе сразу несколько новостей. С какой начинать? — это голос Вовки Соколова, который стал спортивным функционером, сотрясал телефонную мембрану.

— С плохой.

— Заметано. В турнир, где ты завтра будешь играть, в последний момент включили женщину, так что норма гроссмейстера на пол-очка повысилась.

— Тьфу ты! Теперь 12 из 15 надо набирать, — расстроился я.

— Вот, а сейчас одни хорошие новости для тебя.

— Говори, не томи!

Володя немного помолчал, как будто желая придать своим словам больший эффект и выпалил:

— Женщина эта — чемпионка Москвы. И знаешь кто?

— Кто? — задал я вопрос, уже предвидя на него ответ. Внутри все всколыхнулось, умом я понимал, что это должно быть безразлично мне, но душа… она отказывалась верить…

— Кто-кто… Рита наша, что — забыл уже?

— Нет, хорошо помню. Спасибо за новость.

— А это еще не все! — заорал Вован в трубку.

— Ну что еще?

— Она по слухам, развелась недавно с Глебом своим… Что-то у них не сложилось там. Поговаривают нехорошее… — голос друга приобрел оттенок таинственности.

Я чертыхнулся.

— Меня не интересуют сплетни. Когда завтра жеребьевка?

— В пять вечера начало. Одежда парадная. Договорились?

— А что так торжественно?

— Там будет высокое начальство из спорткомитета. Не подведи, а?

— Не подведу.

Я положил телефонную трубку на аппарат и подошел к окну. Вот мы и встретились. Завтра увидимся, интересно, как она сейчас выглядит?

И помнит ли наше условие? Ведь здесь у меня есть шанс выполнить его… и тогда…

Что-то похожее на волнение сдавило грудь. Однако, господин бывший гитарист, — бросить сомнительные сантименты прочь! Тебя ждет тяжелая двухнедельная работа! И если разные сентиментальные волнения будут отвлекать твой мозг, ничего хорошего не жди. Завтра… завтра… да.

Я уверенной походкой вошел в турнирный зал, по привычке опоздав на несколько минут. Это бьиа моя давняя примета — чуть задержаться к открытию, игроки, знаете ли, — люди суеверные.